На следующее утро я проснулась с дикой головной болью и к тому же крайне недовольная собственной персоной. Если с головной болью мне помогли справиться таблетка и запах закипавшего кофе, то против полного недовольства собой лекарство найти было труднее. За два дня я умудрилась наделать массу глупостей.
Посему я сидела мрачно, уставясь в чашку с кофе, и размышляла, какого черта я сразу не сказала твердо «нет» и зачем я ввязала в эту темную историю своих абсолютно невинных друзей? Решив, что я это сделала исключительно потому, что сходить с ума в одиночку скучно, я окончательно себя возненавидела и решила, что если я погибну, сраженная пулей или гранатой из арсенала местных проституток, это будет только справедливо. «Так и надо этому Петрову», как говорила жена Петрова, рассматривая себя в зеркале. Отпив глоток кофе, я почувствовала, что становлюсь к себе более снисходительна. Вполне вероятно, что я еще и выживу. К тому же я могу набрать номер Мельникова и сказать ему, что я страшно занята. А так как я им уже заявила, что без гонорара работать не буду, а клиента мне вряд ли найдут, я преспокойно могу дать всем своим добровольным соратникам отбой, а чтобы они не слишком злились, отправиться в Адымчар.
От этих мыслей мне стало так легко, что я решила все-таки почитать те газетки, которые мне любезно оставил Александр. Из них можно было узнать кое-что о пресловутой «нефтяной войне». Собственно, сама эта война меня теперь уже не интересовала, так как я все для себя решила. Для порядка, впрочем, я решила узнать мнение судьбоносных костей и достала кисет.
Зря я это сделала. То ли у моих косточек сегодня тоже был конфликт с окружающим миром, то ли просто они не так легли, как надо, но ответ был неутешительный: 26+11+1. «Вам придется иметь дело с неприятными людьми».
Если делать ударение на слове «придется», получается прямой приказ, что ли? Вот придется тебе, Иванова, лезть в эту яму с нефтью и проститутками, и все тут!
– А я за границу удеру, – пообещала я. – Ровно на месяц. Соберу оставшуюся наличность и исчезну. Что, съели?
По радио допел Крис Айзек, явно приветствуя мою идею. Женский голос сообщил, что в Москве сейчас одиннадцать часов, и начал рассказывать новости.
– Скандал в американском банке с представителями русской мафии продолжается, – сообщила мне радиодевушка. – Некоторых деятелей нашего правительства обвиняют в том, что они отмывают деньги мафии через МВФ.
Далее следовали фамилии новых «героев», и я сплюнула. Нет мне спасения! От родной мафии и в Америке не скроешься.
Твердо решив не сдаваться, я углубилась в чтение. Хитрая и толстая физиономия жертвы «нефтяной войны», о которой рассказывалось в статье, мне сразу не понравилась. Правда, и тот, кто позаботился отправить его раньше времени на тот свет, тоже не блистал чрезмерным обаянием. Дело происходило в далеком Питере, и я подумала, что уж если там идут бои за эту самую нефть, то нам сам господь велел: у нас-то нефть под боком, можно сказать. Тарасову вообще повезло – все рядом: и наркотики, и нефть. Наверное, поэтому нам упорно твердят, что мы столица Поволжья!
Кстати… А ведь вторая девушка звалась Динарой Акбараевой и она была казашкой?
Отложи, Танечка, газетку про питерскую войну… Что-то все это становится интересным.
Я начала погружаться в мыслительный процесс, все еще пытаясь сопротивляться, поэтому звонок в дверь показался мне спасительной соломинкой.
– Господи, пусть это будет примитивный клиент, который захочет, чтобы я шпионила за его непутевой супругой! – взмолилась я. – Тогда я смогу отказать Мельникову спокойно, с чистой совестью!
Я открыла и сразу поняла – мое положение совершенно безнадежно.
На пороге стоял Александр, а из-за его плеча выглядывал коротко стриженный крутолобый парень. Он смотрел на меня подозрительно и испуганно одновременно.
– Танечка, это Алексей Сергеевич Лебедев. Твой клиент…
Пока он говорил, я разглядывала этого человека. Кости-то оказались правы! У меня даже забрезжила слабая надежда, что Алексей Сергеевич Лебедев и есть тот неприятный человек, с которым я буду вынуждена сейчас пообщаться.
Юноша был коренастый, плотный, очень широкоплечий, с короткой шеей и на удивление большой круглой головой. Волосы у него были редкие и светлые, впрочем, как и ресницы. А глаза – круглые голубые, и эти глаза смотрели на меня сейчас с таким тупым неодобрением, что мне сразу захотелось развернуться и сообщить, что я не очень-то горю желанием заниматься его делами.
Его черную рубашку прихватывал у горла неумело завязанный пестрый галстук. Мешковатые брюки и тяжелые черные ботинки с тупыми носами довершали его туалет.