Несколько месяцев назад я зашла в спортзал и, вскочив на тренажер и нажав затертую кнопку, переключила монитор на 46-й канал. Был ранний вечер – волшебный час в спортзале. Переполненном, но непривычно тихом, если не считать жужжания колес велотренажера и ритмичного стука кроссовок по беговой дорожке. У тренажерных залов Нью-Йорка репутация зрелищных и внушающих страх мест, полных атлетических гениев и не потеющих чудес медицины, которые глазеют друг на друга, выполняя становую тягу на сотни килограммов и совершая пируэты перед зеркалом. В целом этот миф шокирующе правдив. Но не в 17:30. В этот час все спокойно и никто не осуждает. Кажется, что каждый телевизор настроен на обычный кабельный канал, пока ньюйоркцы расслабляются на кардио и подходах. В тот день я вошла и увидела множество знакомых лиц над высокотехнологичными машинами. Одни смотрели «Анатомию страсти», другие – «Закон и порядок», некоторые даже включили «Гриффинов» без всякого стеснения. Серьезно, никакого осуждения в 17:30.
Лично я всегда переключаю на 46-й канал, где каждый день после полудня по TBS показывают «Друзей».
Этот ритуал появился несколько лет назад, примерно в то же время, как я начала регулярно тренироваться. Мне было чуть за двадцать. До этого я занималась спортом или с одержимостью, или не занималась вообще. Как и большинство молодых женщин (по крайней мере, те, кого я знала), я думала о тренировках как о чем-то, что нужно делать, чтобы выглядеть лучше, «отработать» пиццу из забегаловки, съеденную с друзьями на улице после пяти бокалов отвратительного вина. Но теперь я вступила в новую фазу взрослой жизни. Теперь я заказываю хорошую пиццу и ем дома с парнем, с которым у нас серьезные отношения, – и не слишком поздно, иначе нам обоим понадобится «Зантак»[1]. Я тренируюсь, чтобы быть в тонусе, как это делают люди, заботящиеся о здоровье. Это скучно и последовательно, но мне это действительно нравилось. Были и вещи, которые мне не нравились во взрослении (помимо необходимости всегда держать «Зантак» дома), но спортзал не был одной из них. Потому что каждый вечер я могла включить «Друзей» и на мгновение вернуться в прошлое.
46-й канал стал ностальгическим эвакуационным выходом в конце взрослого рабочего дня. Я крутила педали на Arc Trainer под эпизод, где Моника случайно начала встречаться с подростком, или под тот, в котором Чендлер застрял в вестибюле банкомата с Джилл Гудакр[2]. На самом деле я даже не знала, кто такая Джилл Гудакр. Я знала лишь, что она была моделью Victoria’s Secret в 1990-х, и пересмотреть этот эпизод было все равно что вернуться в эпоху, когда и она, и Victoria’s Secret были прямыми отсылками к поп-культуре.
Мне было десять, когда сериал дебютировал в 1994 году, и я училась в колледже, когда он закончился. В то время это было одно из крупнейших шоу на телевидении – настоящее культурное событие, и его огромное влияние встроилось в мою ДНК, как радиация. В средней школе у меня была стрижка, как у Рэйчел, финальные серии я смотрела в компании плаксивых подружек и, если напрячься, могла бы вспомнить все слова «Драного кота». Однако это базовые знания «Друзей», которых, честно говоря, трудно избежать. Шоу так или иначе всегда было в моей жизни: посреди ночи его показывали по телевизору гостиничного номера; услышав заглавную песню в продуктовом магазине, я не могла выкинуть ее из головы несколько дней. «Друзья» стали ориентиром в повседневных разговорах. («Например, Адам Голдберг. Из фильма «Под кайфом и в смятении»? Он был жутким соседом Чендлера по комнате. Да, тот самый парень с золотой рыбкой».) У меня никогда не было DVD-дисков, но они, казалось, всегда были где-то поблизости, либо оставленные старыми соседями по комнате, либо принесенные новыми. Когда спустя несколько месяцев ажиотажа в первый день 2015 года сериал появился на Netflix, я настроилась на повторный просмотр с похмелья. Как я узнала на следующий день, так было со всеми моими коллегами. Истинные поклонники даже не дождались утра: начали смотреть вскоре после полуночи и закончили с восходом солнца. Мне нравилось время от времени пересматривать эпизоды, но я предполагала, что являюсь таким же фанатом «Друзей», как и остальные.
Я никогда не причисляла себя к ярым фанатам «Друзей», несмотря на то что постоянно смотрела шоу.
Поначалу просмотры в тренажерном зале были просто забавным дополнением к кардио. Часть удовольствия, однако, заключалась в том, чтобы смотреть сериал по-старому – на экране телевизора. Мне нравилось неудобство этого, даже реклама. Мне нравилось, что я не могу выбрать серию. Однажды снова включили «Эпизод с тортом»[3], и у меня возникла мысль, которой не было годами: «О, я же только что видела эту серию», но раздражение было несравнимо с положительными воспоминаниями.
Вскоре я обнаружила, что рассчитываю тренировки так, чтобы они соответствовали подходам на тренажерах. Я знала расписание TBS наизусть, расстояние между работой и спортзалом и точное время, когда нужно выйти из офиса, чтобы успеть к началу. Через несколько лет я стала фрилансером, работала из дома – все стало еще проще. Все, что мне нужно было сделать, это встать пораньше, чтобы закончить работу к 17:00 или около того, в этом случае я успеваю в спортзал как раз к «Эпизоду с сэндвичем Росса»[4]. Сейчас я могу признаться: 17:30 стало моим новым прайм-таймом, а «Друзья» – снова обязательным к просмотру сериалом.
Давайте проясним: я делала и другие вещи. Я была нью-йоркским писателем. У меня была своя квартира (не как у Моники, конечно, – такой не было ни у кого, но моя тоже была очень хороша). Я жила в ней с моим бойфрендом, который вскоре стал женихом. Как и у всех, жизнь была не без трудностей, но мне всегда было за что быть благодарной. Ни за какие деньги я бы не вернулась в прошлое, чтобы снова прожить свои 20, особенно те ранние годы, когда я по пьяни ела пиццу на улице. Так почему же, когда мне исполнилось тридцать, я вдруг привязалась к сериалу двадцатилетней давности о двадцатилетних людях?
Я не понимала этого, пока несколько месяцев назад не влетела в спортзал, не включила «Друзей» и не обнаружила, что сериала больше нет. Что-то случилось. Канал 46 больше не был закреплен за TBS и принадлежал какой-то ужасной спортивной сети. Я лихорадочно переключала каналы, мысленно составляя письмо руководству спортзала о том, какую большую ошибку они совершили, сменив провайдера. Я оглянулась, ожидая увидеть возмущенные лица, но не обнаружила ни одного. Может быть, я ошибалась насчет публики в 17:30 и несколько неловкой связи, которую мы, как мне казалось, разделяли. Была ли я тем самым чудаком в спортзале? Прошло добрых десять минут, пока я неподвижно стояла, рассеянно нажимая на кнопки тренажера и глядя широко раскрытыми глазами в пространство. (Да, определенно, теперь я была тем самым чудаком.)
В тот момент я вспомнила о предыдущих пересмотрах «Друзей»: дни болезни, бессонные ночи в незнакомых гостиничных номерах, день, когда меня отвергли [вставьте работу и/или романтические перспективы]. Это был бальзам на душу в паршивый день – я это уже понимала. Также я возвращалась к «Друзьям» в периоды глубокой печали и беспокойства: оплакивая смерть бабушки или ожидая результаты биопсии. В такие дни «Друзья» помогали справиться с оцепенением, успокаивали и согревали. Я опиралась на знакомые шутки, беззастенчивую искренность и была не единственной, кто так делал. Спустя несколько недель после небольшого нервного срыва на тренажере я поговорила с другими людьми, которые пережили то же самое. Обычно все начиналось со стыдливого признания: «Выходит, я эмоционально зависима от ситкома! У тебя было что-то подобное?» Многие из моих сверстников отвечали историями о своих моментах единения с «Друзьями». Некоторые вспоминали, что смотрели сериал после 11 сентября. Многие упомянули выборы 2016-го или массовую стрельбу 2017-го в Лас-Вегасе. «Друзья» – то, что они включали, когда больше не могли поглощать новости. Для тех, кто вырос на сериале, это было напоминанием о прежних, более легких и беззаботных временах – не обязательно в мире, но в их частной жизни. Многие смотрели сериал в периоды трудностей или сильного стресса: расставание, безработица, недосып в первые месяцы жизни с новорожденным. «Почему “Друзья”?» – спрашивала я. Было ли тому причиной то, что шоу затрагивает все эти темы, но в оптимистичном ключе? Искали ли они этот эмоциональный резонанс? «Э-э, нет, – говорили они мне. – Это просто забавное шоу».
Эти люди используют термин «утешительная вкусняшка», когда говорят о «Друзьях». Они указывают на легкость сериала, на его оторванность от реальности: шестеро взрослых с идеальными волосами, которые тусуются в кофейне посреди дня, – кто платит за эти гигантские латте? Это же нелепо! «Друзья» для них – чистый эскапизм.
Для других все совершенно иначе. Когда я начала писать эту книгу, я разговаривала с людьми со всех концов США и всего мира об их отношении к «Друзьям». Казалось, у всех есть что-то одно, что объединяет их, даже если они никогда не были фанатами, даже если никогда не видели хотя бы одну серию от начала до конца. Моя подруга Крисси, выросшая в семье с двойным гражданством, Америки и Швейцарии, относится к последним. «Друзей», по ее словам, было одинаково много в обеих странах, несмотря на культурные различия. «Для европейцев, которые никогда не были в США, “Друзья” были Америкой», – сказала мне Крисси. Я думала, что она имеет в виду такие вещи, как спортивные штаны, невозможность позволить медицинское обслуживание и другие аспекты американской жизни, которых нет в Европе. Она меня поправила и сказала: «Это дружелюбие. Американцы улыбаются в тот момент, когда ты их встречаешь. Они разговаривают с тобой так, будто вы уже знакомы». По ее словам, швейцарцам американские туристы казались подозрительно милыми инопланетянами, но «Друзья», с их энергичным юмором и дружелюбными персонажами, помогли понять, в чем дело. Теперь они понимали, что американцы, которых они встречают, – просто слишком дружелюбная компания или, может быть, просто жители Нью-Йорка.
Я поговорила с литературным редактором Эланой Фишман, которая выросла в Южной Флориде, а сейчас живет на Манхэттене. Фишман – преданная фанатка «Друзей», и она тоже почерпнула представление о нью-йоркской жизни из сериала. В старшей школе она каждый день смотрела его на DVD со своей сестрой, и хотя понимала, что «Друзья» – это выдумка, было что-то в них такое, что казалось приближенным к реальности. «В какой-то момент я подумала: “Хорошо, это совсем нереально, но что, если бы это могло быть правдой?”», – сказала она мне. Фишман мечтала поступить в колледж в Нью-Йорке и начать журналистскую карьеру. «Друзья» воодушевляли и дарили надежду; это был не побег от реальности, а взгляд в будущее. Она знала, что ее жизнь будет не совсем такой, как у «Друзей», но, возможно, похожей. «[Я думала]: “Может быть, я перееду в Нью-Йорк, заведу лучшего друга, у которого есть квартира с контролируемой арендной платой[5] в Гринвич-Виллидж, и мы будем жить там! И будет здорово! И у нас будут ребята через холл, наши лучшие друзья”». Это возможно. Должно было произойти чудо, чтобы все сложилось именно так, но это было не невозможно. На самом деле значение имело только одно. «У меня было не так много друзей в старшей школе, – тихо добавила Фишман, хихикнув. – Так что смотреть “Друзей” было вдвойне приятно. Я собиралась добраться до Нью-Йорка и найти эту группу друзей». Она снова рассмеялась: «Я знаю, это грустно!»
Я не думаю, что это грустно. Я думаю, что это именно та причина, по которой «Друзья» и по сей день остаются одним из самых популярных телешоу. Если верить данным, то 16 миллионов американцев пересматривают сериал еженедельно. Примерно столько же или даже больше зрителей смотрели эпизоды во время первого показа «Друзей» – и это только по телевизору. Netflix сохраняет за собой права на потоковую передачу с 2015 года, и с момента своего невероятно популярного дебюта в США компания транслирует сериал для примерно 118 миллионов (и это число продолжает расти) подписчиков по всему миру. Фандом «Друзей» остается огромным и растет. В 2016 году в Великобритании, где повторы сериала транслируются на Comedy Central – канале, основная демографическая группа которого – люди в возрасте от 16 до 34 лет, рейтинги выросли на 10 %. Подростки, которые еще даже не родились, когда «Друзья» перестали выходить в эфир, лежат на диване и смотрят его после школы. Молодые люди возвращаются в свои тесные квартиры поздно ночью, берут ноутбуки в постель и засыпают под очередной эпизод. А не столь молодые люди, как я, смотрят повторы, занимаясь на тренажерах.
Потому что под всем этим скрывается шоу о чем-то действительно универсальном – о дружбе. Это шоу о переходном периоде раннего взросления, когда вы и ваши сверстники не привязаны к семье, партнерам, в равной степени взволнованны и не уверены в будущем. Единственное, в чем вы уверены, – в том, что вы есть друг у друга.
«Друзьям» удалось преодолеть любые барьеры: возрастные, национальные, культурные и даже собственные устаревшие и неуместные недостатки.
Культурный критик Марта Бейлз называет это «сладким временем» – мимолетным периодом огромной свободы и нарастающей ответственности, когда друзья становятся вашей семьей. «В большинстве стран у молодых людей нет ни ресурсов, ни одобрения взрослых, чтобы испытать это самое “сладкое время”», – пишет она в своей книге «Through a screen darkly». Тем не менее «Друзья» популярны у зрителей всех возрастов. Марта связывает популярность сериала с желанием пережить «сладкое время» еще раз: «Даже для тех из нас, у кого было это “сладкое время”, оно никогда не было таким сладким, как у героев ”Друзей“. Наши проблемы никогда не решались так легко, наши волосы никогда не были настолько хорошо уложены, и опять же, ни у кого не было квартиры, как у Моники. Честно говоря, даже наша дружба не была такой идеальной. Некоторые из нас были одиноки в те годы, а некоторые из дружеских ”семей” были неблагополучными. Для других настоящая ”сладость” пришла позже, но все мы должны признать тот факт, что в ”Друзьях” видишь ту самую безоговорочную и меняющую жизнь любовь, которая может существовать только между друзьями. Это та самая страховочная сеть, которая ловит тебя, когда семья разочаровывает или распадается. Это спасательный круг, на который можно положиться, когда личная жизнь идет наперекосяк. Друзья – это люди, которые идут с тобой плечом к плечу сквозь огонь и медные трубы. А потом происходит неизбежное – ваша хватка ослабевает, ваши пути расходятся, и однажды, оглянувшись, ты замечаешь, что идешь по жизни один – из ”сладкого времени” в следующий жизненный этап».
Вот что я осознала в тот день в спортзале. Мне было тридцать три года, я была помолвлена – не совсем уверена в будущем, но уже не совсем потеряна. Эта фаза моей жизни давно закончилась. За последние несколько лет близкие друзья уехали по работе или поженились. У людей появились дети, ипотечные кредиты и карьерные лестницы, по которым нужно подниматься. У меня был абонемент в спортзал, которым я, слава богу, действительно пользовалась. Нет, конечно, я не вижу в этом ничего плохого. Этот следующий этап был захватывающим совершенно по-новому, но войти в него означало оставить позади другой, вместе со всеми отношениями, которые в нем были. Нет, друзья не пропадут – они всегда будут со мной. Но все будет по-другому. Наша дружба не могла быть больше такой, какой была, когда нам было по двадцать. Точно так же невозможно вернуться в летний лагерь или в среднюю школу (а хотим ли мы этого?). Жизнь меняется, дружба меняется, а перемены – это ужасно. Так что неудивительно, что я вернулась к чему-то знакомому. «Друзья» были способом отправиться в то время моей жизни, которое медленно, но неуклонно превращалось в воспоминания.
Да, это был всего лишь старый ситком. Да, во многом это не имело ничего общего с моим личным опытом. Но это точно имело значение в единственном смысле – это было шоу о дружбе. И, как старые друзья, оно всегда было со мной.