– Чтоб ты знала, я собираюсь победить всех на этих соревнованиях, – сообщила я маме, когда мы ехали на машине в Алверсток.
Шел август 1986 года. Мартина Навратилова в седьмой раз выиграла Уимблдон. Мне предстоял первый поединок на первенство графства среди юниоров до двенадцати лет. Я надела на ракетку новую ручку – ярко-синюю. Я должна выиграть. Я обязательно выиграю.
Мы с мамой приехали в Алверсток. Внезапно мне стало страшно. Я огляделась вокруг и уже не была так уверена, что сумею кого-нибудь обыграть.
– Не падай духом, я могу выиграть, и я выиграю, – бормотала я себе под нос. – Надо настроиться. Если я хочу выиграть, но сомневаюсь, то это плохо. Думай о победе.
Мальчики и девочки, участники соревнования, тренировались на кортах; их родители нервозно беседовали между собой в здании клуба. На судейском столе валялись листки с протоколами и расписанием игр. Я увидела крупную, могучую особу – вероятно, организатора соревнований. Она стояла возле стола в ярко-зеленом свитере, жевала пончик и открывала упаковку с новенькими мячами. Результаты жеребьевки были приколоты к доске.
В толпе выделялась одна девочка – высокая, с темными волосами, туго завязанными на затылке в конский хвост. На голове у девочки была розовая повязка, больше похожая на тряпку, какой вытирают пыль в доме. Ее спортивный костюм был такой же ярко-розовый, а на укороченных носочках болтались розовые шарики. На плече девочка держала серебристый с красным чехол фирмы «Хэд», а на шее у нее я разглядела серебряное колье с шармиком в виде теннисной ракетки. Она держалась как профессиональная спортсменка, и на вид ей было лет шестнадцать, уж никак не двенадцать. Мне захотелось, чтобы мой костюм и потертые кроссовки вдруг по мановению волшебной палочки превратились во что-нибудь более классное. А то я по сравнению с ней не тянула на серьезного игрока.
– Давай-ка посмотрим, кто тебе достался по жребию, – с волнением проговорила мама и стала проталкиваться к доске. На ее локте болталась сумочка, ударяя по окружающим. – Как восхитительно. Ты рада, Элис?
– Мам! Говори потише! Опять ты кричишь… – проворчала я.
– Что? Ой, гляди, ты будешь играть с номером два посев[2], – пронзительно провозгласила мама.
Итак, я играю с какой-то Имоджен Глоув. Не любила я это имя – Имоджен. Мне сразу вспоминалась знакомая девочка с таким именем. Когда-то она привязала меня к стулу и заставила есть пирожок, слепленный из песка и грязи.
– Ой, дочка, как тебе не повезло с жеребьевкой, – разочарованно протянула мама.
– Я еще не проиграла ей, – возмутилась я. – Могу и победить… Хоть она и номер два посев, это еще ничего не значит.
– Нет-нет, конечно, ты права, – немедленно спохватилась мама.
Я подошла к организаторше соревнований – та принялась за второй пончик. На ее массивном подбородке висела большая клякса джема, а к усикам прилипли сладкие крошки. Она приветливо улыбнулась и сказала, как приятно ей видеть новое лицо.
– Знаешь, милая, ты играешь в числе первых, и через несколько минут я объявлю тебя. – Она все еще открывала своими пухлыми пальцами, похожими на свиные сардельки, упаковку мячей.
У меня затряслись поджилки. Вдруг я сразу проиграю? Вдруг не получу ни одного очка? Корты открытые, на меня будут смотреть зрители, много зрителей. Что, если мне среди игры понадобится в туалет? Лучше я схожу сейчас, решила я, увидев неподалеку дверь с женским силуэтом. Моя фамилия прозвучала по громкоговорителю, когда я сидела в туалете. Мне стало страшно. Я засуетилась, помыла руки, дрожащими пальцами наполнила фляжку водой и поспешила к судейскому столику.
К моему ужасу, к тому же столу шла через зал та самая розовая девочка. Ее лицо выражало железную уверенность.
– Имоджен, Элис, восьмой корт, прямо в конце. Играете три сета, и запомните – в тренировочных костюмах можно только разминаться, – с сияющей улыбкой предупредила организаторша. Теперь она ела печенье.
Наша пятиминутная разминка закончилась. Я взглянула на свою ослепительную соперницу. Имоджен уже проверила струны на каждой из своих четырех ракеток и теперь надевала розовую с белым юбочку. Я почувствовала себя стареньким «Фордом Фиеста» с продавленными креслами, а Имоджен была как шикарный «Ягуар».
– Какой у тебя рейтинг? – спросила она, вздернув нос. – Что-то я никогда тебя не видела.
– У меня нет никакого, – неловко пробормотала я.
– Я играю на международном уровне, у меня тренер из Швеции, – с гордостью сообщила она. Я посмотрела на край корта и увидела ее белокурого тренера, он улыбался нам. Я выиграла жребий и выбрала прием подачи. Она сунула мяч в свои теннисные панталоны, украшенные рюшем, и пошла к задней линии. Кто те люди, что сидят возле нашего корта? Там стояли в ряд пять стульев. Черноволосая леди, вероятно, мать Имоджен, удобно восседала в шезлонге. Рядом на складных стульях, похоже, сидели и дед с бабкой. А еще маленький мальчишка. Да она притащила сюда всю семью!
Имоджен выиграла первые три игры. Она сделала это легко, тогда как я носилась по корту, подхватывала мячи, а от моей бедной ракетки то и дело отваливались лохмотья краски.
Счет в первом сете был 6:1 в пользу Имоджен. Здешние корты были такие же, как школьные, но только это не имело значения – я проиграла бы в любом случае. Но я была уверена, что Имоджен послала последний мяч, ее сетбол[3], через сетку, а не над ней. Ее родственники поторопились зааплодировать, так что я не успела даже задать ей вопрос. Мама удалилась в клуб.
Во втором сете я выиграла первую игру. Хуже всего для меня было бы проиграть 6:1, 6:1. Но я выиграла и второй гейм, и третий. Что-то в моей игре сдвинулось к лучшему.
Мать Имоджен ходила взад-вперед за сеткой, давала дочери тренерские указания. Мой брейк-пойнт, я вела счет 4:1. Мяч переходил ко мне.
– Аут! Аут! – закричала я.
Тут раздался пронзительный визг. Я оглянулась. Мать Имоджен прилипла к сетке и выла, словно бешеный зверь в зоопарке. Что это с ней?
– Он был на поле, на поле. Ты должна переиграть. У тебя еще две подачи! Он упал внутри линии, – кричала она.
Подойдя ближе, я увидела ее кривые зубы и седые волосы.
Имоджен подошла к сетке.
– Мяч точно был в ауте, – воскликнула я, – он упал вон туда! – Я показала на то место, где ударился мяч, в футе от задней линии.
– Нет, не может быть, – протестовала Имоджен следом за матерью. Ее родственники дружно кивали, подтверждая ее слова. Ну прямо судейское жюри какое-то! Я поискала глазами маму. Где же она?
– Давайте переиграем, – неуверенно согласилась я, защищаясь от жестких глаз. Я посмотрела на далекое здание клуба. Вокруг бродили люди. Мне надо пожаловаться. На соседнем корте заплакала девочка и подбежала к рефери. Он разбирался с ней, так что мне ничего не оставалось, как продолжить игру. Потом я трижды ошиблась на второй подаче. У меня дрожал подбородок – я знала, что вот-вот заплачу.
Мать Имоджен оспаривала все мои претензии насчет задней линии. Я не знала, что делать. Почему никто вокруг не видит, что происходит?
Я проиграла. Моя соперница улыбалась и пожимала мне руку так, словно ничего не произошло. Ее мать тоже мне улыбалась.
Ее семейка уже складывала стулья. Если все соревнования по теннису такие, то мне еще многому надо учиться. Я побрела искать маму.
– Ах, не повезло нам, дочка, – посочувствовала мне мама еще до того, как я сообщила ей о своем проигрыше. Она сидела в клубе и пила крепкий кофе. – Я смотрела только первый сет, потом не выдержала и ушла, чтобы не нервничать. Какой у вас окончательный счет?
– Мам, в следующий раз ты должна смотреть до конца. Эта Имоджен жульничала, а ее мать настоящая ведьма.
Мама утешала меня, раскаивалась, говорила, как ей жалко, что она ушла и не видела мою игру, но такого больше не повторится.
– Впрочем, не нужно огорчаться, милая, ты еще можешь участвовать в соревнованиях «Плейт», – сказала она с улыбкой.
– В соревнованиях «Плейт»? – с надеждой переспросила я.
– Они устраиваются для проигравших. – Вот утешила так утешила! Я проигравшая, лузер. Я не отстояла свою правоту. Я позволила Имоджен и ее матери растоптать меня.
На следующее утро мы с мамой опять поехали в Алверсток. Теперь я была настроена гораздо более позитивно – я должна была выиграть хотя бы один матч. Нет, я не хотела по возвращении домой сообщить Элен, Эндрю, папе и Тому – особенно Тому, – что вылетела и из соревнований для лузеров. Вчера, когда я сказала Тому о своей неудаче, он принялся плясать по кухне и распевать: «Ты растяпа, ты растяпа».
Мой матч должен был начаться в одиннадцать. Уже была половина первого. Дождь лил и лил. Хоть бы он когда-нибудь перестал. Мы с мамой играли в крестики и нолики. В следующий раз я решила захватить с собой карты, тогда мы сыграем в дурака, этой игре меня научила Элен.
Неподалеку беспокойно расхаживал мальчишка, похожий на мышонка; ждал своей очереди. Организаторша соревнований назвала мою соперницу.
– Если это та, про которую я думаю, – начала мама, глядя на мальчишку, тот направлялся к организаторше, – думаю, у тебя очень хорошие шансы, дорогая. Вчера я видела ее игру. Не очень.
– Мам! – Я ткнула ее локтем в бок. – Ты будешь когда-нибудь говорить тише? И вообще, это мальчик!
Мальчишка стоял рядом со мной. Он был в белых шортах, его короткие волосы торчали ежиком. Моя соперница так еще и не приехала. Организаторша вручила мне мячи.
– Вы двое. Пятый корт, и постарайтесь поскорее все закончить, мы и так отстали от расписания.
– Я буду играть с ним? – удивленно спросила я.
– С ней, – поправила меня организаторша, стараясь не рассмеяться. Я снова взглянула на мальчишку и почувствовала, что краснею. Я быстро вышла из клуба; мальчик шел за мной. На этот раз мама была готова смотреть на нашу игру. Наблюдали за игрой также мать моего соперника и ее черный лабрадор, на лапе которого была шина.
Первый сет я выиграла легко. Маленькая, пухлая леди с огненно-рыжими волосами с энтузиазмом аплодировала, зажав под мышкой блокнот. Потом она представилась маме.
– Кто это? – с волнением спросила я у моей соперницы. Во втором сете я выигрывала со счетом 4:1.
– Она организатор соревнований по теннису в нашем графстве. Ее все знают, – с удивлением отвечала она.
Организатор соревнований в графстве! Мне надо выкладываться до конца.
– Ты играешь за графство? – спросила я, не в силах сдержать восторг.
– Да.
– Мам, он играет за графство!
– Она, Элис, – поправила меня мама и извинилась перед матерью девочки.
Я могла обыграть девочку, играющую за графство! И кто знает, к чему это приведет? Я представила себе: вот я пожимаю руку моей противнице, а ко мне тут же подбегает эта женщина, спрашивает, кто я такая, и говорит, что я непременно должна быть в ее команде, она снимает шляпу перед моим талантом и жалеет, почему не видела меня раньше… Я мотнула головой. Я должна произвести на нее впечатление!.. Ах, не может быть! Она уже ушла с нашего корта, чтобы понаблюдать за другой игрой… Элис, сосредоточься! Ты еще не выиграла. Но меня неудержимо переполняли мечты: как приятно мне будет сделать последний удар и выиграть мой первый матч…
Я выиграла! Я прыгала до небес, мне хотелось швырнуть ракетку в толпу вместе с моими потными напульсниками. Правда, смотрели нашу игру только пять человек. Ну и ладно, я все равно была счастлива – теперь я могла поехать домой и сообщить Тому, что выиграла!
– Молодец! – Мама сияла от радости. – Нам стоило приезжать сюда. Ты победила игрока, выступающего за графство! Умница!
– Что тебе сказала та женщина?
– Она организатор…
– Да знаю, знаю. Что она сказала тебе? Про меня она что-нибудь говорила?
– Она спросила, кто ты, и все. Очень забавная особа… – Мама заметила мое разочарование. – Ну а что ты хотела, чтобы она сказала?
А мне просто хотелось знать, достаточно ли я хороша, чтобы играть за графство, вот и все.
Я добралась до финала «Плейт», победив трех игроков, выступающих за графство. О таком успехе я и не мечтала.
Игра в финальный день соревнований – это всегда необычайное волнение, совершенно несравнимое с состоянием игрока на турнире в другие дни. Там уже профессиональные арбитры, как в Уимблдоне, и много зрителей, много родителей и участников. Вынесенный на улицу стол ломился от кубков и медалей; скоро на них выгравируют имена победителей. Мои жадные глаза пытались разглядеть, что из этого получу я. Имоджен Глоув прошла мимо меня, глядя на серебряный кубок с загнутыми ручками, который она выигрывала два года подряд. Она вышла в финал. Мне очень хотелось, чтобы она проиграла.
Я играла в финале против Анны, выступавшей за графство уже целых три года. За эту неделю я познакомилась с ней и ее родителями. Они смотрели один из моих первых матчей и тепло поздравили меня. Они немного рассказали мне о мире тенниса, о теннисистах и нужных соревнованиях, в которых мне надо участвовать, если я хочу серьезно заниматься теннисом. У матери Анны были длинные, до пояса, как у хиппи, прямые волосы. Ее отец был иностранцем, низкорослый, с обвислыми усами. Ему страстно хотелось, чтобы его дочь выиграла. Я видела это по его глазам – вся его жизнь, все радости были связаны с теннисом. Анна была моложе меня на год и довольно робкая. Отец вел за нее все переговоры. Хотя она все же спросила меня, люблю ли я музыку – ей нравились песни группы «А-ха».
Нас вызвали. Меня переполнял восторг.
Анна была крупной и сильной девочкой с длинной толстой косой и крепкими бедрами. Ее удар по мячу был столь силен, что мяч со свистом пролетал мимо меня, и я не успевала даже глазом моргнуть. Мама разговаривала с ее родителями. Они смеялись, наслаждаясь обществом друг друга.
Я проигрывала; я была не в той лиге, как эта девочка. Она выиграла первый сет. Я не верила сама себе, когда во втором сете выиграла у Анны тай-брейк. Она ужасно встревожилась. Родители тоже прекратили все разговоры. Организатор от графства тоже наблюдала за нашей игрой. Мне нравилось, когда на меня смотрели зрители; это меня подзадоривало. Счет был 6:1, одно ее очко решало исход матча, и тут в моей ракетке лопнула струна. А ракетка была у меня только одна. Анна предложила мне одну из своих. Эта была потяжелее. Счет стал 6:5 в пользу Анны. Она могла уже забрать ракетку.
Выиграла Анна со счетом 7:5. Ее родители поздравляли меня, говорили, что я тоже могла выиграть, что мы обе заслужили победу. Конечно, им было легко говорить мне приятные слова, верно? Как бы они смотрели на меня, если бы выиграла я?