Дориан смеется почти в лицо: «Видишь, братец, как было просто?
Ты слывешь убийцей и подлецом, а лицом – не старше, увы, подростка.
Годы-то идут, а тебе не страшно – не подвластен бегу ты суровых лет.
Город прорастает новостройкой башен, и тебя целует уж неона свет».
Дориан смеется нагло и довольно: «Что ж тебе неймется, мало ли побед?
Да таким, как ты, не бывает больно, не бывает, слышишь? Боли твоей нет.
Да таким, как ты, только не меняться – красота увянет пусть в других телах,
Пусть в таких, как ты, холодно влюбляться, вам довольно жить только при делах».
Дориан смеется, подает мне руку, и его улыбка давится в оскал:
«Разве ты не чуешь, братец, эту скуку? Я ее по венам, вместо лимф, пускал».
Я смеюсь же нервно – только б не заметил, только б не увидел мой простой секрет:
За свою природу я давно в ответе. И горел полгода мой немой портрет.