Глава 4

ОН был не господин Вентворф, бывший священник Монкфорда, сколь бы вероятным не выглядело подобное предположение, а его брат, капитан Фредерик Вентворф, который получил повышение после битвы при Сент-Доминго, и, поскольку нового назначения сразу не последовало, приехал в Сомерсетшир летом 1806 г. Родители его уже умерли, и он нашел себе дом на полгода в Монкфорде. В то время это был в высшей степени привлекательный молодой человек, умный, энергичный и блестящий. Энн же была необыкновенно очаровательной юной девушкой, нежной, скромной, умеющей ценить красоту и способной тонко чувствовать. Даже половины достоинств с каждой стороны, возможно, хватило бы, поскольку ему было совершенно нечем заняться, а ей особенно некого было любить, встреча же двух столь совершенных созданий никак не могла пройти бесследно. Знакомство их происходило постепенно, когда же они, наконец, познакомились окончательно, то быстро и страстно полюбили друг друга. Трудно сказать, кто из них считал другого совершеннее, и кто был счастливее – она, когда слушала его признания и клятвы, или он, когда видел, что принят и любим.

Последовал короткий период безоблачного счастья – именно короткий, поскольку беда пришла быстро. Когда у сэра Уолтера попросили руки его дочери, он не ответил немедленным отказом и не сказал, что этому не бывать никогда, но сполна дал почувствовать свое отношение высокомерным удивлением, холодностью, молчанием и явной решимостью ничего не делать для своей дочери. С его точки зрения, это был бы недопустимо неравный брак. Что касается леди Рассел, то ее позиция была не столь тщеславной и более извинительной: она посчитала, что Энн очень не повезло с избранником.

Чтобы Энн Эллиот, с ее происхождением, красотой и умом, поставила на себе крест в 19 лет, обручившись с молодым человеком, который мог рассчитывать только на себя! Ведь у него нет ни малейшего шанса приобрести достаток, кроме, пожалуй, его весьма ненадежной профессии. Да и то, без связей, кто мог поручиться за его дальнейшее продвижение по службе? Нет, решительно, это означало бы погубить себя, что весьма печалило леди Рассел. Энн Эллиот еще так молода, так мало с кем знакома, и вдруг ее забирает с собой чужой человек без имени и без состояния, обрекая на изнурительную, полную тревог, губительную для молодости зависимость. Этого не произойдет, если только имеют какой-нибудь вес решительная позиция, доводы и убеждения той, которая всегда была другом, любила, почти как мать и имела почти материнские права.

У капитана Вентворфа не было состояния. Он был удачлив в деле, которым занимался, но быстро тратил все, что быстро приобретал, и поэтому ничего не скопил. Он не минуты не сомневался, что скоро будет богат – полный жизни и бьющей ключом энергии, он знал, что скоро под его командованием будет корабль, и он, в конце концов, выйдет на путь, ведущий ко всему, что хотелось иметь. Он всегда был удачлив и знал, что будет и впредь. Эта уверенность, сама по себе неотразимая, завораживала, действуя как гипноз и на того, кто ее испытывал, и на влюбленную Энн. Ей было этого достаточно. Однако на леди Рассел все это производило совсем иное впечатление. Жизнерадостный оптимизм и бесстрашие внушали ей ужас, она видела в них лишь дополнительное зло. В ее глазах эти качества делали молодого человека еще опаснее. Он был блестящ, своеволен и упрям, а леди Рассел едва ли могла по-настоящему оценить ум и панически боялась всего, что граничило с неосторожностью. Нет, положительно, она была против этой связи.

Сопротивление, вызванное чувствами молодых людей, оказалось не под силу Энн. Столь юное и нежное создание могло бы еще, возможно, противостоять жестокой воле отца, хотя и сестра не поддержала ее ни словом, ни взглядом, – но леди Рассел, которую она всегда любила и на которую полагалась, своей мягкостью и вместе с тем настойчивостью должна была, в конце концов, добиться результата. Энн все-таки уверилась, что помолвка – это предприятие опрометчивое, неподобающее, едва ли имеющее шанс на успех, да и не заслуживающее его. Однако к разрыву ее подтолкнула отнюдь не эгоистичная осторожность. Если бы она не считала, что заботится о нем, а не о себе, то едва ли смогла бы оставить его. Она верила, что вся эта осторожность и самоотречение, все это ради него, и это было главным ее утешением в момент расставания – окончательного расставания. А утешение ей действительно было необходимо, поскольку на нее обрушилась вся его боль, – боль человека, который не согласен и не может смириться с вынужденным разрывом, и который чувствует, что его предали. После всего, что произошло, он уехал.

Их знакомство началось и закончилось всего за несколько месяцев, однако страдания Энн не прекратились с отъездом возлюбленного. Тоска и сожаления еще долго не позволяли ей наслаждаться молодостью, и именно это было одной из причин ее раннего увядания и уныния.

После этой небольшой печальной истории минуло 7 лет, и время ослабило, сведя почти на нет ее чувства к Вентворфу. Однако ничто другое, кроме времени, не способствовало ее выздоровлению – она не могла сменить обстановку, никуда не выезжала (если не считать единственной поездки в Бат вскоре после разрыва), не имела возможности встречаться с новыми людьми. В Киллинч ни разу не приехал никто, кого можно было бы сравнить с Фредериком Вентворфом, каким она его помнила. В узком кругу местного общества не было никого, кто мог бы снова оживить сердце такой умной, тонкой и разборчивой девушки, а потому она могла рассчитывать только на благотворное влияние времени. Когда Энн было 22, ее руки просил молодой человек, который, так ничего от нее и не добившись, женился потом на ее младшей сестре. Леди Рассел очень сожалела об отказе Энн, потому что Чарльз Масгроув был старшим сыном человека, который в смысле земельной собственности и значимости общественного положения уступал в тех краях только сэру Уолтеру. Кроме того, этот молодой человек отличался хорошим характером и приятной наружностью, и если леди Рассел могла бы желать чего-нибудь еще, когда Энн было 19, то теперь (а Энн уже 22) она была бы очень рада столь респектабельному браку, в результате которого Энн вырвалась бы, наконец, из отцовского дома, где к ней относились предвзято и несправедливо, и поселилась бы недалеко от леди Рассел. Однако в этом случае Энн не по захотела слушать никаких советов, и хотя леди Рассел, как всегда гордая своим благоразумием, никогда не желала изменить прошлое, все же она начинала отчаиваться, что какой-нибудь достойный и обеспеченный молодой человек сможет убедить Энн стать хозяйкой в его доме, а ведь именно для этого девушка, казалось, идеально подходила, будучи по природе своей нежной и домашней.

Они никогда не обсуждали друг с другом главную причину поведения Энн, и ни одна из них не знала, как повлияли годы на мнение другой и повлияли ли вообще, поскольку эта тема вообще не затрагивалась. Что касается Энн, то в свои 27, она думала совсем иначе, чем когда послушалась чужих советов в 19. Она не осуждала леди Рассел и не осуждала себя за то, что попала под ее влияние, но она знала, что если кто-то юный, в подобных же обстоятельствах, попросит ее совета, то она не станет говорить ни о том, как неизбежны трудности, ни о том, как сомнительно будущее счастье. Она была уверена, что несмотря на неодобрение домашних, несмотря на опасности, связанные с его профессией, и всевозможные страхи и разочарования, через которые им, может, предстояло пройти, вопреки всему этому она была бы намного счастливее, сохранив помолвку, чем пожертвовав ею. Более того, она не сомневалась, что определенная доля тревоги и неуверенности неизбежна, и знала, что была бы готова даже на большие жертвы, хотя в ее случае ей, как оказалось позднее, не пришлось бы долго ждать благополучия и достатка. Благодаря своему таланту и энергии он сумел проложить себе путь к успеху. Очень скоро после разрыва он получил назначение, и все, что он обещал ей, действительно сбылось. Он отличился, быстро был повышен в звании, и теперь, после, нескольких побед, составил, должно быть, себе внушительное состояние. Ее выводы основывались только на официальных сообщениях командования Флота и на газетных статьях, но она не минуты не сомневалась, что он богат. Кроме того, – и это говорило о его постоянстве, – у нее не было оснований считать, что он женат.

Какой красноречивой и убедительной была бы теперь Энн Эллиот, как решительно стала бы защищать раннюю нежную влюбленность и жизнерадостную уверенность в будущем от излишней осторожности, которая ни во что не ставила стремление к успеху и не верила в Судьбу. В юности ее заставили быть осторожной – годы научили ее быть романтичной, таково естественное продолжение неестественного начала.

Не удивительно, что из-за всех этих обстоятельств, воспоминаний и чувств, возможность того, что сестра капитана Вентворфа будет жить в Киллинче, не могла не оживить в ней старую боль. Энн потребовалось немало времени, чтобы, прогуливаясь и иногда вздыхая, победить внутреннюю дрожь и успокоится. Она бесчисленное количество раз говорила себе, что это глупо, прежде чем пришла в себя настолько, чтобы не терять голову при одной мысли о Крофтах. Ее несколько успокаивало, что трое из ее близких, которые тоже были посвящены в эту историю, похоже, не придавали ей никакого значения в теперешних обстоятельствах и не давали повода к воспоминаниям. Разумеется, она понимала, что леди Рассел ведет себя именно так по более заслуживающим признательности причинам, чем отец и Элизабет, и тем более ценила ее молчание, однако сам тот факт, что прошлое было предано забвению, значил для Энн гораздо больше, чем причины, это объясняющие. Уверенность, что о недолгой помолвке известно только троим близким людям, всегда приносила ей облегчение. Теперь же, в виду возможного приезда адмирала Крофта, она еще раз порадовалась этому, поскольку была уверена, что никто не произнесет ни слова на больную тему. Она также не сомневалась, что ОН доверился только брату, с которым в то время жил. Брат же был человеком разумным и, кроме того, в то время неженатым, да и, помимо всего прочего, давно уехал из этих краев, поэтому она могла быть вполне спокойна, что и от него никто ничего не узнал. Миссис Крофт, была в то время с мужем за пределами Англии, а собственная сестра Энн, Мэри, – в отъезде (она тогда училась в пансионе), позднее же никто даже мельком не упоминал при ней о произошедшем – некоторые из гордости, другие из деликатности.

Учитывая все это, Энн надеялась, что ее знакомство с Крофтами весьма вероятное, поскольку леди Рассел оставалась жить в Киллинче, а Мэри – всего в трех милях оттуда, не будет слишком неловким.

Загрузка...