Российская Федерация. Чукотка. Анадырь
Наконец-то в городе было объявлено чрезвычайное положение. Анадырь был закрыт на жесточайший карантин.
Приостановлена работа рынков, магазинов, в школах прекращены занятия. Не работали рестораны, дискотеки, казино и другие увеселительные заведения. Местный бизнес терпел серьезные убытки, но не возмущался – неизвестной болезни боялись все.
Порт был закрыт, суда не приходили и не уходили.
Аэропорт работал только на прием самолетов с московскими специалистами.
На всех въездах в город стояли милицейские патрули, никого не впускавшие и никого не выпускавшие, хотя въехать в город желающих не было, а вот выехать... находились.
Город был в осаде. По радио и местному телевидению периодически передавали обращения властей к жителям с просьбой не покидать свои жилища без крайней необходимости. Но жители, раньше властей понявшие серьезность создавшегося положения, уже давно не покидали своих домов и квартир. Запасшись провизией, в основном консервами, водкой и сигаретами, сидели у телевизоров и со страхом ожидали своей очереди.
В радио – и телесообщениях были лишь предостережения и никакой информации о том, как избежать заражения, а раз нет информации, ее заменяют слухи.
Слухи плодились массово, один нелепее другого. Местные АТС не выдерживали нагрузки, разнося эти нелепицы по городу, ведь общались жители теперь в основном по телефону.
Некоторые из слухов были далеко не безобидны.
Кто-то предположил, что вероятность заболеть страшным недугом существенно снижается, если употреблять алкоголь, и, надо сказать, это предположение было не совсем безосновательно, хотя к самому факту заражения не имело ни малейшего отношения.
Основанием для этого слуха послужило то, что заболевшие пьяницы, сразу не обратившиеся к врачам, а продолжавшие по привычке пить дальше, выдерживали вместо обычных шести, от силы семи дней по нескольку недель, потом, правда, все равно умирали. Но болезнь как бы тормозила в их отравленных этиловым спиртом организмах. Это-то и породило мнение, будто с помощью водки можно как-то защититься от болезни. Водку стали давать даже детям, и в больницу стали поступать пациенты с алкогольным отравлением, в ход шла не только водка, но различные суррогаты.
Другим народным средством был уксус. Кто-то где-то вычитал, что в давние времена, во время эпидемий чумы, косившей целые страны, использовались тряпичные повязки, пропитанные уксусом. Сказано – сделано, в ход пошел уксус, вещь дешевая, и потому его не жалели, как известно, кашу маслом не испортишь. И в больницу стали поступать больные с химическими ожогами дыхательных путей и пищеводов.
И без того переполненные больницы пополнялись все новыми и новыми пациентами – жертвами уже не самой болезни, а самопрофилактики.
Обеспокоенные власти и медики с помощью радио и телевидения наперебой убеждали жителей не применять средств самолечения, но было уже поздно, в ход пошло излюбленное народное средство – керосин, до этого его применяли только от вшей и от ангины, им смазывали гланды. Теперь керосин был редкостью, и его, недолго думая, заменяли бензином. Куриный помет, настоянный на самогоне, перекись водорода, марганцовка, да мало ли еще чего...
Отсутствие информации, недоговоренность, искусственное сокрытие фактов порождают порой такие слухи и домыслы, которые приносят вред гораздо больший, чем причина, их породившая.
Случилась как-то совершенно незначительная авария на Балаковской АЭС, что в Саратовской области, даже не авария, так, тьфу, водопровод прорвало с обычной водой, не радиоактивной. Через несколько часов досужие журналисты по центральным каналам телевидения раззвонили об этом на всю страну. Ну, журналисты-то ладно, что с них взять, они никогда не утруждали себя изучением сути дела и техническими деталями. Грамотный, знающий, о чем пишет, журналист теперь большая редкость. Но тут ведь еще какой-то дурак, а иначе его и назвать-то нельзя, уже из специалистов, заявил, что радиоактивное облако покроет Пензенскую, Самарскую и еще ряд областей, не считая Саратовской.
Одновременно с этим возник слух, неизвестно откуда взявшийся, что йод снижает действие радиации.
За несколько часов в «обреченных» областях смели с прилавков аптек все йодсодержащие препараты, и, как следствие, в больницы стали поступать пациенты с сильным отравлением йодом. А протекавшую водопроводную трубу на АЭС на следующий день заменили.
Возмущенные депутаты многочисленных дум брызгали слюной с экранов телевизоров, возмущались произошедшим, клялись-божились найти и наказать виновных.
Вместе с ними возмущались и журналисты. Через пару дней все, как всегда, утихло, а больные продолжали лечиться от отравления.
Что-то подобное происходило сейчас и в несчастном Анадыре.
Но как бы то ни было, жесткие меры принесли определенные результаты, эпидемия была локализована, и темпы заражения немного снизились.
Больницы города наводнили московские вирусологи, ходившие по палатам в белых балахонах и респираторах. С собой они привезли современное оборудование, медикаменты. Производились сотни анализов и проб, но сколько-нибудь значительных успехов достигнуто пока не было.
Вдовин лежал в своем кабинете на кушетке, задумчиво глядя в белый потрескавшийся потолок. Болезнь не пощадила и его. Рядом с ним сидел его коллега и верный друг Николай Осеткин.
Виктор Павлович заболел два дня назад, и сейчас болезнь была как раз в той стадии, когда температура спадает и больной чувствует себя значительно лучше, появляется надежда. Но Вдовин понимал, что это не выздоровление, а начало конца, поэтому никаких иллюзий не питал.
– Да, Коля, так и пролетела жизнь, как-то второпях, в суматохе. Все время думал, что вот разберусь немного с проблемами, а уж потом... А потом новые проблемы... Видно, этого «потом» просто не бывает. Помнишь Лешу Брагина?
– Помню, конечно. А что это ты вдруг про него?
– Прохожу я как-то по двору, снег уже выпал, холодно, сыро, а он лежит под машиной, был у него старенький джип «Труппер», и глушитель снимает. А глушитель – дырка на дырке, весь гнилой, если варить – цеплять не к чему. Я ему говорю: «Леш, ты б купил новый, что ж ты мучаешься?» А он мне: «Да ладно, этот подварю, зиму доезжу, а весной я его весь перетрясу: и ходовую, и выхлопную вкруг поменяю. Тогда уж и буду ездить как человек, а пока не до этого».
– Ну и что?
– Через полтора месяца он умер. Опухоль мозга. Так и не поездил как человек.
– Вить, ты эти мысли брось... – начал было Николай Николаевич.
– Эх, Коля! Как же я их брошу? Самое им время. Я ведь сейчас стою, вернее, лежу, встать-то теперь мне уже не придется, – на пороге вечности.
Николай промолчал, он не знал, что сказать.
– Если хочешь насмешить бога – расскажи ему о своих планах, – немного помолчав, изрек Виктор Павлович. – Вот я к чему, Коля. Ведь у меня тоже были планы, мечты, может быть, и убогие, но все же. Слушай, а как ты думаешь? ТАМ что-то есть? Хотя что я у тебя спрашиваю, через несколько дней сам все узнаю.
– Вить, а может быть, они что-то придумают? – Он мотнул головой в сторону коридора, откуда доносились нестихающие шаги, слышались голоса, московские вирусологи работали не покладая рук. – Видишь, как взялись.
– Да ладно тебе, Коля! Мы же с тобой умные люди, к тому же врачи, специалисты. Зачем себя тешить напрасными надеждами? Ты же знаешь, сколько обычно уходит времени на получение вакцины и сколько его у меня. А тут еще случай особый. Кстати, ты не знаешь, они хоть как-то продвинулись?
– Да я бы не сказал, хотя они нам много не говорят, запрещено. У нас в больнице сейчас представителей спецслужб больше, чем врачей, они всем заправляют.
– Фээсбэшники?
– Да кто их разберет! Наверное, не только фээсбэшники, ругаются между собой. Но кое-какие новости есть. – Николай хитро улыбнулся, глядя на друга, и его и без того узкие глаза совсем исчезли с круглого лица.
– Ну, говори! Не тяни.
– В нейрохирургии москвичам помещение выделили, у них там и лаборатория, и зал совещаний. Аппаратуры они понавезли!.. Видимо-невидимо. А убирается там Раиса Ефимовна, она на полставки там.
– Что? Раиса Ефимовна полы моет?! – Виктор Павлович аж привстал от возмущения.
– Ну, а что ей остается делать? У нее в этом году у дочери еще один ребенок родился, а какая у терапевта зарплата, ты сам знаешь. Вот она и подрядилась.
– Твою мать! Ну что это за страна, где заслуженный врач, чтобы не умереть с голоду, должен говно убирать в собственной же больнице?!
– Ладно, Витя, ладно. Ты как будто впервые это слышишь!
– Про Раису Ефимовну – впервые.
– А про других? Да ладно, что там говорить! Так вот, слушай!
– Ну?
– Сегодня утром она мыла там полы и слышала разговор. Они ведь ее воспринимают как нянечку, что она может понимать? Вирус этот, Витя, искусственный, выращенный в лабораторных условиях! Они это выяснили.
– Ты знаешь, Коль, мне это тоже пришло в голову, еще тогда, когда ты обратил внимание, что заболевают только белые. Ну, помнишь, нам еще тогда не дали договорить, Константин Геннадьевич вошел. Так его звали, я не ошибаюсь?
– Да, так. Так вот, Витя, если есть искусственный вирус, то есть и вакцина против него. По-другому просто быть не может!
– Слушай, а ты ведь прав! – В глазах Вдовина на какой-то миг вспыхнул огонек надежды, но тут же снова погас. – Только где та лаборатория?
– Да, это вопрос! – задумчиво проговорил Николай Николаевич. – Давай-ка, Витенька, бульончику выпьем.
– К черту бульончик, Коля! Давай-ка просто выпьем.
– Что так вдруг?
– Есть повод, Николаич! – Глаза Вдовина вновь оживились, он зашевелился, пытаясь приподняться, но поясничная боль раскаленным обручем обожгла нижнюю часть спины. – О, черт!
Николай подложил ему под голову еще одну подушку, налил «по пятьдесят» и, протягивая стакан другу, спросил:
– Ты что-то придумал?
– Скорее предположил. Ну, давай, – Вдовин слабой рукой поднял стакан. – Ей-ей, Коля, а чокнуться, это еще не поминки. Подожди пару дней.
Чокнувшись пластиковыми стаканчиками, они выпили, Виктор с трудом проглотил протянутый ему в качестве закуски кусочек колбасы и, немного подумав, сказал:
– Я, Коля, собрал кое-какие факты, по времени совпадавшие с началом этой проклятой эпидемии. И вот что мне пришло в голову. Первые случаи заболевания появились после прихода в порт либерийского сухогруза. После него в нашем порту не швартовался никто. Помнишь, что он привез?
– Какие-то южные фрукты... – неуверенно ответил Николай Николаевич.
– Правильно, Коля! Тропические фрукты с Филиппин. Капитан очень спешил, договорился с кем надо, и его поставили под разгрузку без досмотра и санитарного контроля, хотя бумаги все подписаны. Надо выяснить, где этот сухогруз, куда он ушел. Эх, как же я раньше не догадался!
– А что его искать, он в порту, не успел уйти. У них случилась какая-то мелкая поломка, а сейчас карантин объявили. Отшвартовывался только дальневосточный сухогруз «Капитан Сергиевский»... Черт меня побери! – Обычно спокойный якут вскочил так, что стул упал на пол.
– Ты чего, Николаич?!
– Приморье, Витя, Приморье! Ай, дурак я, дурак!
– Да ты толком можешь объяснить, что случилось? Самокритичный ты мой!
– «Капитан Сергиевский» ушел во Владивосток!
– Ну и что?! – никак не мог понять возбуждения Николая Виктор Павлович.
– Я случайно слышал, что в Приморье началось то же самое. Но они это пока скрывают, – показал на дверь Николай Николаевич.
– Так, Николаич! Этот, как его... Константин Геннадьевич, здесь?
– Да похоже.
– Давай, найди его и тащи сюда, он вроде мужик порядочный, хоть и служит черте-те знает где.
– Попробую, – встал якут.
– Давай, Коля, давай. Нужно ему все срочно рассказать! – В глазах Виктора Павловича теперь был не слабый огонек надежды, а пылал пожар, он напал на след.
Вдовин в этот момент испытывал чувство, сходное с чувством приговоренного к повешению человека, которого в последнюю секунду, когда палач уже готов выбить опору из-под его ног, вдруг вытаскивают из петли. Он, конечно, понимал, что петля все еще продолжает оставаться у него на шее, но уже здорово ослабла.