– Тут и города еще не было, – вещал Вовыч, – а про озеро знали уже все окрестные мамонты. И лошади знали – которые с Пржевальским сюда приезжали, и динозавры с гигантскими черепахами. Все вместе приходили на водопой. А когда ледниковый период грянул – тот, что в мультах, они и замерзли. Только один самый последний динозавр ползком кое-как добрался до озера. Всего-то и надо было – перейти на ту сторону! Понимаешь? И все! Один динозавр мог бы реально спастись!
Я потрясенно молчал. Врать-то мы все умели неплохо, но Вовыч врал просто сказочно. Кто его только этому учил! То есть, это ведь он про котлован мне втюхивал! Про то, что на самом деле это озеро, чудом уцелевшее чуть ли не с юрских времен! А я, дурак, слушал и головой кивал. Сто раз видел, как рыли этот котлован, как ревели экскаваторы, как сваи вбивали, а вот Вовыча слушал и верил. Да и как не верить, если у него глаза как фары горели, и руками мой друг размахивал, как голландская мельница.
– Прикинь, это, может, последний динозавр был! Какой-нибудь диплодок с длиннющей шеей! – почти кричал Вовыч. – Они же вон какие огромные были, – и этот думал, наверное, что запросто озеро вброд перейдет. А шагнул ножищей, и ульдык! Он же не знал про глубину. Только пузыри и пошли…
Я с трепетом глянул на темные воды котлована. Может, и впрямь где-то там на далеком дне лежали кости последнего динозавра?
– А сваи? – тихо спросил я. – Те, что из воды торчат?
Спросил не чтобы опровергнуть сказанное другом, а скорее, подбрасывая полешки в пламенную печь Вовкиного красноречия.
– И ты заметил? – он кивнул. – Это археологи. Кости хотели достать, станцию пытались строить.
– Не получилось?
– Почему, построили. А наутро… Наутро вода взбурлила, и выплыл монстр. Понимаешь, потомок того динозавра. Может, внук или даже првнук. И всю станцию в щепки разнес, только эти вот сваи и остались. Потом его с вертолетов пытались расстреливать, на удочку ловили, сети рыбацкие забрасывали, – бесполезно.
– Круто! – выдохнул я, не понимая, отчего первым не выдумал такую обалденную историю. Вроде и книг немало прочел, и Данелию с Гайдаем смотрел, а переплюнуть друга не получилось.
– Помнишь, этим летом в небе моторы ревели?
– Ага… Я думал, пожарные вертолеты.
– Пожарные! – фыркнул Вовыч. – Настоящие боевые, не хочешь? Ящера нашего искали. А чтобы лишнего не болтали, про пожары потом выдумали.
Я снова скосил глаза на поверхность озера.
– Думаешь, глубоко здесь?
– Километра два, не меньше. Глубже, чем на Байкале.
– Ого! – мне стало страшно. То есть, я отлично помнил, что котлован был не слишком глубоким – от силы метра три-четыре. Однако два Вовкиных «километра» проглотил без раздумий.
– Смотри, какой туман, – продолжал Вовыч. – В тумане ящеры обожают выбираться на поверхность.
– Точняк, обожают! – я в этом тоже не сомневался.
– Значит, самое подходящее время его выманить.
– Как выманить-то?
– А так… Я еще вчера придумал. Возьмем, выплывем на середину и посветим в воду фонариком. Раки тоже на свет вылезают, и он вылезет. А мы дадим ему хлебушка, приручим и сфотографируем. Фотки в сеть выложим, в журналы пошлем. Представляешь, как все обалдеют!
– Класс! – я сразу оценил идею Вовыча по достоинству. То есть, если монстр слопает наш хлеб, это сулит серьезные шансы. Потому что иметь прирученного монстра любому хорошему человеку не помешает. А уж нам-то тем более.
– Хлеб где возьмем?
– А это? – Вовыч торжествующе продемонстрировал надкусанный крендель. – И еще два куска в кармане. Я еще позавчера в столовке взял и забыл. Видишь, как удачно!
– Еще бы! – обрадовался я. – А фотоаппарат нужен настоящий – у моего папы такой есть. В следующий раз принесем – и сфоткаем.
– Вот видишь! Теперь только плот какой-нибудь сделать. Чтобы добраться до середины озера.
Я напряженно потер голову. Сначала макушку, потом затылок. Лучший способ что-нибудь выдумать, это наморщить лоб. Взрослые всегда так делают, кто не знает. Но у меня с морщинами пока не очень получалось, и я изобрел свой метод. Просто усиленно тер какую-нибудь часть головы, и нужная мысль тут же вылезала – точно потревоженный червяк из яблока. Наверное, я ее трением выгонял, – все равно как древние люди добывали огонь.
– Надо походить, поискать, – предложил я. – Может, лодку найдем или баркас.
Баркас было бы здорово! – согласился Вовыч. – Как у Верещагина из «Белого солнца пустыни»…
Мы тут же отправились на поиски, но баркаса почему-то не нашли. Даже крохотной лодки возле нашего озера не обнаружилось. Ну, почему вот так? Озеро есть, а плавсредств – ни одного-единого! Прямо хоть плачь!
И все же, кто ищет, тот всегда что-нибудь находит. Вот и мы с Вовычем наткнулись на железную бадью. То ли цемент в ней размешивали, то ли еще что, но была она размером с крохотную лодочку, вся ржавая, с вмятинами, но без дыр. По краям у бадьи топорщились приваренные петли, а на корме белой краской было намалевано число 339.
– Видал, как все сходится! – обрадовался Вовыч. – Трижды три – девять, а девять мое любимое число!
– И мое! – подхватил я. – Нам ведь с тобой по девять лет, ты не забыл!
– Конечно, помню. А тут еще и петли – вон, какие удобные. Совсем как уключины для весел.
– Не утонет твое корыто? – засомневался я. – Тяжеленное, наверное.
– Корабли – они тоже тяжеленные, но ведь плавают.
– Все равно – надо проверить…
Именно это мы и сделали. Стащить корыто в воду было не так-то просто. Но Вовыч был сказочно силен, а я кое-что знал про рычаг Архимеда, и, объединив науку с мускулами, мы столкнули бадью в воду. И вот чудо! – железная посудина не утонула. Просела до половины, но удержалась. И даже когда Вовыч шагнул в нее, качающееся корытце тонуть не надумало.
– Залезай, – отважно пригласил мой друг.
– Ага, – я неловко перебросил ногу через железный борт. Еще секунда, и я стоял рядом с Вовычем. Удивительно, но железная бадья держала нас двоих! Спасибо старику Архимеду: силу-то выталкивающую корабли из воды – тоже открыл он. Славный был сиракузец! Очень полезный для общества старичок.
Парой досок мы оттолкнулись от глинистого обрыва, и уже через несколько мгновений между нами и берегом оказалась приличная полоска воды.
– Куда держим курс? – поинтересовался Вовыч.
– На этот… На зюйд-зюйд-вест. В смысле – сначала прямо, а потом чуть правее той балки.
– Понял…
Я толкнулся доской более решительно.
– Судно, конечно, не фонтан, но вроде плывем.
– Ага… – Вовыч тоже попытался толкнуться, но доска у него ушла в воду целиком и дна не достала. Ойкнув, Вовыч положил ее поперек корыта, а сам присел, ухватившись за ржавые края.
– Глубоко, блин…
– Сам же говорил – два километра. Тут надо грести.
– Я бы греб, – Вовыч заметно побледнел, – но как-то не получается, когда качает.
– Это пройдет, – успокоил я друга. – Морская болезнь как правило долго не длится.
– А сколько она длится?
– Ну… У всех по-разному, – уклончиво отозвался я, потому что ответа на каверзный вопрос не знал. – Главное – делом полезным заниматься и не есть много жирного. У тебя ведь ничего жирного с собой нет? Масла там или колбаски с паштетом?
– Этого нет, – признался Вовыч. И по-моему, сглотнул слюну. – Не люблю есть жирное, когда отправляюсь в дальнее плавание.
– И я не люблю.
– А мы каким делом будем заниматься?
– Ну… Можем за айсбергами следить, а можем палубы драить. Главное – не кукситься.
– Кто куксится-то?
– Никто, конечно. Просто берег-то вон уже где…
Вовыч посмотрел за спину и, по-моему, скуксился окончательно. Так-то он парень храбрый, в боях с ашками из параллельного не раз меня выручал. Да и перед четвероклашками не трепетал, готов был стоять до последнего, но тут я его понимал. Вода – он же стихия, с ней не пошутишь. Особенно когда цунами или водовороты. Видел я в фильмах, что они вытворяют с кораблями – страшная штука! Тут, может, и сам Пушкин растерялся бы! Александр Сергеевич…
Махонькое судно между тем относило дальше и дальше. То ли ветром, то ли обманчиво теплым течением Куросио. Нам и грести было необязательно. Берег, от которого мы только что отплыли, начинал расплываться в белесой дымке. Мне стало не по себе, и я вдруг понял, что успел уже соскучиться по маме с папой, по сестренке и по нашей двухкомнатной уютной квартирке. То есть, минуту назад еще не скучал, а тут вдруг заныло под ложечкой. Или под вилочкой… Словом, где-то в животе. И малодушно захотелось вернуть все обратно. Хотя бы на пару-тройку минут. А уж там все взвесить повторно и как следует поразмыслить над резонностью путешествия. Чтобы не получилось, как у тех двух лошаков. Ну, помните еще стишок детский? Два мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу – и так далее… Нехорошо, в общем, у них там все завершилось. И жирного вроде не ели, и не ругались друг с дружкой, но плаванье долго не затянулось…
Мне по-настоящему взгрустнулось. Спрашивается – и чего мы вечно спешим, куда рвемся? К каким таким радужным финишам? Клоуны, блин, торопыги. Разве плохо нам дома?..