– Должен заметить, сэр Уолтер, что сложилась весьма благоприятная для нас ситуация, – сказал однажды утром господин Шепперд, откладывая в сторону газету. – Заключение мира приведет к тому, что наши богатые господа флотские офицеры вернуться на берег, и всем им надо будет где-то жить. Лучшего времени не бывает, чтобы подобрать жильцов – очень ответственных жильцов. Не одно состояние было сколочено во время войны. Если к нам забредет богатый адмирал…
– То ему крупно повезет, Шепперд, – это все, что я могу сказать, – ответил сэр Уолтер. – Киллинч-Холл будет для него призом – самым великолепным призом в жизни, сколько бы он там не получал их раньше, а, Шепперд?
Шепперд знал, что шутке следует посмеяться, и он рассмеялся, а потом продолжил свою мысль:
– Я хочу сказать, сэр Уолтер, что с точки зрения бизнеса, с господами морскими офицерами очень приятно иметь дело. Я немного знаком с тем, как они ведут дела, и смею утверждать, что они весьма щедры и будут не менее приятными жильцами, чем какие-нибудь другие люди. В виду вышесказанного, я осмелюсь сказать следующее: вполне могло бы случиться так, что слухи о вашем намерении сдать дом все-таки появились. А я полагаю, что это более, чем возможно, ведь вы знаете, как сложно скрыть от чужого любопытства какие-то действия или намерения. Все мы понимаем, что за положение в обществе приходится платить: я, Джон Шепперд, смог бы скрыть от глаз посторонних свои семейные секреты, поскольку никто и не подумает наблюдать за мной, но сэру Уолтеру Эллиоту избежать всеобщего внимания невозможно. Поэтому я бы не слишком удивился, если бы, несмотря на все наши предосторожности, правда все-таки просочилась бы наружу. Если предположить, что такое произошло, то среди множества претендентов, которые, несомненно, появятся, я бы счел достойным внимания предложение от любого из наших состоятельных флотских командиров. И хочу добавить, что в любой момент двух часов мне будет достаточно, чтобы приехать и избавить вас от необходимости давать ответ самому.
Сэр Уолтер только молча кивнул. Впрочем, вскоре он поднялся и, меряя шагами комнату, заметил с сарказмом:
– Полагаю, очень немногие из господ морских офицеров не будут поражены, оказавшись в таком доме.
– Без сомнения, они будут благодарить свою счастливую звезду, – подтвердила миссис Клей, которая не замедлила явиться – отец привез ее с собой, поскольку ничто не оказывало столь благоприятного влияния на здоровье миссис Клей, как поездки в Киллинч. – Я, кстати, полностью согласна с моим отцом в том, что моряк может оказаться весьма приятным жильцом. Я со многими из них была знакома, и все они не только очень щедры, но и в высшей степени опрятны и аккуратны во всем! Ваши бесценные картины, сэр Уолтер, будут в полной сохранности, если вы предпочтете оставить их здесь. О доме будут превосходно заботиться, сады и аллеи обихаживать практически также, как это делается сейчас. Вы можете быть абсолютно уверены, сэр Уолтер, что ваш очаровательный цветник не придет в запустение!
– Что до этого, – холодно отметил сэр Уолтер, – то если предположить, что я склоняюсь к мысли сдать дом, то у меня есть вполне определенные соображения относительно того, какие дополнительные привилегии я соглашусь предоставить жильцу. Я не расположен предоставлять ему слишком больших прав. Разумеется, ему и нескольким морским офицерам или людям другого рода занятий, будет позволено гулять в парке, но что до сада – это другое дело. Здесь я предполагаю наложить некоторые запреты. Мне совсем не нравиться мысль, что посторонние в любое время смогут ходить по моим аллеям, и я намерен порекомендовать мисс Эллиот не оставлять без внимания цветник. Говорю вам, я вовсе не расположен предоставлять жильцу Киллинч-Холла никаких особенных прав, будь то моряк или любой военный!
После неловкой паузы господин Шепперд счел нужным сказать:
– Во всех подобных случаях составляется договор, который делает отношения между владельцем и жильцом ясными и понятными. Ваши интересы, сэр Уолтер, находятся в надежных руках. Полагайтесь на меня, и ни один жилец не будет иметь больше прав, чем вы сочтете справедливым ему предоставить. Осмелюсь намекнуть, что сам сэр Уолтер не сможет и вполовину столь ревностно оберегать свое имущество, как это будет делать для него Джон Шепперд.
Здесь в разговор вступила Энн:
– Я думаю, что моряки, которые так много для нас делают, могут, по крайней мере, в такой же степени, как и все другие, рассчитывать на комфорт и привилегии в доме. Мы все должны признать, что морякам тяжело достается этот комфорт.
– Это справедливо. То, что сказала мисс Энн, очень справедливо, – моментально отреагировал господин Шепперд.
– О, разумеется! – не менее быстро присоединилась к отцу дочь. Однако далее последовала ремарка сэра Уолтера:
– Профессия эта, безусловно, полезна, но я бы не хотел, чтобы к ней принадлежал кто-то из моих друзей.
– РАЗУМЕЕТСЯ, – был ответ, сопровождавшийся, тем не менее, вопросительными взглядами.
– Именно так. Это неприятно мне по двум причинам, и, соответственно, у меня есть два серьёзных возражения по этому поводу. Во-первых, это лазейка для людей сомнительного происхождения, которым удается таким образом занять непозволительно высокое положение и иметь почет, о котором их отцы и деды не могли и мечтать. Во-вторых, эта служба особенно сильно старит мужчину и лишает его сил. Моряки стареют быстрее, чем кто бы то ни было – я наблюдал это всю жизнь. Это слишком оскорбительно: знать, что твой отец, возможно, даже не снизошел бы до разговора с человеком, сын которого делает на твоих глазах блестящую карьеру. От подобных унижений люди раньше времени деградируют. Однажды прошлой весной я оказался в обществе двух мужчин, которые являли собой ярчайший пример того, о чем я говорю. Один из них – лорд Сент Ив, а между тем мы прекрасно знаем, что его отец был деревенским священником и не всегда имел даже кусок хлеба. И мне пришлось уступать место этому лорду Сент-Иву и некоему адмиралу Болдуину – личности, настолько отталкивающей, насколько это вообще возможно, с лицом темно-коричневого цвета, огрубевшим и обветренным до последней степени, сплошь в шрамах и морщинах, с остатками седых волос на висках и следами пудры на лысине. «Ради всего святого, кто этот старик?» – спросил я у друга, стоявшего рядом (сэра Базиля Морели). «Старик? – воскликнул сэр Базиль. – Это адмирал Болдуин. Сколько ему лет, по-вашему?» «60, – ответил я, – или, возможно, 62». «40, – сказал сэр Базиль, – 40, и ничуть не больше». Вообразите себе мое изумление! Мне не просто будет забыть адмирала Болдуина. Я никогда не видел более отталкивающего примера того, что может сделать с человеком жизнь на море. Хотя в какой-то степени это происходит с ними со всеми. Их носит повсюду в любую погоду, в любых условиях, пока их внешний вид не становится буквально неприличным. Жаль, что их жизнь не обрывается сразу, прежде, чем они достигают возраста адмирала Болдуина.
– Однако, сэр Уолтер, это жестоко! – воскликнула миссис Клей. – Пожалейте хоть немного этих несчастных. Не всем нам суждено быть красивыми. Разумеется, море не красит человека, и моряки действительно стареют раньше времени – я часто наблюдала, как быстро они перестают выглядеть молодо. Но разве, не то же самое происходит с людьми других профессий, я бы даже сказала, с большинством? Солдаты выглядят не лучше, да и в более спокойных профессиях, пусть не физический, так умственный труд все равно не дает человеку состариться в положенное время. Юрист – это постоянные изнуряющие заботы, врач – редко имеет возможность выспаться и ездит по больным в любую непогоду, даже священник… – она остановилась на секунду, чтобы подумать, что же угрожает священнику, – даже священник обязан входить в комнаты инфекционных больных и рисковать своими здоровьем и внешностью в помещении, где воздух буквально отравлен. Я уже давно убеждена, что, хотя все профессии нужны и по-своему достойны, только тот, кто ведет размеренный образ жизни вдалеке от суеты, в деревне, сам выбирает себе занятия, следует только собственным желаниям, живет на доходы с собственности и не стремится иметь больше, – только тому позволено Господом долго сохранять здоровье и красоту. Я не знаю никого, кто вел бы иной образ жизни, и не был бы обречен на грустные перемены в облике, как только минует пора первой молодости.
Казалось, что у господина Шепперда в его стремлении переговорить от имени сэра Уолтера с каким-нибудь морским офицером, открылся дар прозрения, поскольку первым человеком, заинтересовавшимся домом, оказался некий адмирал Крофт, с которым Шепперд вскоре встретился в Таунтоне, куда приехал по делам. На самом деле, кое-какие сведения об адмирале Шепперду прислал один из лондонских газетчиков. В соответствии с этой информацией, которую господин Шепперд немедленно привез в Киллинч-Холл, адмирал Крофт был родом из Сомерсетшира и хотел теперь, составив себе весьма приличное состояние, поселиться в родных местах. Он приехал в Таунтон, чтобы выяснить, какие дома сдаются в аренду, но не нашел ничего подходящего. В это время он случайно узнал (господин Шепперд не преминул отметить, что, как он и предсказывал, намерения сэра Уолтера невозможно сохранить в тайне), о возможной сдаче в аренду Киллинч-Холла. Узнав также, что господин Шепперд имеет некоторое отношение к владельцу, адмирал не замедлил представиться, чтобы узнать все поподробнее. После довольно длительной беседы он выразил настолько явное желание снять дом, насколько это вообще возможно для человека, представляющего себе Киллинч-Холл только с чужих слов. Кроме того, он подробнейшим образом рассказал о себе господину Шепперду и представляется последнему в высшей степени ответственным и надежным жильцом.
– А кто такой этот адмирал Крофт? – довольно холодно и с подозрением осведомился сэр Уолтер.
Господин Шепперд поручился, что адмирал из благородной семьи и даже назвал некое место, откуда тот был родом. После небольшой паузы Энн добавила:
– Он контр-адмирал Белой 1 эскадры, участвовал в битве при Трафальгаре, а потом был в Ост-Индии. Здесь он, как мне кажется, уже несколько лет.
– Тогда нисколько не сомневаюсь, что его лицо такое же оранжевое, как отвороты на моем костюме, – проворчал сэр Уолтер.
Господин Шепперд поторопился заверить его, что адмирал – человек крепкий, здоровый, приятной наружности, с лицом, конечно, слегка обветренным, но не сильно; истинный джентльмен и в суждениях, и в поведении, готов принять любые условия – хочет только иметь удобный дом и въехать как можно быстрее; готов платить за удобство, хорошо представляет себе, сколько может стоить подобное жилье и не удивился бы, назначь сэр Уолтер еще более высокую цену; хотел бы иметь возможность иногда пострелять в парке, но не придает этому слишком большого значения – иногда берет в руки ружье, но только для забавы. То есть, истинный джентльмен.
Шепперд с редким красноречием описывал семейное положение адмирала, которое делало его еще более желанным жильцом. Крофт был женат и не имел детей – что может быть лучше? О доме никогда не будут заботиться соответствующим образом, если в доме нет леди. Шепперд полагал, что мебель в доме почти в такой же опасности, если в нем не живет леди, как когда в нем живет много детей. Леди же без детей – самая надежная гарантия сохранности мебели. Он был представлен леди Крофт, которая приезжала в Таунтон вместе с мужем, и присутствовала при беседе относительно дома.
– Эта женщина показалась мне весьма вежливой, милой и вместе с тем проницательной. Она задавала больше вопросов о доме, об условиях, о налогах, чем сам адмирал, и, похоже, лучше знакома с бизнесом. Более того, сэр Уолтер, оказалось, что с нашими краями она связана не только через мужа, но что она сестра джентльмена, который когда-то жил неподалеку от нас. Она сама мне это сказала – что она сестра джентльмена, который несколько лет тому назад жил в Монкфорде. Господи, как же его имя? Никак не могу вспомнить имя, хотя слышал его совсем недавно. Пенелопа, дорогая, ты не напомнишь мне имя того джентльмена, который жил в Монкфорде, – брата миссис Крофт?
Однако миссис Клей была настолько увлечена разговором с мисс Эллиот, что не слышала вопроса.
– Понятия не имею, о ком вы говорите, Шепперд. Я не помню ни одного джентльмена в Монкфорде со времен старого губернатора Трента.
– Господи, помилуй! Как все-таки странно! Думаю, скоро я забуду, как зовут меня самого. Я ведь так хорошо знаю это имя, прекрасно помню лицо этого господина, видел его множество раз, однажды он приходил ко мне проконсультироваться насчет своего соседа, который не уважал границу частных владений: кто-то из соседских людей вломился в его оранжерею, повредил стену и пытался украсть яблоки, но был пойман. Вопреки моему совету этот господин согласился тогда на дружеский компромисс. Как же все-таки странно!
– Полагаю, вы говорите о господине Вентворфе, – немного помедлив, сказала Энн.
– Именно о господине Вентворфе! – Шепперд был сама признательность. – Именно о нем. Вы же помните, сэр Уолтер, у него был приход в Монкфорде года два или три тому назад. Он приехал туда году в …5, мне кажется. Вы помните его, я уверен.
– Вентворф… Ах, да, господин Вентворф, священник в Монкфорде. Вы сбили меня, назвав его джентльменом – я подумал, вы говорите о человеке состоятельном. Господин Вентворф был никто, насколько я помню, ничего из себя не представлял, и не имел никакого отношения к семье из Стрэтфорда. Просто удивительно, насколько часто теперь встречаются знатные фамилии.
Как только господин Шепперд осознал, что эта связь Крофтов ничуть не поднимает их в глазах сэра Уолтера, он ни разу больше не произнес этого имени и полностью переключился на неоспоримые преимущества потенциальных жильцов, а именно их возраст, количество и богатство, высочайшее мнение о Киллинч-Холле, страстное желание арендовать его. Он дал также понять, что Крофты почтут за ни с чем не сравнимое счастье быть жильцами сэра Уолтера: весьма необычный вкус, не правда ли, если предположить, что они в курсе соображений последнего о том, как жилец должен вести себя в его доме.
Тем не менее, тактика принесла успех. Хотя сэр Уолтер ни за что не смог бы избавиться от неприязни к людям, вознамерившимся жить в его доме, и продолжал считать, что возможность арендовать Киллинч-Холл на таких условиях – это непозволительная удача, тем не менее, он дал Шепперду разрешение продолжать переговоры и, дождавшись приезда адмирала, который всё еще оставался в Таунтоне, назначить день для осмотра дома.
Сэр Уолтер не был особенно мудрым человеком, однако ему все же хватило жизненного опыта, чтобы почувствовать, что более покладистого во всех основных вопросах жильца, чем представлялся, судя по предварительным переговорам, адмирал Крофт, найти вряд ли удастся. Итак, в этой ситуации сэру Уолтеру хватило здравомыслия, а тщеславие несколько облегчило принятие решения, поскольку положение адмирала в обществе достаточно высоко, но вместе с тем не слишком высоко. «Я сдал свой дом адмиралу Крофту», – это будет звучать превосходно. Намного лучше, чем просто «господину такому-то». «Господин» всегда требует некоторых пояснений (за исключением, пожалуй, полудюжины человек в стране). «Адмирал» – это говорит само за себя, но, вместе с тем, адмиральское звание никогда не заставит померкнуть титул баронета. Во всех вопросах сэр Уолтер, несомненно, будет главенствовать.
Ни одно решение не могло быть принято без участия Элизабет. Однако сама идея переезда казалась ей теперь уже настолько заманчивой, что она была счастлива ускорить его, коль скоро нашелся жилец. Поэтому, ни одного слова против, ею сказано не было.
Господину Шепперду были даны все необходимые полномочия, и только когда обсуждение закончилось, Энн, которая слушала все с неослабным вниманием, вышла из комнаты, чтобы подставить прохладному ветерку свое пылающее лицо. Медленно прогуливаясь по своей любимой роще, она, тихо вздохнув, произнесла:
Еще несколько месяцев, и здесь, возможно, будет гулять он.