– Разлеглась тут, ленивая мерзавка, думает, раз риар пустил, так все позволено? А мне тут ходи, убирай, вещи подбирай…
Глухое бормотание заставило меня открыть глаза и подпрыгнуть. Моргнула, потерла шею, которая затекла от неудобной позы. Уснула я на лавке, прямо в одежде, и сейчас чувствовала себя не столько отдохнувшей, сколько измятой. Села и уставилась на женщину с недовольно поджатыми губами.
– Доброе утро, – растерянно пробормотала я.
– Да конечно, доброе! Еще и издевается! А ну вставай, разлеглась тут! Полежала и хватит, на кухню иди!
– Почему на кухню? – нечего не поняла я спросонья. – Вы… ты кто?
– Кто-кто, ктокает она тут! Главная я здесь! А тебя что, недавно притащили, раз ты не знаешь? – Старуха прищурила темные глаза. – Да и я тебя не узнаю что-то… Ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню… И сразу в постель к риару, ишь, гадина прыткая!
– Да не лезла я ни к кому в постель! – растерялась я еще больше. В моем мире никто не швыряется такими обвинениями просто так, но мне пора отвыкать от цивилизации. Судя по всему, на фьордах я еще и не такое увижу и услышу! – И вообще прекратите! Я не кухарка.
– А кто? Поломойка?
– Невеста, – угрюмо буркнула я, пытаясь оправить платье. – Риара.
Старуха смерила меня взглядом с головы до ног и вдруг рассмеялась.
– Ты? Невеста риара? Да быть того не может!
Я вздохнула. Нет, я, конечно, и сама не претендую, но все равно как-то неприятно. И хотела бы сказать, что это ненадолго, но промолчала. Не стоит посвящать всех вокруг в подробности нашего соглашения.
– И все же это так, – повторила я и твердо взглянула на женщину. – Я прибыла ночью, и мой… хм… жених не успел об этом объявить.
Прислужница обошла меня по кругу, совершенно беззастенчиво разглядывая, и я вдруг разозлилась. В конце концов, что она себе позволяет? Я не кусок мяса на прилавке, чтобы так глазеть!
– Хватит меня рассматривать! – рявкнула я. – И ты не сказала, кто ты!
– Так Брида, – несколько удивленно протянула она. – Старшая прислужница я.
– Прислужница? То есть убираешь и готовишь для риара?
– Ну да…
– Отлично. С сегодняшнего дня в этой комнате буду жить я. И для начала здесь нужно убрать! Ясно? Нам понадобятся тряпки и много горячей воды!
Прислужница окинула меня очередным взглядом, на этот раз угрюмым.
– Зачем это? Чисто здесь, недавно же убирались…
– Если недавно – это сто лет назад, то понятно! – отрезала я. – И еще мне надо мыло! У вас есть мыло?
Женщина попятилась.
– Вода есть там, – махнула она рукой в сторону купальни. – С утра иногда бывает, как источник просыпается… И ведро тоже!
– Тогда я бы съела что-нибудь, и мы сможем приступить к уборке, – взбодрилась я. – Где я могу позавтракать и выпить горячий чай? Здесь довольно холодно.
– Так там… – пробормотала старуха, задумчиво косясь на меня. – На кухне еда… вроде… я принесу…
– Замечательно! – одобрила я, и Брида скрылась за дверью.
А примерно через полчаса ожидания стало понятно, что прислужница не собирается возвращаться ни с едой, ни с помощью. Я выглянула в коридор, но внизу орали что-то хриплые мужские голоса, и спускаться я не рискнула. Задумчиво обошла комнату, пытаясь унять нервную дрожь. В очередной раз осмотрелась и скривилась. Риар велел сидеть наверху, но кто сказал, что я должна сидеть в хлеву?! В моем детстве мама часто повторяла фразу о том, что не стыдно убирать, стыдно оставаться в грязи. Став взрослой, я поняла, что в доме с пятью детьми этот постулат был жизненно необходим. Но к тому времени я уже привыкла к чистоте. К тому же уборка – неплохой способ успокоиться. А раз помогать мне никто не собирается, то чистить эту конюшню, что по недоразумению зовется жилой комнатой, мне придется самой. В одном негодяйка не соврала – сегодня из железной фыркающей трубы и правда текла вода, холодная, но относительно чистая. Ну а на тряпки я без зазрения совести отправила нижнее платье неизвестной мне девицы, которое по-прежнему валялось посреди спальни.
Засучив рукава, я первым делом раздвинула тяжелые шторы, открывая окна. Чихнула несколько раз и ахнула. За грязным стеклом виднелись заснеженные вершины гор, серебряное море, стаи птиц, ныряющих в волну, и верхушки огромных елей… Да за один такой вид из окна можно отдраить не то что одну комнату, а всю башню!
Но начну все же с предоставленных мне апартаментов.
Несколько часов я мыла, чистила и скребла. Поначалу опасливо косясь на дверь, вскоре я плюнула на свои страхи, подвязала подол юбки и даже начала напевать. При дневном свете я обнаружила, что под слоем пыли и копоти скрываются сюрпризы. На полу проявился рисунок из разных сортов дерева, массивный стол на драконьих лапах показался мне произведением искусства, а стекла в окне поразили своим серебристым сиянием. Преображаясь с каждым движением тряпки, помещение медленно показывало мне свой истинный вид. И я с изумлением осознавала, что он весьма неплох.
Замусоленные покрывала, занавеску и остальные тряпки я без зазрения совести сложила за дверью, решив, что когда-нибудь служанка все же появится, и я велю ей принести чистое. Было бы неплохо, конечно, сменить и саму кровать, для надежности, но покосившись на тяжелые железные ножки, я поняла, что последнее вряд ли удастся. Белые меховые шкуры на кровати хотелось выбить на снегу, но для этого пришлось бы спуститься вниз, так что и с этим я решила повременить.
И все же стоило подумать, что вытворял хозяин башни на этой кровати, и внутри поднималось желание спалить постель вместе с ножками. И еще перед глазами настойчиво вставала картина, увиденная ночью, – филейная часть мужского тела с ритмично сокращающимися мышцами.
Выдохнув, я уселась на пол и стерла с лица испарину. Солнце уже вовсю светило в окна, значит, уже далеко за полдень. Мой желудок бурчал, требуя еды, благо, в моем мешке была припасена парочка шоколадных батончиков. Воды я напилась из-под крана, надеясь, что прививки, сделанные в столице Конфедерации, уберегут меня от кишечного расстройства.
Ну а когда солнечный свет заплясал по комнате косыми лучами, я удовлетворенно осмотрела комнаты и улыбнулась. Пыль, грязь, мутные разводы, налипший воск и беспорядок бесследно исчезли. Даже дышать стало легче! А страх окончательно растворился в физическом труде и удовлетворении от хорошо проделанной работы.
На всякий случай подперев дверь лавкой, я отправилась в купальню, где, скрипя зубами, залезла в каменную бочку.
В нижнем зале все еще валялись хмельные воины. Некоторые уже расползлись по домам, другие задумчиво допивали остатки браги. Между ними лениво двигались прислужницы, пытаясь навести подобие порядка.
Краст мрачно переступил через лежащее поперек лестницы тело, пнул ногой пустой кувшин. И поднялся по ступенькам, надеясь, что пришлая чужачка не залила слезами его спальню, и он сможет спокойно с ней поговорить. Хотя это вряд ли. Разговаривать спокойно девы не умеют, это Краст понял давно.
Дева из Конфедерации, надо же! Риар хмуро подумал, что и мечтать не мог о подобном «счастье»! Да что там, еще несколько лет назад такое и предположить было трудно. Краст никогда не интересовался миром за Великим Туманом. Честно говоря, даже соседние фьорды мало его беспокоили. С Дьярвеншилом бы разобраться…. И сейчас риар испытывал огромное желание запереть навязанную невесту где-нибудь в подземелье до самого дня солнцестояния, чтобы не видеть ее и не слышать! Он скрипнул зубами, сожалея, что не может так поступить! И поморщился, толкая дверь в свои покои.
Только бы эта дева не начала голосить да жаловаться на свою несчастную судьбу! Это Краст ненавидел еще сильнее!
Железная дверная ручка повернулась, но створка не сдвинулась с места. Краст нахмурился. Она что, заперлась изнутри? Хотя это верно. Ночью сюда вполне мог подняться какой-нибудь хмельной воин… Что ж, капля разума у девчонки имеется. И риар надеялся, что этой капли окажется достаточно, чтобы чужачка вела себя благоразумно и не лезла к нему! А самое главное – чтобы к концу месяца дева все так же желала уехать из Дьярвеншила, а не вознамерилась надеть пояс жены!
Краст, тяжело вздохнув, потер заросший щетиной подбородок. Пожалуй, лучше придержать зов до дня зимнего солнцестояния. А то не дай Перворожденные, зацепит ненароком чужачку, та и захочет большего! Решит задержаться в Дьярвеншиле, чтоб ее пекло Горлохума сожрало!
Риар содрогнулся, лишь представив это.
Хмыкнув, Краст приложил ладонь к стене, и камень послушно разошелся, повинуясь воле риара. Он шагнул внутрь спальни и застыл, ошалело осматривая незнакомое место. Нет, кровать он все же узнал, хотя аккуратно разложенные шкуры и внушали сомнения. Но разве у него был такой стул с синей обивкой? Или стол из темного дерева? Или блестящие в свете солнца подсвечники? И кстати, почему здесь так много солнца?!
И лишь груда мусора и грязных тканей у двери подтвердили смутное подозрение, что спальня все-таки его. Просто до скрипа чистая. До тошноты отмытая и до непривычного убранная. Почему-то это разозлило так, словно Краста лишили его личного мира, хотя он сам поселил деву сюда. Но великий Горлохум и проклятое пекло! Он и подумать не мог, что за один день это место превратится… в нечто чужое!
Голова риара дернулась на звук падающей воды, и губы растянулись в злой усмешке. А вот и причина ярости! Сейчас он быстро отобьет у своей нареченной желание прикасаться к его вещам!
Дверь в купальню поддалась легко, и риар вошел в помещение, наполненное паром. Остановился, склонил голову. Дева стояла спиной к нему в бочке, отжимала волосы. Капли тяжело падали с прядей на камень – кап-кап, и Краст как-то оторопело проследил, как они разбиваются. А потом снова уставился на узкую бледную спину, тонкую талию, переходящую в тощие бедра и худые ягодицы. Хмыкнул. Сзади чужачка оказалась похожей на полудохлую птицу – бледная до синевы, тощая до торчащего хребта и совершенно неаппетитная.
Услышав его, девушка резко повернула голову, и в свете солнечного луча Краст увидел резко сузившиеся зрачки в светло-серых глазах. Губы чужачки гневно сжались, но вместо того, чтобы вскрикнуть, она резко взмахнула рукой, и в лицо мужчины полетел мокрый комок. Риар легко отклонился и уставился на деву с изумлением. Она что же, кинула в него какой-то тряпкой?!
– Убирайся, – прошипела чужачка, соскальзывая в воду и оттуда яростно сверля его взглядом. – На фьордах принято вламываться к незнакомым девушкам? И как ты вообще вошел, я ведь закрыла дверь!
Краст шагнул ближе, склонился, разглядывая рассерженное личико чужачки и совершенно не обращая внимания на ее ярость. И снова хмыкнул. Его невеста была… никакая. Блеклая, почти прозрачная, совершенно невзрачная. Неудивительно, что Краст ее совсем не запомнил. Нечего тут было запоминать. Дева казалась льдом – серым и безжизненным, медленно тающим в мутной воде. Широко расставленные, словно слегка удивленные, глаза светло-серого цвета, бледная кожа и волосы – тоже серые, сейчас прилипшие к голове. Тонкая птичья шея, острые ключицы и тень маленьких грудок под водой. Ни одной яркой детали – ни румянца, ни манящих губ, ни дразнящих глаз. Пройдешь мимо – и не увидишь, словно призрак, тень. Не женщина, а насмешка одна! Сейчас она особенно напоминала морскую морь – бледную полупрозрачную деву из легенд, живущую в водах фьордов. И вот это выбрал в жены папаша?!
Злость обожгла нутро, и Краст мотнул головой, прогоняя внезапное и ненужное чувство. Опустил взгляд на тонкие пальчики, что вцепились в край бочки. Девушка смотрела гневно, но он уже ощутил ее страх, который нареченная пыталась спрятать.
И неудивительно. Она совершенно беззащитна, захоти риар – смог бы сделать с ней что угодно. И они оба это понимали. Вот только боялась чужачка зря, Краст-то точно не захочет, что тут хотеть?
– Я под защитой Конфедерации, – словно прочитав его мысли, прошептала ненужная невеста. – Не смей меня… трогать.
Ильх поднял удивленно брови.
– Упаси Горлохум, – хмыкнул он. – Тут мне бояться надо, если уж честно. В твоей Конфедерации все такие… хм, бледные?
– Страшные хотел сказать? – Светло-серые глаза сузились и потемнели, губы скривились, и Краст с досадой подумал, что вот сейчас точно расплачется. Но к его удивлению, дева лишь вздернула голову и прищурилась, словно позабыв, что стоит обнаженная в воде. – Какая есть. Я за тебя замуж не собираюсь. Я вообще замуж не собираюсь!
– Не представляешь, как я рад!
– Уже представила, – прошипела она, сжимая кулачки. – И раз мы это выяснили, то будь добр – проваливай! Я хочу выйти.
Краст насмешливо улыбнулся, выпрямился и вышел из купальни. Вернулся через минуту, швырнул на пол платье.
– Оденься, – бросил он. – Ты мне аппетит портишь. А нам надо поговорить.
И снова ушел, без стука закрыв дверь.