Вечером неожиданно зарядил по-настоящему осенний дождь – словно природа решила устроить генеральную репетицию перед тем, как сентябрь вступит в свои права. Небо заволокло плотным облачным полотном цвета грязной марли, и по стеклам забарабанили крупные, как виноград, капли.
Я заказала пиццу и уселась на диване – с папкой, которую мне передал Иван, и куском горячей «пеперони». Ароматное масло капало прямо на пальцы. Вытирая их о бумажную салфетку, я листала страницы небольшого досье.
В Москве Алена, почти сразу ставшая Марианной Белецкой, завела массу знакомств, но, как я поняла, близко к себе подпускала немногих. В папке имелись фото и подробные данные всего четырех человек.
Первым, разумеется, шел Юрий Семеренко. Я вгляделась в его фото, прикрепленное к странице скрепкой. Это лицо тоже было мне знакомо, но я даже не могла бы объяснить почему. Молодой человек, который глядел на меня с цветного снимка, принадлежал к той породе актеров, которые снимаются сразу везде, и ты никогда не скажешь точно, в каком фильме или сериале ты его видел. Вьющиеся темные волосы, высокий лоб, карие глаза, четкие скулы – типичный красавчик, взгляду не за что зацепиться.
В папке значилось, что родился наш герой двадцать восемь лет назад в Воронеже. После школы поступил в институт имени Щукина. Еще будучи студентом, начал сниматься – сначала в массовке телепередач, потом в сериалах. В проекте «Цена жизни» ему наконец доверили главную роль. Заводил романы почти со всеми партнершами по съемке. В данный момент проживает в квартире в Химках, которую приобрел в кредит. Одержим внешностью (в папке я нашла координаты его любимых спа-салонов и фитнес-центров), но злоупотребляет алкоголем. Наблюдение выявило три адреса, по которым он регулярно наведывался, помимо собственного жилья – квартира матери, квартира сестры и ночной клуб «Грибница», где он пьет, принимает легкие наркотики и клеит девиц.
Судя по данным наблюдения, возлюбленный Алены постоянно имел какие-то связи на стороне. Перечень имен с адресами прилагался, как и ссылки на электронные ресурсы, по которым можно было выйти на любовниц Семеренко. Последний контакт такого рода зафиксирован прямо перед похоронами матери Алены. Волшебно…
«Даже если он не виноват в смерти девушки, говнюк еще тот», – подумала я.
В списке было больше двадцати имен. Одно было ясно – за отношения с нашей актрисой он, похоже, не держался.
Или держался?
Может, было что-то, что его привлекало в этой девочке? Богатый отец, например. В случае свадьбы такой тесть сулит массу возможностей. Не все же в сериалах сниматься.
Я почитала информацию в сети и глянула пару выпусков фильма, в котором он играл главную роль – ничего выдающегося, банальная посредственность. Манерный, фальшивый, томный – ровно до такой степени, чтобы запомниться внешностью, а не игрой или талантом. Такому на экране слишком долго не продержаться. Допустим, Семеренко планировал жениться на девушке и воспользоваться связями и помощью ее влиятельного отца. А она нарушила его планы, объявив, что разрывает отношения. Мог он в ярости зарезать Алену? Вполне.
Пока ничего не понятно.
Следующим шло имя ее близкой подруги – гримерши Нелли Ябровой. Судя по всему, девушки часто общались, и их встречи в основном проходили на съемочной площадке и в ресторанах. Нелли было 23 года. В досье значилось, что у нее есть ребенок полутора лет и муж, который предпочитает не работать, а играть в компьютерные онлайн-игры. Ничего интересного. Долгов нет, если не считать кредитов. Порочащих связей нет. Вредных привычек нет. Просто подружка, с которой можно выпить коктейль и обсудить сплетни.
Я отложила в сторону файлик с ее материалами.
Следующие два имени тоже не показались мне занимательными. Психолог, которого Алена наняла, чтобы справиться с зависимостью от материнского одобрения, и агент, занимающийся ее делами. В папке были обширные отчеты о встречах и передвижениях девушки, которые я внимательно прочла. Зацепиться было не за что, но картину ее жизни я увидела.
Борис Михайлович купил дочери небольшую, но уютную квартиру в новом жилом комплексе недалеко от Кутузовского проспекта. Бо́льшую часть недели она была занята на съемках. В свободное время встречалась с подругой, коллегами по цеху или покупала вещи в шоурумах. Во время передвижений по городу ее чаще всего сопровождала охрана. Вечером девушка отпускала их. Квартира была оборудована охранной сигнализацией, поэтому парни не беспокоились – в случае опасности Алена моментально дала бы знать.
Адрес и фото ее дома прилагались. Проектируя этот шедевр, архитектор явно вдохновлялся западными образцами, но, как это часто бывает, переусердствовал. Здание смахивало на гигантскую хрустальную салатницу из-за сплошного остекления и обилия ломаных линий в контуре фасада.
Я открыла ноутбук и посмотрела панораму вокруг. Дом стоял на оживленной улице, территория была огорожена и замыкалась на въезде массивными откатными воротами. Будки охранника не было, но фасады сплошь утыканы камерами. Если кто-то хотел убить Алену дома, сделать это незаметно было проблематично.
Конечно, улучить момент можно было в любом другом месте. Из отчетов стало ясно, что девушка часто выпадала из поля зрения охраны по собственной воле, и подобраться к ней не составило бы труда. Она отпускала охрану, когда ездила на встречи с подругами, когда работала, когда посещала врачей. Но, так или иначе, если убийца не был случайным маньяком, он попал бы в поле зрения охранников, отрабатывавших всех знакомых Алены, а это риск. Выходит, если кому-то требовалось избавиться от девушки, то удобнее было осуществить задуманное в ее родном городе.
Я потерла виски. Дождливый ранний вечер быстро сменился серыми сумерками, и на улицах замерцали фонари. Пора было сделать какие-то выводы и наметить план, после чего позвонить Ивану и договориться о завтрашней встрече.
Я отнесла коробку от пиццы на кухню, вернулась в комнату с большой кружкой свежезаваренного кофе. Мне требовалось упорядочить мысли, которые распрыгались как зайцы в разные стороны от обилия полученной информации.
Я присела к своему рабочему столу с листом бумаги и ручкой. Записи от руки помогали мне сосредоточиться.
Итак, что у нас получается?
Вариантов было три. Первые два предполагали спланированное убийство. Убийца жил в Тарасове, планировал по каким-то причинам убить Алену и воспользовался тем, что она приехала на похороны матери. Либо он жил в столице, хотел убить актрису, но в Москве к ней было сложно подобраться, и он осуществил задуманное здесь. Третий вариант – непредумышленное убийство. Это мог быть случайный конфликт, который закончился плачевно, либо ограбление. Третий вариант был в разработке у Кирьянова: его можно не трогать, пока ситуация со сбежавшим Семеренко не прояснится.
Как только я подумала о Кире, смартфон на столе разразился трелью.
– Ну, выкладывай, – сказал Владимир Сергеевич, едва я ответила.
– Что выкладывать?
– Иванова, не делай из меня дурака. Ты явно располагаешь какой-то информацией по делу, поэтому колись.
– Здрасьте! – возмутилась я. – С каких это пор подполковник полиции так разговаривает с коллегами и оказывает давление на независимое следствие? Ты же самый умный, Кирьянов, и уже все распутал. Поймали злодея?
– Пока нет, но скоро поймаем.
– А я тебе зачем? Или у тебя сомнения появились?
– Сомнений никаких, но я тебя знаю. Если ты решаешь покопаться в деле, значит, там есть в чем покопаться.
Я вздохнула. Мне позарез нужно было увидеть своими глазами место происшествия, а без помощи Кирьянова доступа в квартиру не будет. Качанов тут не помощник – формально он с Аленой никак не связан, и, не раскрыв карт, надавить на полицию, чтобы они пустили меня внутрь, не сможет. Придется выложить Владимиру Сергеевичу часть информации на условиях выгодного бартера.
– Давай так, Кирьянов, – вкрадчиво начала я, понизив голос до таинственного шепота, – я тебе выскажу пару соображений, а ты за это пустишь меня на место преступления.
– Да бог с тобой, – ужаснулся Киря, – на каком основании?
– На том основании, друг любезный, что без моей помощи ты бы и половины преступлений в Тарасове не раскрыл. Ну или, по крайней мере, сделал бы это не так быстро.
– Ты меня сейчас в тупости обвиняешь? – обиделся Кирьянов.
– Ну что ты, солнце мое. Только в том, что ты меня не ценишь. Мы же с тобой с первого курса вместе…
Кирьянов запыхтел. Конечно, в любой другой ситуации этой комичной словесной перепалки у нас не состоялось бы – мы давно помогали друг другу, и я без проблем получала доступ и к местам преступлений, и к подозреваемым. Но в этот раз дело было слишком громким, и пристальное внимание со стороны начальства и СМИ сделало Кирьянова осторожным. Однако я знала, что он сдастся – в таком громком расследовании нельзя было упустить ни единой детали, и моя информация была ему нужна. Потому оставалось только ждать, когда он согласится и примет мои условия.
Ожидание долго не продлилось.
– Ладно, не злись, – пробурчал Владимир Сергеевич, – я добро помню. Когда ты хочешь туда попасть? Предупреждаю – сегодня не пущу. Квартира опечатана, журналюги по всем заборам висят, а у меня дел куча, и я не выберусь, чтобы тебя сопровождать.
– Сегодня не нужно. Завтра давай, – попросила я.
– Ладно, придумаю что-нибудь. Раннее утро тебя устроит?
– Вполне.
– Хорошо, в семь утра можешь приехать. Печерский переулок, дом три. Буду тебя ждать. Но ты тогда рассказывай, что накопала.
Я потратила еще минут десять, чтобы в целом обрисовать Кирьянову ситуацию, не называя имен и избегая подробностей.
– Ерунда какая-то, – пробурчал Владимир Сергеевич, когда я закончила. – Хочешь сказать, кто-то покровительствовал этой актрисе? И этоткто-то убежден, что в Москве ей зла никто не желал, а у парня кишка тонка на мокруху? И имени этого таинственного незнакомца ты назвать не можешь.
Я кивнула, хотя Киря этого не увидел.
– Думаешь, ноги у этого преступления растут из Тарасова? Мы тут опросили ее соседей и тетку, ничего интересного. Видели эту Марианну-Алену редко, к матери она почти не приезжала. Я все-таки уверен, что это сожитель. Понимаешь, опыт показывает, что невиновные не сбегают, а пытаются помочь следствию.
– А мне опыт подсказывает, что на справедливое расследование у нас иногда не приходится рассчитывать. – Кирьянов протестующе зарычал на том конце, но я быстро уточнила: – Я не о тебе и твоем отделении. Я о системе в целом.
– То есть ты уверена, он белый и пушистый?
– Я уверена, что отрабатывать надо все версии.
Этого не должно было случиться. Не должно!
Целое утро, пока по всем каналам крутили кошмарные новости, она пила успокоительное, пытаясь справиться с нервами. Лицо Алены не сходило с экрана, преследовало, какой бы канал она ни включила. Это надменное, холеное лицо, которое сегодня снилось в страшном сне.
Марианна… Тоже мне Марианна! Выбрала же себе имечко. Максимально далекое от всего, что ее окружало раньше. От детства, от матери, от друзей и… – от нее.
Вчерашняя ярость зверем вцепилась в горло, так что пришлось даже сесть, чтобы не расплакаться и не закричать.
Голос диктора отстраненно повторял одно и то же, словно пытался свести ее с ума:
– Найдена мертвой… десяток ножевых ранений… возбуждено уголовное дело…
В какой-то момент она вслушалась в эти страшные слова, и оглушающий, дикий ужас пронял ее до коленок. Там же наверняка остались отпечатки пальцев, следы! Руки до сих пор ныли от ударов, а по левому предплечью растекся багровый синяк. Вдобавок болело у корней волос – там, где Алена-Марианна вцепилась в нее, пытаясь выдрать клок.
Что будет дальше? Она попала в ловушку. Сидеть, сидеть тихо. Главное – не высовываться, а там, глядишь, пронесет.
Медленно вытянула из стопки белья в шкафу тонкий пуловер. Натянула, чтобы скрыть синяк. В ванной тщательно рассмотрела себя в зеркале. Царапин нет. Хорошо, что она увернулась, когда Аленины хищные ногти нацелились разодрать ей щеку.
Как же тошно. Вчера Алена была, ходила, говорила и вот уже лежит в морге. Холодная и отстраненная, какой ее душа была и при жизни.
Может, это сожаление?
Пожалуй, нет. Когда-нибудь потом будет время пожалеть о случившемся, но не сейчас. Сейчас надо думать о том, как спасать свою шкуру.
Утро нового дня Тарасов встретил, купаясь в нежных солнечных лучах. О вчерашнем затяжном дожде напоминали только лужи в выбоинах дорог и тротуаров. Согласно обещанию синоптиков, свежесть первых часов к полудню должна была сменить настоящая жара. Август на излете лета дарил городу последние теплые дни.
В половине седьмого я вышла из дома, чтобы вместе с Иваном отправиться осматривать старую квартиру Алены, где было совершено убийство. Накануне мы договорились, что поедем на его машине – после нескольких ночей, проведенных за рулем, мне хотелось немного отдохнуть от вождения.
Я ожидала увидеть какую-нибудь строгую солидную тачку, из тех, что предпочитает бизнес-контингент, но вместо этого к обочине подрулил двухдверный «додж челленджер» ярко-апельсинового цвета.
– Ого, а ты любишь выделяться, – сказала я, плюхаясь на переднее сиденье. – Доброе утро, Иван. Ничего, что я на «ты»? Так проще.
– Я только за. Можете звать меня Ваня, так еще проще, – пожал плечами мой новый помощник и перекинул на заднее сиденье кофту на молнии и журнал, на которые я села. – В Печерский переулок?
– Гони.
Мне всегда становилось не по себе, стоило кому-то другому сесть за руль, но Иван вел машину уверенно и спокойно, поэтому я расслабилась и без волнения наблюдала за тем, как за окном мелькали полупустые улицы города, который только начинал просыпаться.
Помощник Качанова сегодня выглядел иначе, не столь официально, как вчера в кафе. Строгий деловой костюм сменили джинсы с легкой летней рубашкой, выглаженной и накрахмаленной до вафельного хруста.
– Ты бывал там?
– Да, Борис Михайлович передавал деньги для матери Алены, и я их отвозил.
– Мне казалось, та не принимала его помощи.
– Раньше не принимала. Но в последнее время Нина Ильинична пила по-черному и никогда не отказывалась от денег. Она потеряла работу, жить ей особо было не на что. Сестра помогала немного, но она и сама живет небогато, насколько могу судить.
Я кивнула.
– А ты давно у Бориса Михайловича работаешь?
– Три года.
– То есть ты в курсе всей этой истории.
Ваня немного замялся. Видно было, что ему неловко говорить о Борисе Михайловиче в его отсутствие. Но придется привыкать, спрашивать я намерена была много.
– Некоторых деталей я не знал до вашей с ним беседы. Но, конечно, в общем и целом был осведомлен.
Тем временем мы миновали центральный проспект города и спустя десять минут оказались в старом районе Тарасова. Улицы здесь утопали в пыльной зелени, дороги пестрели выбоинами и неуклюжими ямочными заплатками, а на асфальте старых тротуаров повылезали камушки. Новых многоэтажек из стекла и бетона здесь не строили. Грязные панельные хрущевки перемежались старинными деревянными домиками, построенными в начале прошлого века. Некоторые из них до окон первых этажей ушли в землю.
Иван сдержанно выругался, попав в очередную яму, и в последний раз повернул направо. Мы прибыли к месту назначения.
Печерский переулок оказался небольшим перешейком, который по типу перекладины в букве «П» соединял две соседние улицы. Застроена была лишь нечетная сторона. Переулок граничил с неухоженным парком, и окна его немногочисленных домов смотрели на редкие березы и бульвар, нависающий над рекой.
Дом номер три был двухэтажным и деревянным – как и остальные на этой улице. Козырек над входной дверью в подъезд немного покосился, небогатые наличники были выкрашены только на окнах одной квартиры, но в целом здание выглядело аккуратно. У разбитого тротуара перед домом я увидела служебную машину Кирьянова, одним колесом заехавшую на невысокий бордюр. На переднем сиденье скучал водитель. Сам Кирьянов высматривал нас, стоя у обочины, и от нечего делать обрывал листья сирени, которая навалилась на забор палисадника.
Несмотря на ранний час, около дома уже бродили любопытные, но наличие полицейской машины заставляло всех держаться на расстоянии. Если тут и были журналисты, то они явно дожидались момента, когда служители закона уедут – Владимир Сергеевич пишущую братию недолюбливал и всех отправлял в пресс-службу, иногда довольно грубо.
Ваня припарковался сразу за кирьяновским «фордом». Вылезая из салона, я заметила, как у Владимира Сергеевича дернулись брови.
– Иванова, это что за елки-палки? Это кто? – зашипел он, оттащив меня в сторону.
Иван деликатно отвел глаза и смотрел куда-то в землю, ожидая, пока я все «порешаю».
– Тихо, это свои.
– Какие такие свои? Ты мне вчера ни о каких своих не рассказывала! Ты что, свидетеля приволокла на место преступления? Кто он такой?
– Уймись, – рассердилась я, – это мой помощник.
Ваня подошел к нам, стараясь скрыть свое смущение от неласкового приема.
– Добрый день.
– Иван, это Владимир Сергеевич Кирьянов, подполковник полиции и страшный зануда. Владимир Сергеевич – это Иван: эрудит, филантроп, любимец женщин.
Мужчины недовольно посмотрели на меня, но друг другу все же коротко кивнули.
Я взяла Кирю под локоть:
– Не шурши. Сам знаешь, я устала, одна не справляюсь. Даже за руль сесть не могу, видишь?
– Ага, нашла помощника оперативно, – саркастически заметил Кирьянов, – по объявлению.
– Не по объявлению, а по знакомству.
– А ты его по машине выбирала?
– Да, – рявкнула я, испытывая некоторую неловкость за то, что Иван слышит нашу перепалку, – люблю все оранжевое. Мы так и будем тут стоять?
– Пошли, что с тобой делать, – недовольно проворчал Кирьянов и крикнул водителю: – Петренко!
Тот выскочил из машины, в спешке стукнувшись головой о дверь.
– Ну, убери, куда смотришь! – и махнул рукой на ближайший забор, с которого в неудобной позе свешивался человек с фотоаппаратом в руках. Он пытался сфотографировать окна Алениной квартиры и заодно захватить в кадр подполковника Кирьянова.
Петренко гаркнул:
– Э! – и побежал снимать папарацци с деревянной ограды.
Киря кивнул мне и зашагал в сторону приоткрытой двери подъезда. Моего спутника он смерил максимально строгим взглядом, от которого бы в ту же секунду увяли все окрестные ромашки, но Иван, надо отдать ему должное, не обратил на это особого внимания и за его спиной состроил мне смешную рожицу. Мы двинулись следом за Владимиром Сергеевичем.
– Вы следите, чтобы в дом никто не входил? – спросила я, не успевая за Кириными широкими шагами.
– Ну а ты как думаешь? Дежурных держим пока. Тут вчера СМИ все заборы осадили – не только местные, но и из столицы пожаловали. Соседи убитой через пару часов взвыли. Один ретивый писака к ним в окно полез за комментарием.
– Ты шутишь!
– Нет, представь себе. Люди обедали, а он в открытую форточку сунулся. «Можно, говорит, вас отвлечь на секунду?» В общем, мы всю эту честную компанию в нашу пресс-службу послали, а тут патруль выставить пришлось. Но от любопытных все равно отбоя нет. Дело больно громкое…
Пока Кирьянов вел нас внутрь, я жадно осматривалась. В подъезде было чисто, но пахло просто нестерпимо – словно все кошки Тарасова решили справить нужду в этом доме.
Поднявшись по крашеной узкой лестнице на второй этаж, мы оказались на площадке, куда выходили двери трех квартир. Площадка была столь тесна, что ближняя к лестнице дверь располагалась сразу у ступенек. Даже звонок находился чуть ниже обычного, чтобы позвонить можно было, стоя на последней ступеньке. Эта дверь и была опечатана. Алену нашли тут, у порога.
Деревянный пол у двери еще не был вымыт. Багровое пятно растеклось страшным липким озером на несколько ступеней. Внизу виднелись следы пальцев – в агонии девушка мазнула по стене окровавленной рукой.
Я бросила короткий взгляд на Ивана – от меня не укрылось его посеревшее лицо. Он остановился на четыре ступеньки ниже нас и старался не смотреть на страшное свидетельство произошедшего.
– Ты как? – спросила я, испугавшись, что ему станет плохо.
– Я… это… крови не выношу, – нехотя признался молодой человек.
Ну вот, еще один крови не выносит. Что за мужики пошли!
Кирьянов театрально закатил глаза, и мне пришлось ткнуть его кулаком в бок, чтобы он вел себя прилично. Мой друг повозился с замком, сорвал печать и раскрыл дверь, придержав ее для меня.
– Прошу.
Я задержалась на пороге, чтобы первым делом осмотреть непосредственное место убийства. Дверь была обтянута коричневым дерматином еще, наверное, в советское время. Порог деревянный, сбитый, после покраски его давно не обновляли. Замок на двери целый. Никаких следов борьбы.
Я внутренне содрогнулась. Да не было никакой борьбы. Все произошло неожиданно для Алены. В дверь позвонили, она открыла, и убийца, скорее всего, в ту же секунду нанес удар. Только почему он не прошел внутрь? Зачем было так рисковать? Ударов ей нанесли несколько – Алена могла закричать, соседи бы выглянули обязательно – дом небольшой, слышимость, скорее всего, хорошая. К тому же все друг друга знали.
– А ты фотками с места преступления поделишься? – без особой надежды спросила я.
Кирьянов засмеялся:
– Сдурела, что ли? Сама подумай, о чем просишь.
– Ладно. Опиши хоть, как она лежала.
– Ну, тут и лежала, где кровь. Головой вниз, верхняя часть тела на ступеньках, лицом к полу, ноги в прихожей. В домашнем халате.
– А в квартире?
– Пусто. Чемоданы только стояли. Сумка и деньги на месте.
– Не ограбление?
– Непохоже. Из ценных вещей в квартире только вещи убитой, а они стояли нетронутыми.
– Ваня, можешь сделать фото того, что я попрошу? У меня в телефоне камера барахлит.
Иван достал свой смартфон и приготовился внимать моим указаниям.
– Косяк двери, лестничную площадку, саму дверь и стену, – перечислила я, – с разных ракурсов. Детали крупно, особенно пятно. Простите, если вам неприятно.
– Да я все понимаю, надо так надо, – парень вернулся на лестничную клетку, на ходу доставая из кармана джинсов свой смартфон.
– На пальцы все обработали? – спросила я.
– Естественно, – равнодушно ответил Кирьянов.
Я понимала. Вчера полицейские и криминалисты провели тут весь день, проводя осмотр, – убийство было не рядовым, нельзя было ничего упускать. Владимир Сергеевич был уверен, что мы ничего не найдем, потому что найти, по его мнению, было уже нечего.
– Перила снимать? – появился в дверях мой спутник.
– Снимай, – разрешила я, – пригодится все для полной картины.
Мы с Кирьяновым двинулись дальше в квартиру, на ходу натягивая перчатки.
– Соседи ничего не слышали?
– Они слышали ссору вечером, около шести. Крики, ругань. Но потом все успокоилось. А вот ночью, когда убийство произошло, ничего не слышали, – отозвался Владимир Сергеевич, – это, кстати, действительно странно. Время было позднее. По мнению судмедэксперта, смерть наступила в районе полуночи. Значит, в доме было тихо. Должны были слышать что-то.
– Что думаешь?
– Ну, может, врут: слышали, а выйти побоялись, – пожал плечами Кирьянов, – либо реально не слышали – всякое бывает.
– Либо убийца убил ее с первого удара.
– А остальные?
– Мог в ярости нанести несколько ударов, не заметив, что уже добился своего. А мог просто продолжать бить, чтобы быть уверенным, что наверняка.
– Тань, да какая, к черту, разница? – отмахнулся Кирьянов. – Главное, ему это удалось. Сделал свое дело и сбежал.
Я медленно прошла по коридору, оглядывая скудную мебель, покрытую хлопьями давно не вытираемой пыли:
– Ты не прав, разница есть.
– Какая?
– В первом случае убийца – импульсивный истерик, который совершил убийство на эмоциях и, возможно, сам этого не хотел. Во втором случае убийство выходит подготовленным, продуманным, а сам персонаж – хладнокровным и жестоким душегубом: не побоялся потратить время, чтобы убедиться в смерти жертвы.
Квартира, где Алена Каменцева провела свое детство, была довольно просторной. Войдя, ты попадал в широкий коридор. Справа стену подпирал небольшой шкаф с зеркалом, а на полу криво лежала лоскутная дорожка, сбитая ногами сотрудников полиции. За шкафом имелась дверь, ведущая в одну из комнат.
Я приоткрыла ее: кровать, застеленная тонким покрывалом, трюмо с пуфиком, потертый письменный стол, пустой подоконник, на котором виднелись круглые ржавые пятна от стоящих некогда цветочных горшков: кто-то забрал цветы после кончины хозяйки. Все чисто и прибрано – это была спальня Нины, в которой Алена навела порядок после смерти матери. Единственное, что не удалось замаскировать уборкой, – это тошнотворный запах, который не перебивал даже выраженный хлорный флер.
– Мать девушки умерла прямо в кровати, – сказал Кирьянов у меня из-за спины, – алкогольная интоксикация. Аспирация рвотными массами. Наши, кто выезжал на труп, говорят, что тут кошмар творился. Ну, ты по запаху понимаешь. Чудовищная унизительная смерть.
Я прикрыла дверь и двинулась дальше. В конце коридор упирался в санузел, а по бокам располагались две двери – одна вела в кухню, другая была бывшей комнатой Алены.
У Кирьянова заиграл мобильный. Он ответил, кивая мне в сторону комнаты: зайди.
– Да, скоро буду. Сводки готовы?
В квартиру вошел Иван, смущенно глядя на Владимира Сергеевича, мерившего прихожую широкими нервными шагами.
– Ваня, стой, не трогай ничего, – крикнула я и достала из кармана пару медицинских перчаток. – На вот.
– Я думал, тут уже все обработали.
– Следствие же не окончено. Может, им еще потребуется это сделать. И найдут наши доблестные криминалисты твои красивые отпечатки.
– Я на лестнице за стену хватался, – испугался Иван, – и за перила.
– Ну все, суши сухари, – засмеялась я.
– Не смешно.
– Извини, ты прав, неудачная шутка, – я толкнула дверь Алениной комнаты. – Посмотрим?
В пустом помещении казалось, что звук отдается эхом в каждом углу. Словно все, что окружало девушку и наполняло ее жизнь объемом, вдруг ушло вместе с ней, и перед нами была не комната, а оставленная на берегу раковина.
Борис Михайлович был прав – свет заливал все вокруг. Два больших окна – по одному на каждую стену – наполняли пространство воздухом и каким-то домашним сиянием. Все вокруг словно сошло с картинки из старой советской книжки. Просто, светло, чисто, и кружевные занавески тихонько колышутся на сквозняке. Низкая кровать застелена таким же покрывалом, как у матери, только сложенным вдвое. Под тахтой притаились тапочки без задников.
Может, Алена не хотела переезжать к отцу из родного дома не потому, что ей было жаль мать, а потому, что ей тут нравилось? Кажется, Качанову такая мысль и в голову не приходила.
У одного из окон стоял письменный стол. На нем лежали тетради и учебники. Даже в отсутствие дочери мать старалась сохранить все так, как было при ней. Берегла письма и рисунки. Не выбрасывала старые альбомы и девчачьи сокровища – вырезки, фотографии, фантики-бантики. Стена рядом с письменным столом была увешана постерами и картинками.
Я махнула Ивану – сфотографируй. Он снова полез в карман за смартфоном.
Я пригляделась. Стихи, рисунки, куча иллюстраций – вырезанных из книжек и нарисованных собственноручно – висели, пришпиленные к обоям швейными булавками.
– Талантливо, – сказала я, – посмотри.
Иван кивнул и навел камеру на один из рисунков.
– Каждый отдельно сфотографировать?
– Да, я потом подробнее посмотрю. Кажется, она любила сказки.
– Борис Михайлович рассказывал, что она их даже писала в детстве и иллюстрировала, – сказал Иван.
Все логично, подумала я, но вслух не сказала. Жизнь не сказка, мама – больной и раненый зверь, куда бежать от действительности, когда так хочется счастья? Хотя бы нарисованного.
– Осторожно, не наступи, – я указала на пол, и мой помощник присел, чтобы сделать снимок – несколько листочков сорвались со своих булавок и валялись на полу у стены.
Снежная королева в ореоле застывшего ледяного пара. Девочка с зажатыми в руках спичками, которая куталась в дырявый платок. На одной из картинок румяная крестьянка в платке держала на руках козленка. На другой Белоснежка брала из рук старухи отравленное яблоко. Еще было несколько фотографий – самой Алены и ее матери.
– Иванова! Заканчивай, – голос Кирьянова сотряс стены. – Мне ехать надо!
– Пошли, – сказала я Ване, – фотографии мне потом перекинешь.
Владимир Сергеевич уже нетерпеливо маячил в дверях, помахивая своей следовательской папкой.
Мы вышли, стараясь ничего не задевать.
– А где чемоданы? – спросила я.
– Чемоданы?
– Ну, они же с парнем уезжать собирались. Ты рассказывал, чемоданы в прихожей стояли.
– А, эти. Криминалисты забрали. Они тебе что, нужны?
– Нет, просто интересно. Что там было?
– Вещи, тряпки. Что еще может в чемоданах лежать?
Кирьянов запер дверь, наклеил новую печать, и мы начали спускаться.
– Так что ты хотела найти? – спросил Владимир Сергеевич, осторожно спускаясь по лестнице.
– Не найти, а посмотреть.
– Устал повторять – зря время теряешь. Семеренко никуда от нас не денется. Ты что, все еще думаешь, что это не он? При всей моей к тебе безграничной любви загадок тут нет. Ночью перед сном голубки поссорились, парень схватил кухонный нож и…
– Господи, да он даже не ночевал в этой квартире!
– С чего ты это взяла? – опешил Кирьянов.
Ответить я не успела – сзади раздался грохот. Это Иван, поскользнувшись на вытертых до гладкости деревянных ступенях, упал и покатился вниз, по пути пытаясь ухватиться за перила.
Кирьянов поймал его на лету под локоть.
– Господи, какой у тебя неуклюжий помощник, Танька!
Иван хмуро поблагодарил его.
– Какой есть, – засмеялась я.
– Фу ты, черт, – парень принялся отряхивать испачканные руки.
В воздухе мелькнул клок волос.
– Стой, что это? – я подхватила на лету падающий комок, похожий на свалявшуюся паутину.
– Волосы чьи-то, – Иван брезгливо дернул подбородком, – выбросьте.
Но Кирьянов и я вышли на свет, чтобы внимательно рассмотреть находку.
– Думаешь, это что-то важное? – с сомнением произнес мой друг. – Просто кто-то на лестнице расчесывался. Волосы темные, тут минимум две соседки с таким цветом волос.
– Да ты посмотри внимательней. Такой клок при расчесывании не выпадет. Видно же – вырван.
– Мне не видно, но, черт с тобой, приобщим. Мало ли…
– Пакетик есть для улик?
– В машине, сейчас принесу.
Когда Кирьянов упаковал волосы, мы с Иваном двинулись в сторону нашей машины. Солнце уже начинало припекать, и я сняла свитер, оставшись в любимой белой футболке. Ваня скользнул по мне взглядом и, увидев, что я заметила, покраснел и отвернулся.
– Пока! – махнул Кирьянов, игнорируя моего нового друга, который любезно открыл передо мной дверцу.
Мне хотелось промолчать и оставить свои соображения при себе, но, не выдержав, я обернулась:
– Слушай, Владимир Сергеевич, если, как ты говорил, актрису убил Семеренко, то почему он сделал это на лестнице?
– Ну, не знаю, мало ли что у них там случилось. Пока! – Кирьянов махнул мне папкой, раздосадованный тем, что я на всю улицу кричу о важном деле.
– То есть, по-твоему, – не унималась я, – он не воспользовался тем, что находился с любовницей в одной квартире, и не попытался ее, допустим, задушить по-тихому, а устроил резню на лестнице, где его запросто могли увидеть?
– Господи, Танька, уймись. – Киря в три прыжка, как тигр, настиг меня у «доджа». – Тут журналюги под каждым кустом сидят, что ты разоралась? Не знаю я. Обстоятельства могли так сложиться. Вот поймаем и узнаем. И мой тебе совет – вали на свои острова. У тебя уже крыша едет от работы – везде подвохи и тайные смыслы мерещатся.
Я обиделась на Кирьянова. Доводы мои были разумными, и прежде он никогда от них не отмахивался. Видно, перспектива быстро раскрыть громкое дело и стать героем новостей была заманчивой, и Владимир Сергеевич, ослепленный лучами грядущей славы, потерял нюх.
Ладно, оставим его в покое. В конце концов, этого Семеренко действительно надо найти в первую очередь.
Ваня медленно объезжал местные колдобины и ямы, пока мы выбирались из старого района на проспект, а я рассматривала сделанные им фотографии. Что-то меня в них зацепило, но пока я не могла понять, что именно.
– Почему вы сказали этому полицейскому, что Семеренко даже не ночевал в этой квартире?
– А ты внимательно смотрел по сторонам? – отозвалась я.
– Там не было мужских вещей?
– Это не аргумент. Он мог их прихватить, когда убегал.
– Тогда что?
Я улыбнулась:
– Кровати. В комнате Алены одна маленькая кровать, на которой она спала, пока жила с матерью. На ней и одному-то неудобно спать, а двоим…
– Он мог спать в другой комнате. Или Алена могла ночевать в комнате матери.
– В комнате матери, которая умерла три дня назад прямо в своей кровати? От аспирации рвотными массами? Там даже после уборки хлоркой пахнет, ого-го. А уж лечь в эту кровать… И раскладушки я нигде не заметила.
Иван пожал плечами.
– Ну подумаешь, на полу лег.
– Послушай, я ничего не утверждаю. Но, согласись, это маловероятно, а значит, тут как минимум есть что обсудить. Нежный столичный мальчик, который, судя по досье вашей охраны, заботится о прическе, ногтях и ходит на омолаживающие процедуры, вдруг оказывается в таком месте после всего того комфорта, к которому привык. Я думаю, никакая любовь его бы тут не удержала. Он наверняка устроился в какой-нибудь гостинице.
– Можем проверить, кстати.
– Я все время забываю, что работаю на Брюса всемогущего. Проверь, пожалуйста, и начни с самых дорогих отелей. А вообще мне нравится, как дело движется. Может, пойдешь ко мне в постоянные помощники? Связи Бориса Михайловича в моей работе очень пригодятся.
Иван улыбнулся:
– Я подумаю. Куда поедем?
– Надо позавтракать и определиться. Давай повернем куда-нибудь на кофе, и ты мне покажешь, что у тебя есть по знакомым Алены.
Через пятнадцать минут мы свернули на одну из улочек в спальном районе и припарковались у небольшой кофейни, как раз открывающей двери для посетителей.
– Это мое любимое место, – сказал Иван, – тут всегда довольно тихо.
Место и правда было уютным – интерьер в стиле прованс, деревянные ящички с лавандой и удобные кресла с мягкими спинками. Официантка предложила нам сесть у окна, но мы выбрали столик в глубине зала. Не то чтобы я боялась чужих глаз, просто само дело, как мне казалось, требовало уединенной обстановки.
Иван заказал нам кофе. Я добавила к своей части заказа овсянку с яблоками и корицей. Живот крутило от голода.
– Вот, – на столе появился лист бумаги, – можем начать с них.
Я подвинула к себе список.
– Кто тут у нас?
– Подруга. Даша Муромова, двадцать пять лет. Борис Михайлович рассказывал, они с Аленой очень дружили в детстве. Даша жила в соседнем доме, они учились в одном классе и все свободное время проводили вместе. Даже поступили на один факультет после школы. А в университете сильно поссорились. Алена долго переживала, но отцу не рассказывала почему. Он не стал давить и расспрашивать, хотя очень огорчился. Девушки не общаются давно. Но Борис Михайлович говорил, что Даша недавно пыталась связаться с Аленой.
– Для чего?
– Он не знает.
– Понятно. Алена на контакт с бывшей подругой не пошла?
– Нет. Причем высказала свой отказ в жесткой форме.
– По телефону?
– Да, Даша ей позвонила, узнав телефон у Бориса Михайловича. Это было года два назад. Алена тогда здорово ругалась на отца, и он не стал дальше вмешиваться в эту ситуацию.
– Понятно. Адрес этой Даши у нас есть?
– Есть, конечно. Правда, живет она за городом.
– Далеко?
– Пятнадцать километров. Коттеджный поселок Рассветный.
– Это который по какому-то европейскому проекту построен? – вспомнила я. – Новый совсем?
– Он самый.
– Надо же, а девочка из бедного района выбилась в люди.
Из-за плетеной ширмы возникла официантка, неся на подносе мою чашу с овсянкой и два френч-пресса со спешелти-арабикой.
– Спасибо, – Иван принял у нее кофе и продолжил: – Да, чудеса случаются. Даша вышла замуж год назад. Ее супругу принадлежит сеть автозаправок «Тар-Ойл».
Я тихонько присвистнула:
– Как это ей удалось, интересно?
– Ну, так глубоко мы не копали. Да и есть ли смысл выяснять? Разве это имеет отношение к смерти Алены?
– Пока мы не поймем всей ситуации, нам интересна любая информация.
Я попробовала овсянку и с удовольствием обнаружила, что она приготовлена отменно.
– Ммм, – даже протянула я, закатив глаза от удовольствия, – ты был прав, отличное местечко. Кто там дальше?
– Есть еще тетя Алены по матери, Лариса Ильинична Конева. Пятьдесят три года. Живет недалеко от сестры – на Серпуховской улице в том же районе. Вдова. Детей нет. Работает учителем математики в тридцать седьмой школе. Борис Михайлович с ней знаком, но в дружеских отношениях не состоял. Алена рассказывала, что тетка часто бывала в их доме. После смерти матери квартира должна была отойти Алене, а сестре ничего не досталось – не нажила Нина Ильинична богатства.
– Интересный расклад. Тетя хотела, чтобы квартира досталась ей?
– Может быть, – пожал плечами Иван, – согласись, для учительницы математики продать или сдавать недвижимость – хорошее подспорье.
– Ну, тут не поспоришь. А кто у тебя там третьим записан?
Иван подвинул мне фотографию симпатичного молодого человека. Я бы даже сказала, слишком симпатичного.
– Это бывший парень Алены, Андрей Светлов. С ним она рассталась, когда переехала в Москву.
– Чем занимается?
– Ничем особенным. Парень звезд с неба не хватает. Школу еле закончил, пошел в строительное училище, потом работал на стройке.
– А где живет?
– Вот это нам выяснить вчера не удалось.
– Странно. Думала, для вас нет ничего невозможного.
– Слухи о нашем могуществе сильно преувеличены. Прописан Андрей у матери, на Железнодорожной, но там его уже месяц не видели.
– А мать что говорит?
– Что он снимает квартиру, а где – она не имеет понятия. У них с сыном не очень хорошие отношения.
Я нахмурилась:
– Это странно. Она вполне может его покрывать, если он причастен к произошедшему.
– Я тоже об этом подумал, но не пытать же ее, в конце концов.
– Есть и другие методы. Работает же он где-то, общается с кем-то.
– Да, как раз сегодня наши люди это выясняют. Официально Светлов нигде не устроен. Но вообще он женат. Мать сказала, женился полгода назад, жену зовут Полина, работает в детском саду методистом. Так что быстро вычислим, уже сегодня.
– Он поддерживал отношения с Аленой? – спросила я, разглядывая фото.
– Нет, она разорвала отношения с ним, когда переехала в Москву.
– И он, конечно, был недоволен.
Иван устремил взгляд в сторону, словно раздумывая, сказать мне что-то или промолчать.
– Выкладывай! – строго сказала я.
– Ну, недовольны были оба на самом деле. Алена порвала с Андреем по просьбе Бориса Михайловича.
– По просьбе?
– Это была просьба, от которой нельзя было отказаться. Борису Михайловичу Андрей не нравился – парень не учился, хулиганил, был на карандаше у полиции. Просто красивый как черт, вот все девчонки с ума и сходили. Когда Алена решилась на переезд в Москву, она хотела, чтобы Андрей поехал с ней. Тот, понятное дело, был в восторге от такого плана. Но Борис Михайлович эту романтику пресек. Сказал Алене, что ее молодой человек бесперспективный и доверить ему свою дочь он не может. Алена плакала, просила отца поменять решение, но тот был непреклонен.
– Алена подчинилась.
– Я уверен, в глубине души она понимала, что Борис Михайлович прав. Они были слишком разные. Рано или поздно это сказалось бы на их отношениях. Она училась хорошо, у нее были цели и планы, а Андрей прожигал жизнь, ни о чем не задумываясь. Кстати, когда Алена уехала, ее Ромео присел на полгода – избил кого-то по пьяной лавочке.
Иван сложил лист вчетверо и убрал в папку, с которой, похоже, никогда не расставался.
– Это все, кто заслуживает внимания? – спросила я.
– Все, кого мы вчера успели отработать. Но помимо этих трех человек, Алена больше тесно ни с кем не общалась. Есть еще вариант со студенческими связями. Сейчас наши ребята устанавливают ее однокурсников и преподавателей. О результатах я смогу доложить завтра, в крайнем случае послезавтра.
Я помешала ложечкой кофе.
– Хорошо, нам пока есть над чем работать. Давай начнем с тети. Когда ее можно дома застать?
– После пяти вечера.
– Так, времени вагон, и его нельзя терять. Тогда поехали к подруге, в Рассветный. Тебя Борис Михайлович на полный день отпустил?
– Пока вы работаете, я в вашем распоряжении, – улыбнулся мой помощник.
От этой улыбки у меня потеплело в груди, но я велела себе остудить голову – не хватало еще интрижки на работе заводить!
Мы расплатились за завтрак и вышли на улицу, где прощальное августовское солнце плавило асфальт. От вчерашних луж не осталось и следа.