Прошло четыре дня, прежде чем Грета смогла, хромая, передвигаться по комнате без посторонней помощи. Удобно устроенная в большой кровати с видом на долину, с Мэри, исполняющей все ее пожелания, она начала наслаждаться жизнью. Оуэн заходил каждый день, узнать, как ее дела, и, обнаружив ее любовь к чтению, стал оставаться, чтобы почитать ей. Его присутствие казалось Грете на удивление приятным, и ей нравился его низкий голос.
Дочитав «Грозовой перевал» и закрыв книгу, он заметил слезы у нее на глазах.
– Грета, дорогая, что случилось?
– Простите. Это такая прекрасная история. Ну, то есть любить кого-то так сильно и никогда не… – ее голос прервался.
Оуэн поднялся и ласково потрепал ее по руке.
– Да, – кивнул он, растроганный тем, что книга оказала на нее такое воздействие. – Но это же только история. Завтра начнем читать «Дэвида Копперфильда». Это одна из моих любимых книг. – Он улыбнулся ей и вышел из комнаты.
Откинувшись на подушки, Грета подумала, как было бы хорошо, если бы ей вовсе не пришлось возвращаться в одиночество ее маленького холодного домика. Тут она чувствовала себя окруженной заботой. Интересно, подумала она, почему Оуэн не женат? Он был хорошо образованным, интеллигентным и даже в своем возрасте оставался очень привлекательным мужчиной. Она осознала, что представляет себе, каково было бы быть его женой – хозяйкой дома и поместья Марчмонт, до конца жизни в благополучии и безопасности. Но это, конечно, только мечта. Она – всего лишь женщина, носящая незаконного ребенка и без гроша за душой, и вскоре ей снова придется взглянуть в глаза реальности.
На следующий день, когда Оуэн закончил читать ей «Дэвида Копперфильда», Грета потянулась и тяжело вздохнула.
– В чем дело? – спросил он.
– Нет, ничего, просто… Ну, вы были так добры ко мне, но я правда не могу больше быть вам обузой. Снег уже тает, моя нога гораздо лучше, и я должна вернуться в свой коттедж.
– Глупости! Ваше общество – большая радость для меня. С тех пор как его покинул последний выздоровевший офицер, этот дом стоит практически опустевшим. А этот коттедж моего племянника сырой, холодный и, как по мне, совершенно не подходящий для вас, ну, по крайней мере, пока вы совсем не поправитесь. Ну как, ради всего святого, вы будете взбираться по этой лестнице?
– Я уверена, что справлюсь.
– Я настаиваю, чтобы вы остались минимум еще на неделю, пока, условно говоря, не встанете на ноги. В конце концов, это же я виноват, что все так случилось. И самое малое, что я могу сделать, так это предоставить вам приют, пока вы совсем не поправитесь.
– Если вы так считаете, Оуэн, – ответила Грета, пытаясь скрыть свой восторг от того, что останется тут подольше.
– Абсолютно. Для меня в радость, что вы тут. – Оуэн тепло улыбнулся ей и встал. – Ну ладно, оставлю вас отдохнуть.
Он пошел к двери, но вдруг остановился и повернулся.
– И если вы ощущаете в себе достаточно сил, то, может быть, вы доставите мне удовольствие, присоединившись ко мне сегодня за ужином там, внизу?
– Я… да, я с радостью. Спасибо, Оуэн.
– Тогда до восьми.
В тот же день, позже, Грета позволила себе роскошь полежать в глубокой горячей ванне. Потом она села к туалетному столику в спальне и, как могла, соорудила себе прическу. Совершенно лишенная косметики, разрумянившаяся после ванны, она выглядела особенно юной.
Она спустилась в гостиную, опоздав на двадцать минут, одетая в свежевыстиранную блузку и шерстяную юбку и опираясь на костыль, который нашел для нее Оуэн.
– Добрый вечер, Грета. – Он поднялся, подал ей руку и помог сесть в кресло. – Могу я сказать, что вы сегодня прекрасно выглядите?
– Спасибо. Я же говорила, мне уже лучше. Лежа весь день в постели, я начинаю чувствовать себя мошенницей.
– Могу я предложить вам что-то выпить?
– Нет, благодарю вас. Боюсь, алкоголь сейчас ударит мне прямо в голову.
– Ну тогда, может быть, немного вина за ужином.
– Да. – В комнате было прохладно, и Грета протянула руки к огню.
– Вам холодно, дорогая? Я просил Мэри развести огонь заранее, но я нечасто бываю в этой комнате. Когда я один, библиотека кажется мне гораздо более удобной.
– Нет-нет, со мной все в порядке.
– Сигарету? – Оуэн протянул Грете серебряную коробку.
– Спасибо. – Она взяла сигарету, и он предложил ей огня.
– Ну, расскажите мне немного о себе.
– Да тут особенно нечего рассказывать, – она немного нервно затянулась сигаретой и выдохнула дым.
– Лаура-Джейн говорила, вы работали вместе с Дэвидом в театре в Лондоне. Вы актриса?
– Я… Ну да.
– Я сам никогда не был театралом. Все как-то больше, знаете, на природе. Но расскажите, в каких же пьесах вы играли?
– Ну, я не настолько уж актриса. В большей степени… как бы танцовщица.
– То есть музыкальные комедии, да? Мне нравится, что делает этот Ноэль Ковард. Некоторые его песни прямо-таки хороши. Так во время войны вы были в Лондоне?
– Да, – соврала Грета.
– Должно быть, во время бомбежек было просто ужасно.
– Да. Но все держались вместе. Думаю, когда всех вместе заталкивают под землю, в метро, на станцию Пикадилли-Серкус на всю ночь, больше ничего другого не остается, – ловко повторила Грета рассказы Дорис о том, как все это было.
– Великий британский дух. То, что помогло нам все выдержать и выиграть войну. Не пройти ли нам к ужину?
Оуэн помог Грете перейти в столовую, которая – так же, как и все остальные комнаты, которые она успела увидеть, – была прекрасно обставлена, с мерцающими светильниками в форме конусов по стенам и длинным полированным столом. В одном его конце было накрыто на двоих. Он отодвинул ей стул, и она села.
– У вас прекрасный дом, но он такой большой. Вам тут не одиноко? – спросила она.
– Да, особенно после того, как я привык к тому, что здесь толпились медсестры и пациенты. А зимой тут еще и страшно промозгло. Протопить стоит целое состояние, но я не люблю холод. Перед войной я жил в Кении. Тот климат подходил мне гораздо больше, а образ жизни – скорее нет.
– Вы думаете вернуться туда? – осведомилась Грета.
– Нет, уезжая, я избавился от фермы там. И, кроме того, я и так слишком долго оставлял Марчмонт на Лауру-Джейн, так что я должен вернуться к своим обязанностям.
В комнату вошла Мэри, и оба обернулись на нее.
– А вот и суп. И, Мэри, разлейте, пожалуйста, вино.
– Конечно, сэр.
Оуэн подождал, пока Мэри обслужит их и уйдет, прежде чем спросить:
– Я не хотел бы быть назойливым, но ради чего такая прелестная юная леди, как вы, покидает Лондон и уезжает в дебри Марчмонта?
– О, это долгая история, – уклончиво ответила Грета, протягивая руку к бокалу.
– Мы не спешим. У нас впереди весь вечер.
– Ну, – начала Грета, понявшая, что ей не удастся увернуться от объяснений, – я была сыта Лондоном, и мне нужна была смена обстановки. Дэвид предложил мне пожить в его коттедже, и я решила воспользоваться этим, чтобы обдумать, как быть дальше.
– Ясно. – Оуэн смотрел, как Грета ест свой суп, отлично понимая, что она врет. – Простите, если я буду нескромен, но не замешан ли в этом какой-нибудь молодой человек?
Грета со стуком опустила ложку, поняв, что отрицать было бы бесполезно.
– Да.
– А, вот как. Ну что ж, его потеря – моя находка. Этот парень, должно быть, просто слеп.
Грета опустила взгляд в суповую тарелку, ее глаза наполнились слезами. Она глубоко вздохнула.
– Есть и другая причина.
Оуэн молчал, ожидая, что она продолжит говорить.
– Я беременна.
– Понятно.
– Я пойму, если вы захотите, чтобы я уехала, – Грета вынула из рукава носовой платок и вытерла нос.
– Ну полно, полно, дорогая. Пожалуйста, не надо расстраиваться. Я думаю, что из-за того, о чем вы мне сказали, вы сейчас нуждаетесь в еще большей заботе.
Она уставилась на него в полнейшем изумлении.
– Вы не шокированы?
– Грета, я, может быть, и живу в глубочайшей дыре, но я все же видел жизнь. Это очень грустно, но такие вещи случаются. Особенно во время войны.
– Он был американским офицером, – прошептала Грета, как будто это делало всю историю лучше.
– Он знает о ребенке?
– Нет. И никогда не узнает. Он… Он сделал мне предложение. Я согласилась, но потом он, ну, уехал обратно в Америку и даже не попрощался со мной.
– Ясно.
– И я не знаю, что бы я делала, если бы не Дэвид.
– Вы с ним?..
– Абсолютно нет, – твердо ответила Грета. – Мы просто добрые друзья. Дэвид очень добрый.
– Так каковы же ваши планы на будущее?
– Я даже понятия не имею. Если честно, с тех пор как я сюда приехала, я просто стараюсь об этом не думать.
– А как же ваша семья? – спросил Оуэн, и тут вошла Мэри с ростбифом на серебряном подносе, который она поставила на боковой столик, и стала убирать суповые тарелки.
– У меня никого нет. Мои родители погибли во время Блица, – и Грета опустила глаза, на случай, чтобы он не заметил, что она врет.
– Мне очень жаль. Но вы хорошо образованны, это видно. В частности, вы прекрасно знаете литературу.
– Да, я всегда любила книги. Мне повезло. До того, как мои родители погибли, я ходила в частную женскую школу.
– И теперь вы совсем одна на свете, да, дорогая? – Оуэн неуверенно протянул руку и накрыл ладонь Греты. – Ну ничего, не волнуйтесь, обещаю, что постараюсь позаботиться о вас.
По мере того как в течение вечера разговор уходил все дальше от прошлого Греты, она начала расслабляться. После ужина они вернулись в гостиную и она села у огня, почесывая Моргана, черного лабрадора, который тоже лежал, потягиваясь, у камина. Оуэн пил виски и рассказывал о своей жизни в буше Кении. Он рассказывал, что у него была большая ферма возле Ниери в Центральном Нагорье и как ему нравилась дикая природа и местные жители.
– Но я стал уставать от всех этих бесконечных фокусов, которые устраивали мои бывшие соседи. Хоть «Счастливый дол», как его называли, и находился бог знает где, они все равно находили способы поразвлечься, если вы понимаете, о чем я. – Оуэн приподнял бровь. – К тому же, будучи одиноким, я был легкой добычей для некоторых местных хищниц. Так что я рад вернуться сюда, в мир своего рода нормальной морали.
– Вы никогда не были женаты?
– Ну, когда-то однажды был кое-кто, и мы были помолвлены, но… – Оуэн вздохнул. – В любом случае, правильно было бы сказать, что с тех пор я не испытывал желания ни на ком жениться. Ну и, кроме того, кому нужен такой старый ворчун, как я?
Мне нужен, мелькнула мысль в голове у Греты, но она тут же подавила ее. От вина и тепла очага ее совсем разморило, и она зевнула.
– Вам пора в постель, юная леди. Вы выглядите уставшей. Я позову Мэри, чтобы она помогла вам подняться в спальню, – сказал он, звоня в звонок.
– Да. Простите. Я уже давно не ложилась так поздно.
– Не извиняйтесь, и спасибо вам за такую чудесную компанию. Надеюсь, вам было не слишком скучно.
– Нет. Совсем нет. – В комнату вошла Мэри, и Грета встала.
– Тогда не сочтете ли вы возможным завтра снова поужинать со мной?
– Конечно же да. Спасибо, Оуэн. Доброй ночи.
– Грета?
– Да?
– Просто знайте, что вы больше не одна.
– Спасибо.
Медленно поднимаясь с помощью Мэри по лестнице и потом болтая с ней, пока та помогала ей лечь в постель, Грета все пыталась осмыслить прошедший вечер. Она была уверена, что в ту же минуту, как она скажет Оуэну, что ждет ребенка, его отношение к ней изменится. Но уже устроившись под одеялом, после того как Мэри вышла из комнаты, она поняла, что он, похоже, ухаживал за ней в своей ворчливой манере. Но ведь не мог же он быть заинтересован в ней теперь, узнав правду?
Всю следующую неделю, и до и после Нового года, Грета каждый день ужинала вместе с Оуэном. Ее нога была лучше, и теперь вместо дневного чтения он брал ее на небольшие прогулки по землям, принадлежавшим поместью Марчмонт. Она видела, что он действительно ухаживает за ней в своей старомодной манере. И не могла понять этого. В конце концов, не может же владелец поместья Марчмонт жениться на женщине, которая носит чужого ребенка. Или может?..
Да, невзирая на все ее периодические попытки заявить, что она должна вернуться в свой коттедж, прожив в большом доме почти целый месяц, Грета с уверенностью могла сказать, что Оуэн не хочет ее ухода.
Как-то вечером, после ужина, они сидели вместе в гостиной, обсуждая «Дэвида Копперфильда». Оуэн закрыл книгу. Наступило молчание. И вдруг его лицо посерьезнело.
– Грета. Я хочу спросить вас кое о чем.
– Конечно. Но это не будет что-то ужасное?
– Нет… ну, по крайней мере, я надеюсь, что нет. Итак… – он кашлянул. – Дело в том, дорогая Грета, что за то короткое время, что мы с вами знакомы, я очень привязался к вам. Вы вернули мне силы и бодрость духа, которые, как я думал, уже покинули меня. Так что… Вот вопрос, который я хотел вам задать: не окажете ли вы мне честь стать моей женой?
Грета уставилась на него, в изумлении открыв рот.
– Конечно, я полностью пойму, если вы сочтете, что не можете выйти замуж за человека настолько старше вас. Но мне кажется, вы нуждаетесь в том, что я мог бы вам дать. Отца вашему ребенку и спокойное, обеспеченное существование вам обоим, чтобы и вы, и ребенок могли бы процветать в будущем.
Она сумела обрести свой голос.
– Я… вы хотите сказать, что готовы признать ребенка, который у меня родится, своим собственным?
– Конечно. Никому ведь не нужно знать, что он не мой, верно?
– Но как же Дэвид и ЭлДжей? Они знают правду.
– О них можете не волноваться. – Оуэн взмахнул рукой, словно отметая эту проблему. – Итак, что вы мне скажете, дорогая Грета?
Она хранила молчание.
– Вы задаете себе вопрос, почему я хочу этого, верно?
– Да, Оуэн, это так.
– Будет ли слишком просто, если я скажу, что ваше присутствие тут заставило меня осознать, насколько я был одинок? Что я испытываю к вам привязанность, на которую раньше не думал, что способен? Марчмонту нужна юность… жизнь, иначе он уйдет в небытие вместе со мной. И я верю, что мы с вами можем дать друг другу то, чего каждому из нас недоставало в прежней жизни.
– Да, но…
– Я не жду, чтобы вы приняли решение прямо сейчас, – торопливо добавил он. – Подумайте об этом. Если хотите, можете вернуться пока в свой коттедж.
– Да. Нет… Я… – Грета наморщила лоб. – Оуэн, вы можете меня извинить? Я чувствую, что ужасно устала.
– Ну конечно.
Они оба встали. Оуэн взял ее руку и нежно поцеловал.
– Подумайте как следует, моя дорогая. Каким бы ни было ваше решение, мне было очень приятно, что вы были моей гостьей. Доброй ночи.
Лежа в постели, Грета так и сяк крутила в голове предложение Оуэна. Если она примет его, у ребенка будет отец и они оба будут избавлены от позора, выпадающего на долю незаконных детей и их матерей. Она будет хозяйкой прекрасного дома, и ей никогда больше не придется переживать о том, сможет ли она в очередной раз достать себе еду.
Единственное, чего у нее никогда не будет, – это любимого человека. Несмотря на то что Оуэн был добрым, заботливым и по-своему привлекательным мужчиной, если смотреть правде в глаза, то Грета не могла допустить даже мысли о том, чтобы делить с ним постель.
Но, если она скажет нет, ей придется вернуться в коттедж и рожать ребенка в одиночестве. А потом кто знает? Какие у нее шансы на то, что она в будущем все же сможет встретить свою настоящую любовь, о которой так мечтала? Не говоря уж о том, чтобы обеспечивать себя и ребенка?
Перед ее глазами всплыло лицо Макса. Она быстро затрясла головой, чтобы избавиться от него. Он никогда не вернется, а ей надо думать о жизни за себя и за своего ребенка.
Грета представила, что же скажут ЭлДжей и Дэвид. Она надеялась, они смогут понять ее. Кроме того, она была не в том положении, чтобы заботиться и переживать о чувствах других людей.
– У нас ведь нет больше никого, кто мог бы о нас позаботиться? – спросила она, поглаживая свой живот.
На следующий вечер Грета спустилась к ужину и сказала Оуэну, что принимает его предложение.
Через два дня Мэри вбежала в столовую, где Оуэн сидел за завтраком, читая «Таймс».
– Простите, сэр, там миссис Марчмонт желает вас видеть.
– Скажите, пусть подождет, пока я не позавт…
– Не думаю, что это может ждать, Оуэн. – ЭлДжей появилась на пороге комнаты за спиной Мэри и, оттолкнув ее, вошла в комнату.
Оуэн фыркнул.
– Прекрасно. Спасибо, Мэри. Закройте, пожалуйста, за собой дверь.
– Да, сэр.
Мэри вышла. ЭлДжей встала у противоположного конца стола и уставилась на него. Оуэн не спеша вытер рот салфеткой и аккуратно сложил газету.
– Ну и что же тут такое, что не могло подождать?
– Ты прекрасно знаешь, что это. – Голос ЭлДжей был немногим громче шепота.
– Ты расстроена, что я женюсь на Грете, так ведь?
ЭлДжей опустилась на стул у другого конца стола и тяжело вздохнула.
– Оуэн, я не претендую на чтение твоих тайных мыслей, и я тебе не сторож, но, ради всего святого, что ты вообще знаешь об этой девушке?
Оуэн взял с тарелки кусочек поджаренного хлеба и начал намазывать его маслом.
– Я знаю все, что мне надо.
– Правда? Тогда ты, наверное, очень счастлив, что новой хозяйкой Марчмонта станет женщина, которая зарабатывала себе на жизнь, расхаживая по сцене «Ветряной мельницы» буквально в чем мать родила?
– Я провел свое расследование, и я в курсе того, чем она занималась до приезда сюда. И я просто признателен, что мне удалось найти кого-то, кто подарил мне счастье, которое я больше не рассчитывал обрести в своей жизни.
– То есть ты хочешь сказать, что любишь ее? Или же тебе все застило это хорошенькое личико?
– Как ты заметила ранее, Лаура-Джейн, это не твое дело.
– Нет, мое, если это означает, что незаконный ребенок Греты станет наследником Марчмонта вместо моего сына! – Голос ЭлДжей задрожал от избытка чувств. – Если все это для того, чтобы наказать меня, то тебе это удалось.
– Ну, твой сын как-то не выражал никакой особой привязанности к этому месту.
– Оно его по праву, Оуэн, и ты это знаешь.
– Боюсь, Лаура-Джейн, что это не так. Марчмонт перейдет по наследству любому моему ребенку. И никто, кроме тебя и Дэвида, не знает, что ребенок Греты не от меня. Могут, конечно, пойти всякие слухи, что он был зачат вне брака и свадьба была слишком поспешной, но в этом нет ничего страшного и это не зайдет далеко.
– Ты так считаешь? – ЭлДжей с трясущимися руками пыталась унять свою ярость. – То есть ты ожидаешь, что я буду стоять и смотреть, как наследие моего сына переходит к какому-то ублюдку какого-то янки?
– Это будет твое слово против нашего, но, если ты захочешь обратиться в суд, пожалуйста, сколько угодно, – невозмутимо ответил Оуэн. – Доказать это невозможно, так что, полагаю, люди начнут думать, что с твоей стороны это просто зелен виноград. А уж как газеты будут рады такому скандалу. Можешь быть уверена, что вся наша репутация будет вываляна в грязи, но, конечно, ты вольна делать все, что тебе только угодно.
– Я просто не понимаю, как ты можешь так поступить с Дэвидом. В конце концов…
– Ты не понимаешь, как я могу так поступить? – Он горько рассмеялся. – А ты просто вернись мысленно на тридцать лет назад, дорогая Лаура-Джейн, и вспомни, как ты поступила со мной.
ЭлДжей молча смотрела на него. Потом она наконец вздохнула.
– Так вот что все это такое? Это просто месть?
– Нет, хотя ты должна помнить, что сама навлекла на себя эту проблему. Если бы ты не вышла замуж за моего младшего брата, пока я вдалеке сражался за короля и родину, у нас с тобой мог бы быть свой сын и вся эта ситуация вообще бы не возникала.
– Оуэн, тебя не было почти пять лет, и три из них мы считали, что ты погиб!
– И ты не должна была меня ждать? В конце концов, я просил твоей руки до того, как уехать, и ты приняла мое предложение. Ты даже носила мое помолвочное кольцо! Можешь ли ты представить, что я испытал, вернувшись в Англию из плена в этом мерзком лагере в Ингольштадте и узнав, что моя невеста замужем за моим братом и живет в моем доме? И мало того, ты была беременна его ребенком. Господи боже, Лаура-Джейн! Война едва не уничтожила меня, и единственным, что как-то держало меня на плаву, была мысль, что ты ждешь меня дома.
– Ты думаешь, я не рвала себя на части снова и снова из-за того, что сделала? – ЭлДжей в отчаянии взмахнула руками. – Но ты должен ненавидеть меня, а не моего сына, не Дэвида. Он не заслуживает того, что ты хочешь сделать ему. Ты же никогда даже толком не видел его!
– Нет, и никогда не буду.
– Ты можешь считать, что я тебя предала, но тебе не кажется, что я была уже достаточно наказана, живя со своей виной и видя, что ты чувствуешь по отношению к Дэвиду? А теперь еще и это!
– Тогда почему же ты все еще здесь?
– Ты предлагаешь мне уехать?
Хохотнув, Оуэн покачал головой.
– Нет, Лаура-Джейн. Не надо делать из меня окончательного злодея. Марчмонт такой же твой дом, как и мой. И, вспомни, это было твое решение – перебраться из большого дома в привратную, когда я вернулся домой из Кении.
Лаура-Джейн в отчаянии закрыла лицо руками.
– Пожалуйста, Оуэн, я умоляю тебя. Не лишай Дэвида его законного наследства только потому, что хочешь наказать меня. Ты же знаешь, я никогда не стану публично бороться с тобой, так что предоставляю это твоей совести. Но это неправильно – не только лишить наследства Дэвида, но и передать Марчмонт ребенку, в жилах которого не будет ни капли крови Марчмонтов. Как по мне, это слишком высокая цена даже за месть. – ЭлДжей медленно поднялась. – Мне больше нечего сказать, кроме того, что я согласна, ты прав. Я должна покинуть Марчмонт. Я уеду через неделю. Как ты верно заметил, меня тут больше ничто не держит, особенно теперь.
– Как угодно.
– И ты не ответил на мой вопрос. Ты любишь Грету?
Оуэн взглянул на ЭлДжей и на секунду заколебался.
– Да.
– До свидания, Оуэн.
Он смотрел, как она выходит из комнаты, не обернувшись. В ее облике все еще сохранялись следы той элегантности, которая так очаровала его, когда ей было шестнадцать. Она была очень красивой женщиной, и он так сильно любил ее.
Оуэн встал, подошел к окну и смотрел, как Лаура-Джейн удаляется от дома. Он снова испытал прилив сожаления. Он уехал в Кению, чтобы избавиться от боли ее предательства, не в силах видеть Робина, своего брата, рядом со своей бывшей невестой. Когда много лет назад он узнал, что Робин погиб, упав с лошади, проще всего на свете было бы вернуться в Марчмонт и попросить ЭлДжей стать его женой. Но гордость не позволила ему сделать это. Так что он оставался где был, пока война не вынудила его вернуться.
Но даже при всем при этом мысль о том, что она уедет из Марчмонта, огорчала его. Может быть, побежать за ней, сказать, что даже сейчас, после стольких лет, он все еще любит ее? Что он так и не женился только потому, что даже после всего, что она сделала, ему нужна была она, и только она…
Давай сейчас, быстрее! Скажи ей, пока не поздно, заставлял его внутренний голос. Забудь про Грету, беги за Лаурой-Джейн. Используй все те годы, которые еще вам остались…
Оуэн рухнул в кресло перед окном. Всхлипнув, он помотал головой, осознавая, что, куда бы ни звало его сердце, гордость все равно возьмет верх и, в очередной раз разрушив его жизнь, снова откажет ему в свободе пойти к единственной женщине, которую он любил.