Марс, экспедиция D-12. 7 ноября 2309 года по земному календарю (8 сентября 189 года по марсианскому).
Больше всего на свете Мэлори ненавидел свой «волевой подбородок». Этому подбородку мог бы позавидовать любой актёр древних вестернов – выступающая, твёрдо очерченная кость, круто вогнутая впадина под нижней губой, глубоко прорезанная вертикальная ложбинка по центру. Но природа лгала без зазрения совести. Этот подбородок изображал то, чем Мэлори не был. И он стыдился своего лживого, самозваного подбородка, как стыдятся родственника, пойманного на подделке древнегреческой керамики. Это была одна из причин, по которой он так и не смог полностью привыкнуть к необходимости бриться и чистить зубы в присутствии женщин – особенность станционного быта, вызывавшая у него острую идиосинкразию.
Марсианские станции не могли позволить себе два отдельных банных помещения для женщин и мужчин. Предбанник с рядом умывальников и малых сушилок был общим; сами же душевые кабины были непрозрачными, рассчитанными на одного человека и потому не оскорблявшими ничьей скромности. Зайдя в кабину, участник экспедиции просто складывал одежду в герметичную нишу в стене, а после душа обсыхал под мощным потоком специально разреженного воздуха (на время этой процедуры был предусмотрен кислородный шланг для дыхания, но некоторые обходились и без него). Так что каждый одевался, не покидая кабины. Но более мелкие нужды, вроде умывания, неизбежно сводили их вместе в предбаннике.
Мэлори не любил необходимость бриться в присутствии женщин потому, что она сталкивалась с другой, более объективной необходимостью смотреться в зеркало. Он опасался, что его заподозрят в любовании собой. Он и сам не раз замечал за собой, что он изучает себя в зеркале слишком придирчиво, и ему казалось, что эта придирчивость воспринимается со стороны превратно.
Именно по этой причине Мэлори приучился вставать ровно в 6.30 – на полчаса позже, чем станционный персонал, и на полчаса раньше, чем остальные археологи4. И всё же он напоролся возле умывальников на Риту Кертис, оператора пищеблока. Рот её был полон зубной пасты, брызгавшей во все стороны; вместо приветствия она пробубнила что-то сквозь щётку. Мэлори коротко кивнул ей и прошёл к самому дальнему умывальнику.
В очередной раз взглянув в зеркало, он подумал, что подбородок ковбоя – ещё не самый худший вариант. Разумный Дизайнер, если только он существовал, вполне мог бы в приступе дурного настроения наградить его скошенным назад подбородком блаженненького. А так – пожалуй, даже лучше, что люди, встречающие его впервые, не сразу могут его раскусить. В конце концов, лучший повод держать марку – стремление соответствовать своей внешности.
Скептический голос изнутри нашёптывал ему, что именно это ему и не удаётся. Но Мэлори загасил его по мере возможности. Он оглянулся через плечо – Риты уже не было. Он поднёс руку к носику дозатора. Сработал фотоэлемент, дозатор дзынькнул и выплюнул ему в ладонь прозрачную кляксу геля для бритья. Не отпустить ли бороду, подумал Мэлори на мгновение. Он бы давно отпустил, если бы не уверенность, что с бородой он будет выглядеть смешно. И так лысина намечается, а если к этому ещё прибавится борода, у него точно будет вид старпёра – в его-то сорок восемь.
– Доброе утро, Артур!
Кого ещё там принесло, раздосадованно подумал он, оборачиваясь, хотя уже знал, кого.
Возле соседней мойки стоял Лаи. Господи, этому-то зачем понадобилось вставать на полчаса раньше? Он был без блузы, в белой футболке; через плечо его свисало полотенце в легкомысленный красный цветочек. Привёз с собой, догадался Мэлори. На станции полотенец не выдавали, экономя расходы воды на стирку – вода оставалась на Марсе главной проблемой. Стирка полотенец с частотой, необходимой по гигиеническим нормам, значительно увеличила бы нагрузку на водоочистную систему. На случай поломки сушилок на станции держали бумажные полотенца, но ими не так часто приходилось пользоваться.
Мэлори повторил свой ответный кивок, теперь уже в адрес барнардца. Ему понравилось, что Лаи был небрит и в футболке. В таком виде он был как-то понятнее. Мэлори с неудовольствием подумал, что через час в столовой окажется прежний Лаи – подтянутый и, при всей своей улыбчивости, непроницаемый. Да, он оставался непроницаемым, хотя подружился со всей экспедицией и хотя Коннолли называл его «Вик».
Больше не глядя на Лаи, он наконец поторопился закончить бритьё. Он не имел представления о том, что он только что совершил непозволительную грубость. По барнардскому этикету, никакая субординация не отменяла обязанности полноценно отвечать на приветствие. Будь на месте Лаи меньший знаток земных нравов, он бы обиделся. Но Лаи впервые попал на Землю в пятнадцатилетнем возрасте и успел извлечь для себя кое-какие уроки. Ему пришлось ко многому привыкнуть с тех пор. Поэтому он просто усмехнулся и стал оборачивать полотенце вокруг шеи.
– Привет, – сказал Коннолли, подходя к сидевшему за пультом. Концы лабораторной косынки, стянутой элегантным узлом, порхнули, когда Лаи повернул голову. Барнардец лихо оттолкнулся ногами от пола и развернул своё кресло навстречу Коннолли.
– Привет, Патрик.
– Как всегда, по уши в работе?
– Не так много мне для этого надо работы, – широко улыбнулся Лаи. – Мои-то уши расположены на тридцать сантиметров ниже твоих.
– Интересная у тебя математика, – ответил Коннолли. – Тогда почему это мне всё время кажется, что я завален с головой?
– А ты встань с четверенек, – Лаи подхватил стило и указал им через плечо. – Тут есть к чему припрячь мозги.
Эта его неожиданная грубоватость была в новинку Патрику и вызвала у него прилив симпатии. Да какой он, к лешему, инопланетянин, подумал Коннолли, умиляясь его акценту. Нормальный парень, как все… Понормальнее некоторых с земными данными в документах.
– Вик, – поинтересовался он, – сколько новых слов ты учишь в день?
– Сейчас не очень много, – охотно ответил Лаи, – не больше пятидесяти. Времени нет. Гляди…
Он отъехал вместе с креслом в сторону, чтобы не загораживать экран. На зелёном фоне светились модели «розы», снятой в нескольких ракурсах. Справа высилась колонка данных.
– Это результаты трёхмерного сканирования. Патрик, это не просто артефакт. Это продукт технологически развитой цивилизации.
– Да ну-у?! – фальшиво протянул Коннолли, хотя понимал, что у них нет оснований не верить своим глазам. Лаи увеличил масштаб.
– Боишься сглазить? Напрасно. Несомненные следы обработки. Похоже на высокоточный станок.
Коннолли оторвался от экрана и плюхнулся в свободное кресло поблизости. Кресло отозвалось дробным скользким стуком – разболтались шарниры.
– Тянет на Шлимановскую! – Патрик потянулся и сцепил руки за головой. – Пора подумать о церемонии вручения. Ты приготовил фрак?
Лаи расхохотался и одним толчком придвинул своё кресло к креслу ирландца.
– Не думаю, что мне пойдёт фрак. Я бы ограничился чёрным костюмом. Да и тебе советую.
Коннолли вытянул ноги далеко вперёд и шутливо пнул кресло, без особых усилий вернув Лаи на его место у стола. Барнардец ловко извернулся, чтобы не угодить локтем в пульт.
– Полегче, Патрик. У тебя эйфория зашкаливает.
– Это оттого, что выпить нельзя, – сказал Коннолли, елозя собственным креслом по полу. – Ладно, на Земле мы это компенсируем.
Он прикрыл глаза.
– Первым делом, как прилетим – скотч, годиков на пятнадцать. Не это надувательство, которое продают в космопортах под наклейкой «виски». «Искусственно состаренный виски»! Это ж надо было додуматься!
Лаи сочувственно подмигнул ему.
– Ну, тот фой-ири, который продаётся в наших космопортах, тоже делают не совсем из семи сортов ягод…
– Везде одно и то же, – элегически заключил Коннолли. – А ты что любишь?
– Бренди, – томно сказал Лаи, и глаза его чуть затуманились явно приятным воспоминанием. – Это единственное, в чём я не патриот.
Коннолли беспокойно поглядел на монитор за его спиной.
– Слушай, Вик, а ты уверен, что ошибка исключена?
– Машина не ошибается, – беспечно сказал Лаи. – Я не домысливаю ничего сверх того, что заложено в ваши базы данных.
– Честно говоря, не очень понятно… Как, по-твоему, это совмещается – высокоточный станок с примитивным погребальным обрядом?
– А почему бы и нет? Многие народы блюдут свои традиции на любом технологическом уровне развития. Да вот взять хотя бы ваших парсов – они до сих пор скармливают своих покойников хищным птицам.
– Фу, – Коннолли передёрнуло. – Откуда у тебя такие познания о парсах?
– От попутчика на одном из обратных рейсов с Земли. Кажется, он был из Новой Зеландии. Пока мы были в свёрнутом пространстве, он мне рассказал про свой бизнес – он, оказывается, разводит экологически чистых грифов и продаёт их парсам для погребальных нужд.
– Патрик, – позвали сзади. Голос был настолько глухой и робкий, что Коннолли не сразу сообразил, кто это может быть. Но стоило ему повернуться, как он сразу увидел Эрику Йонсдоттир.
Она стояла, как всегда, с опущенной головой, засунув руки в карманы комбинезона. Она так редко первой обращалась к коллегам, что Коннолли безошибочно определил внештатность ситуации.
– Ну, что там у тебя? – недовольно откликнулся он. – Что-нибудь зависло?
– Не знаю, – без интонации произнесла Эрика. Её желтоватое припухшее лицо было безразлично, косынка надвинута до самых глаз. – Реконструкция не сходится. Я хотела попросить, чтобы ты взглянул.
– Ладно, – Коннолли выбрался из кресла. – Видишь, Вик, девчонки без меня никак. Придётся помогать.
Эрика молча проводила его к своему рабочему месту. Уж не страдает ли она аутизмом, подумал Коннолли. Бывают же такие клуши – сутками не скажет ни слова, в глаза никому не смотрит, а похоже, что и в зеркало. Коннолли не знал, что женскому составу экспедиции гораздо больше известно о причинах замкнутости Эрики.
Возле компьютера их дожидалась Лика Мальцева, к которой присоединился Амаи Ори. Юный стажёр проверял подключение трёхмерного сканера.
– Брось, Амаи, бесполезно, я же говорю, – пыталась увещевать его Лика. – Сканер работает.
– Надо же докопаться, в чём проблема, – упрямо отвечал Ори, ковыряясь в системном меню. У него была слабость к электронике, хотя иногда после его манипуляций приходилось прибегать к услугам станционного программиста, за что Ори уже досталось немало штрафных. Коннолли подошёл к ним вслед за Эрикой.
– Что не работает-то?
– Если б мы знали, – сказала Лика. Ори оторвался наконец от экрана. Он взмок от усердия, кудри выбились из-под съехавшей набок косынки и свисали влажными спиралями.
– Контакт есть… – беспомощно развёл он руками. – Сигнал от сканера идёт.
– Ещё бы он не шёл, – ответила Лика. – Сканер исправен. Я проверяла его на отпечатках наших рук в пластилине.
– Так в чём же дело? – Коннолли не понимал, что от него требуется. Лика вздохнула.
– Реконструктор зависает, как только мы вводим параметры марсианских останков. Эрика, покажи ему.
Исландка, не говоря ни слова, тронула стилом надпись в меню: «Повторить». Экран пошёл какой-то сине-белой рябью, а затем высветился розовый квадрат, гласивший:
«Запрещённые параметры или неверный ввод. Ошибка системного характера».
– Так, – сказал Коннолли, соображая, чем может быть вызван сбой. – А что у вас в сканере?
– Сейчас – ничего. Мы сняли данные с четырёх скелетов и сохранили их для ввода.
– Жвачка у кого есть?
Эрика пошарила по карманам и протянула ему сильно замусоленную и обтёртую упаковку. Разорвав бумагу, Коннолли смял пластинку и запихнул её в рот. Когда он решил, что жвачка прикушена достаточно глубоко, он вынул комок изо рта, положил его на чистую бумагу, откинул дверцу сканера и вдвинул лист внутрь.
– Пускайте, – сказал он. Ори снял параметры и ввёл их в реконструктор. Цвет монитора мгновенно сменился на тёмно-синий, и на нём вспыхнула ярко подсвеченная объёмная модель коренных зубов человека разумного мужского пола. Модель вышла не во всём безупречной, но всё же для таких исходных данных степень приближения была великолепна.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Лика во все глаза уставилась на изображение. Коннолли запустил пальцы под косынку на затылке.
– Пока не очень… Слушай, а что, если у него зависла функция усреднённых параметров? Вот и объяснение.
– Не годится, Архимед ты наш, – со вздохом сказала Лика. – По отпечаткам рук он прекрасно берёт усреднённые данные.
– И всё-таки попробуй ввести каждый скелет по отдельности, – посоветовал Коннолли.
– Попробуем, а что нам ещё осталось? Амаи, давай, что ли, номер второй – у него сохранность лучше.
– А почему вообще вам понадобились усреднённые данные? Из-за сохранности?
– В том-то и дело. Скелеты всё-таки не совсем полные. Где не хватает позвонков, где других костей. Мы с Эрикой решили, что для максимальной точности нужно учесть все образцы, которые уже подготовлены к сканированию.
– Вы только гляньте, – сипло сказала Эрика. Она нависала над Ори, склонившись через его плечо. Барнардец растерянно насвистывал сквозь зубы.
– Так вот, значит, они какие, – наконец проговорил он и отложил в сторону стило.
Существо, отобразившееся на экране, было не слишком привлекательно. Оно стояло на двух ногах и не имело хвоста, но всё же больше походило на ящера, чем на человека. К тому же его тело было сгорбленным и асимметричным, левое плечо опущено много ниже правого, и на левой руке только три пальца, тогда как на правой было четыре.
– Мутант какой-то, – неприязненно сказал Коннолли. – Похоже, и впрямь реконструктор глючит. Только почему исключительно на марсианах?
– Вряд ли его глючит… – задумалась Лика. – У этого экземпляра не хватало именно рёбер с левой стороны и пальца на левой руке.
– Но ведь программа рассчитана на то, чтобы корректировать утери?
– Значит, она не воспринимает эти дефекты как утери, – заявил Ори. – Как говорят у вас на Земле, машина дура, но честная.
– Хочешь сказать, что наш марсианин таким родился? – Лика недоверчиво взглянула на изображение. – Не очень похоже на нормальный живой организм.
– А с чего это мы взяли, что он обязан быть нормальным?
Все удивлённо оглянулись на Эрику. Её прорвало; она прохаживалась взад-вперёд, сцепив руки за спиной, и взгляд её был сердитым. Ничего себе; оказывается, у неё есть выражение лица, подумал Патрик.
– Как это – обязан быть нормальным?
– А так. Может, мы раскапываем дом инвалидов. Да и вообще, что мешает первому найденному нами марсианину оказаться уродом? Мы даже не знаем, отчего они вымерли. Но то, что уничтожило целые города, вряд ли способствует размножению фотомоделей.
– Эрика права, – сказала Лика. – Мы как-то упустили из виду связь между этими звеньями. Метеоритный удар, ядерная война, экологическая катастрофа – что бы это ни было, оно должно было отразиться на здоровье населения.
– Ясно теперь, почему реконструктор зависает, – произнёс Ори. – Если бы у нас была большая выборка… А тут, когда их всего четыре, достаточно одного урода, чтобы сбить программу.
– Ну да. Раз анатомия не сходится, то, с точки зрения компьютера, перед нами разные виды, а то и отряды. Вот он и протестует против усреднения параметров. Вычислите-ка среднее между обезьяной и утконосом!
– Давайте посмотрим остальных, – нетерпеливо сказал Коннолли.
Ори поколдовал над файлами, и компьютер выдал образы ещё трёх созданий, одно другого уродливее. Археологам едва хватало места перед экраном, они дышали друг другу в уши, наклоняясь через голову стажёра. Наибольший сюрприз преподнёс раздробленный череп, найденный вчера Лагранжем. Программа старательно восстановила его целостность, и было отчётливо видно, что у марсианина три глаза – два обычных и теменной, как у древних пресмыкающихся Земли.