Зевнув, я чую аромат свежесваренного кофе, выгибаю спину и потягиваюсь на кровати.
Проклятье. Мне дерьмово спалось.
Я тянусь к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы посмотреть, который час, но моя рука ничего не нащупывает – просто проваливается в пустоту.
Что?
Именно в этот момент я замечаю жесткость нового постельного белья. Скрип кровати. Подушку, совершенно не похожую на перьевую, к которой привыкла моя шея.
Моргнув, вижу на потолке бледные лучи утреннего солнца, пробивающиеся в мою комнату сквозь стеклянные раздвижные двери. Не мою комнату, вообще-то.
Я приподнимаюсь на локтях. Голова кружится. Еле держу веки открытыми и снова зеваю.
Все наваливается на меня разом. Что произошло. Где я. Как я, действуя бездумно и скоропалительно, сбежала. Неопределенность, от которой немного сводит живот, ведь все вокруг такое незнакомое.
То, что мне не нравится вся эта ситуация; то, как я забыла, насколько не люблю перемены.
То, как он смотрел на меня вчера.
Навострив уши, слышу треск ветвей, раскачиваемых порывами ветра, и завывание этого ветра в дымоходе.
Никаких приглушенных разговоров, доносящихся из офиса моего отца с шестью плоскими телевизорами, которые он включал, готовясь начать свой день. По лестницам не бегает свита стилистов и ассистентов, помогающих моей матери привести себя в порядок. Она не выходила из дома без макияжа и укладки.
Не звонят телефоны, не ревут газонокосилки садовников.
На мгновение меня охватывает тоска по дому. Незваные образы всплывают в памяти. Теперь мои родители лежат на холодных металлических носилках. Их засовывают в холодильники. Отец с синюшной кожей, мать с мокрыми волосами и без косметики. Все, чем они жили – благодаря чему их знал мир, – исчезло.
Я лежу, оцепенев, и жду, когда появится ощущение жжения в глазах и болезненный спазм в горле.
Жду слез.
Желаю, чтобы они пролились.
Но этого не происходит. И данный факт беспокоит меня больше, чем смерть родителей.
Есть слово, которое характеризует людей, не испытывающих угрызений совести, не способных на сочувствие, демонстрирующих явное асоциальное поведение.
Я не социопат. То есть я плакала во время битвы за Винтерфелл в «Игре престолов»[8]. Однако не проронила ни одной слезинки – ни разу – после смерти обоих родителей?
По крайней мере, в этом городе всем плевать на меня и на то, каким образом я справляюсь с их гибелью. Мираи – единственная из моего окружения, кто способен понять.
Вдруг я моргаю, едва меня осеняет.
– Мираи…
Черт. Я сбрасываю с себя одеяло, встаю с кровати, иду к комоду, где заряжается телефон. Подхватив его, включаю и вижу список уведомлений – в основном пропущенные звонки от ассистентки моей матери.
Проигнорировав записи автоответчика, набираю ее номер, попутно обратив внимание, что сейчас на западном побережье еще и шести утра нет, и подношу мобильник к уху.
Она берет трубку практически мгновенно.
– Мираи, – произношу я прежде, чем она успевает что-нибудь сказать.
– Тирнан, хвала небесам.
Мираи тяжело дышит, словно бежала к телефону или только проснулась.
– Извини, у меня звук был отключен, – объясняю я.
– Ты в порядке?
– Со мной все нормально.
Озноб пробегает по рукам, поэтому я открываю свой чемодан, достаю черную толстовку и буквально жонглирую телефоном, пока пытаюсь натянуть ее на себя.
– Значит… ты останешься? – спрашивает женщина после короткой паузы. – Ты ведь знаешь, что не обязана. Если дом неуютный или тебе непривычно…
– Я в порядке. Дом хороший, а хозяин… – Умолкнув, я подбираю следующие слова. Какой он? – Гостеприимный.
– Гостеприимный, – повторяет Мираи с явной подозрительностью.
Прокашлявшись, я меняю тему и задаю вопрос:
– Как там обстановка в мире? От меня что-либо требуется?
– Просто позаботься о себе. – Я замечаю, как она меня перебивает. – Больше не стану тебе надоедать. Звони мне, если захочешь – я бы этого хотела, – но впредь буду только присылать эсэмэски время от времени, интересоваться, как ты. Мне лишь хочется, чтобы ты на время забыла о происходящем здесь, ладно? Я со всем разберусь.
Я окидываю взглядом комнату, в которой спала, благодарная за то, что она в моем полном распоряжении. У меня хотя бы есть собственное место, где я могу побыть в одиночестве.
Однако от мысли, что придется отсюда выйти и столкнуться с новыми людьми, в животе все переворачивается, и я…
Так и тянет сказать: «Забронируй мне обратный билет домой, Мираи».
Но я этого не делаю.
Джейк, похоже, согласен оставить меня в покое и не оказывать особого давления, а Ной дружелюбный. Слишком дружелюбный.
И мне только предстоит встретиться с Калебом – еще одним незнакомцем.
Я подхожу к раздвижным дверям, нуждаясь в глотке свежего воздуха.
Меня меньше всего должно беспокоить то, что думают и говорят люди о моем отсутствии дома – что они думают и говорят о моих родителях, – но ничего не могу с собой поделать. Внезапно отдаление и неосведомленность о текущих событиях кажутся не самым лучшим выбором. Я наивно спряталась в глуши у черта на куличках, где пахнет лошадиным навозом и разлагающимися тушами оленей, положившись на парня, которого мой отец ненавидел.
Прижимая телефон к уху плечом, распахиваю двери.
– Мне следует приехать на…
Едва створки широко раздвигаются, я умолкаю из-за представшего передо мной вида.
У меня отвисает челюсть. Я вдруг чувствую себя крошечной.
– Ты должна делать только то, что нужно тебе, – отвечает Мираи.
Но я с трудом разбираю ее слова. Устремив взгляд вперед, завороженная, выхожу на широкую деревянную террасу. Вчера в темноте я не заметила этих просторов.
Сердце колотится в груди.
Значит, это и есть «пик». Мне и в голову не приходило, что город неспроста получил свое название.
Вдалеке, над кронами деревьев под моим балконом, открывается прекрасный вид на гору. Серый гранитный пик, окруженный зелеными соснами и увенчанный белыми облаками, кажется зловещим. Картина настолько красивая, что у меня на миг перехватывает дыхание.
Просто невероятно.
Он как на ладони. Словно собор на фоне голубого неба. Не сдержавшись, я поднимаю руку и тянусь к нему, будто хочу поймать, но мои пальцы хватают лишь утренний воздух.
Я вдыхаю запах сырых камней, который ощущается даже на таком расстоянии, и он полностью вытесняет воспоминания о вони мертвого животного. Пахнет свежестью, водой и землей. Закрыв глаза, снова делаю вдох.
Волоски на моих руках встают дыбом.
Я должна уехать сейчас. Не хочу привыкать к этим ароматам, потому что вскоре они перестанут быть особенными.
– Если захочешь присутствовать, значит, приезжай, – продолжает Мираи, словно мне все еще есть дело до того, что мы обсуждали. – Если нет, думаю, никто не усомнится в том, что единственная дочь Ханнеса и Амелии де Хаас слишком потрясена смертью обоих родителей, чтобы посетить их похороны.
Я открываю глаза. Отчасти меня тянет улыбнуться. Отчасти я разочарована в себе, потому что знаю: я не уеду. По крайней мере, не сегодня. Поднимаю взгляд и смотрю на пик, не желая пока расставаться с этим видом.
Сглотнув, вспоминаю о Мираи.
– Спасибо. Я подожду несколько дней, подумаю, как поступить.
До похорон еще дня четыре-пять. Люди со всех концов света должны добраться до Калифорнии, к тому же нужно все скоординировать и организовать. У меня есть время.
– Я люблю тебя, Тирнан.
После этих слов я замираю. Она единственная, от кого я их слышу.
На меня накатывают воспоминания – только сейчас я обращаю внимание на вещи, которых не замечала прежде.
Сколько раз Мираи, а не мать или отец, звонила мне в школу, спрашивала, нужно ли мне что-нибудь. Все подарки под рождественскими елками и открытки ко дню рождения, которые покупала и подписывала она, а не мои родители. Все фильмы категории «18+», на показы которых я бы не попала без нее. Путеводители, которые Мираи оставляла в моей сумке, потому что знала, как я люблю их читать.
Первую пару длинных сережек мне подарила она.
И я просто киваю, мать твою, потому что только на это и способна.
– Дыши, хорошо? – добавляет Мираи.
– Пока.
В горло словно иглы вонзаются; я сбрасываю вызов и продолжаю любоваться шикарным пейзажем. Легкий ветер колышет мои волосы, воздух, переполненный ароматами дикой природы, пьянит подобно наркотику.
Где-то дятел стучит по дереву. Ветер покачивает осины и сосны. Травяной настил темнеет по мере углубления в чащу, где уже ничего не разглядеть.
Они ходят в горы? Джейк, Ной и Калеб? Забредают дальше в лес? Тратят время на прогулки?
Громкий рев бензопилы нарушает тишину, и я моргаю. Чары рассеиваются. Развернувшись, бросаю телефон на кровать, подхожу к одному из своих чемоданов, откуда достаю косметичку, затем иду к двери, сжимаю ручку и медленно ее поворачиваю. Она скрипит, заставляя меня вздрогнуть. Моим родителям не нравился шум по утрам.
Я тихо выхожу в мрачный коридор. Темный деревянный пол и панели тускло освещены лишь двумя бра и минималистичной люстрой. На цыпочках миную спальню, которую Джейк вчера назвал своей, направляюсь к следующей двери. Когда тянусь к ручке, дверь вдруг распахивается, в коридор проливается свет, и передо мной предстает практически голая молодая женщина. Растрепанные темно-рыжие волосы обрамляют ее лицо, спадают чуть ниже обнаженных грудей.
Господи… Я отворачиваюсь. Какого черта? Она жена моего дяди? Он не упоминал, что женат, однако и обратного не утверждал.
Бросив очередной мимолетный взгляд на девушку, замечаю, что она улыбается, скрестив руки на груди.
– Извините, – говорит незнакомка.
Плоский подтянутый живот, гладкая кожа, на пальце нет кольца – это не его жена. И точно не мать мальчиков. Понятия не имею, сколько лет Калебу, но Джейк сказал, что Ной младший, а она слишком юна, чтобы иметь взрослых сыновей.
Вообще-то, похоже, что эта девушка старше меня всего на несколько лет. Возможно, подружка одного из парней?
Она просто стоит на месте, и мой шок начинает трансформироваться в раздражение. Ты подвинешься или как? Мне нужно войти.
– Разница между пиццей и твоим мнением заключается в том, что пиццу я хотела, – произносит девушка.
Запнувшись, я поворачиваю голову и смотрю на нее. Ее взгляд направлен на мою толстовку. Я опускаю глаза и замечаю надпись, которую она прочитала.
Девушка хихикает и выскальзывает из ванной, обогнув меня. Поспешив внутрь, я уже собираюсь закрыть дверь, но спохватываюсь и выглядываю в коридор. К сожалению, мне удается услышать лишь щелчок замка – я не успеваю разглядеть, в какой комнате она скрылась.
Вернувшись в ванную, я умываюсь, чищу зубы и развязываю ленту, которой собираю волосы каждую ночь, чтобы они не лезли в лицо. Мать начала так делать много лет назад после того, как ей сказали, что это полезнее для волос, чем резинки.
Поэтому я по какой-то причине тоже стала заплетать волосы лентами.
Расчесавшись, все так же тихо открываю дверь и с опаской выглядываю в коридор на случай, если мне встретится очередной голый незнакомец. Полагаю, отрадно знать, что мое появление не нарушило стиль их жизни.
Я никого не обнаруживаю, мчусь в свою комнату и улавливаю аромат кофе, поднимающийся с первого этажа. Он-то меня и разбудил. Заправив постель, надеваю джинсы, топ с длинным рукавом, после чего начинаю разбирать чемоданы, но, достав стопку футболок, останавливаюсь.
Ведь я могу и не задержаться здесь. Решив подождать, кладу футболки обратно и закрываю чемодан.
Еще восемь секунд стою посреди комнаты, однако, сколько бы я ни тянула, все равно не смогу придумать себе занятие, чтобы отсрочить встречу с новоиспеченными родственниками. Я выхожу из спальни, шумно выдохнув, закрываю за собой дверь и стремительно спускаюсь по лестнице с намерением скорее со всем покончить.
Но когда я вхожу в гостиную и осматриваюсь вокруг, мои плечи слегка расслабляются. Внизу никого нет. Пара ламп освещает просторное помещение. Я перевожу взгляд влево, в сторону кухни, слабо освещенной несколькими светильниками над центральным островком. Там тоже пусто. Хотя на кофеварке заметен красный индикатор. Шагая к ней босиком, я поглядываю по сторонам в поисках парней, беру кружку с сушилки для посуды и наливаю себе кофе.
– Доброе утро.
Я подскакиваю, едва не выронив кружку. Несколько капель проливаются через край и обжигают мой большой палец. Зашипев, я оборачиваюсь через плечо. Джейк входит в кухню и открывает холодильник.
– Доброе утро, – бормочу в ответ, вытирая горячую жидкость со своей кожи.
– Как спалось? – спрашивает он.
Снова бросив взгляд назад, я вижу, как мужчина достает себе напиток. Его руки, шея и спина уже блестят от пота, а футболка свисает из заднего кармана джинсов. Сейчас около семи утра. Как рано они встают?
– Нормально, – бурчу я, отрываю бумажное полотенце и вытираю остатки кофе. Вообще-то спала я хреново, но честный ответ лишь вызовет больше вопросов, поэтому легче солгать.
– Хорошо, – отвечает Джейк, просто стоя на месте, и я буквально чувствую его взгляд на себе.
Взяв еще одно бумажное полотенце, продолжаю вытирать деревянную стойку.
– Достаточно тепло было? – допытывается он.
Чего? Я вопросительно смотрю на него.
– В твоей комнате прошлой ночью? – поясняет мужчина. – Тепло было?
Его светлые волосы, промокшие от пота, липнут ко лбу и вискам.
Кивнув, я вновь отворачиваюсь.
Только Джейк не уходит.
У меня появляется желание вздохнуть, ведь в такие моменты люди обычно ожидают, что я постараюсь поддержать беседу.
Кухня словно сжимается в размерах, молчание становится все более оглушительным, слышно лишь карканье птиц где-то вдалеке. Пока я пытаюсь придумать тему для разговора, секунды неловкости тянутся, отчего мне хочется сбежать.
Внезапно он приближается, и я настороженно выпрямляюсь. Его грудь почти касается моей руки. Я собираюсь сдвинуться, но он протягивает руку передо мной, выключает кофеварку и говорит, овеяв дыханием мою макушку:
– Я просто согревал его для тебя.
Сердце начинает колотиться сильнее. Согревал?.. Ох, кофе. Джейк оставил кофеварку включенной.
– У тебя красивые руки, – подмечает он.
Я смотрю на кисти своих рук, обхвативших кружку.
– У твоего отца тоже были красивые руки, – добавляет мужчина. От моего внимания не ускользает его язвительный тон.
Я хмурю брови. Это насмешка?
– У моего папы были красивые руки, – задумчиво повторяю, не глядя на него, и делаю глоток. – Значит, настоящие мужчины пользуются бензопилами и пикапами вместо ручек Montblanc и сотовых телефонов?
Повернув голову, бросаю взгляд на Джейка. Он прищуривает свои голубые глаза.
– Ну, теперь он мертв, – говорю я. – Ты победил.
Он опускает подбородок, уставившись на меня, и я замечаю, как играют его желваки. Я отворачиваюсь, снова отпивая кофе.
Несмотря на личную неприязнь между ним и отцом, оскорблять сироту – последнее дело. Манеры никто не отменял. Этот парень ведет себя по-свински.
Правда, в животе все равно разливается тепло, и я делаю очередной глоток, стараясь скрыть свою нервозность.
Я чувствую потребность вступить в спор.
Помимо грусти, злость была моим постоянным спутником в детстве. Потом злость уступила место безразличию. И я совсем забыла, насколько приятно отвлекаться на свои эмоции. Мне нравится то, что я не испытываю к нему симпатии.
– Ладно! – выкрикивает кто-то и заходит в кухню, судя по звуку шагов. – Я ухожу.
По-прежнему ощущая на себе взгляд Джейка, я оглядываюсь и вижу, как обнаженная девушка – теперь одетая – подходит к моему дяде с коричневым кожаным рюкзаком на плече и обвивает рукой его шею. Когда она льнет к нему, он все еще продолжает смотреть на меня, однако после секундной заминки наконец-то поворачивается к ней и позволяет себя поцеловать.
Значит, это его женщина. Я рассматриваю гладкую кожу ее лица, затененную козырьком бейсболки, упругое, подтянутое тело. Она ему далеко не ровесница.
Парни не так уж оторваны от цивилизации, как я думала. По крайней мере, до тех пор, пока погодные условия не ухудшатся.
Кончик ее языка проскальзывает Джейку в рот на долю секунды, потом девушка отстраняется. Вернувшись к своему кофе, я ощущаю непонятное раздражение. И часто сюда будут наведываться посторонние?
– Увидимся вечером? – спрашивает она.
– Может быть. – Он умолкает, после чего повторяет: – Может быть.
Похоже, девушке такой ответ не понравился.
Снова поцеловав его, незнакомка уходит. Я выдыхаю, радуясь, что Джейк не представил меня еще одному человеку.
– Не хочешь мне помочь? – интересуется он.
Подняв взгляд, я забываю вопрос, который собиралась задать. Сын Джейка очень похож на отца. Вчера я даже не поняла насколько.
Копна белокурых волос на голове, растрепанных после сна. Ленивая полуулыбка. Неизменная искорка юмора в глазах. Сколько ему лет? Отцу было сорок девять, а Джейк младше. Это все, что я знаю.
С сыновьями, которым по меньшей мере двадцать… вероятно, Джейку слегка за сорок?
Разумеется, он может оказаться старше. Ему часто приходится бывать под солнцем, к тому же мужчина держит себя в форме. У моего отца не было лишнего веса, но он выглядел совершенно иначе.
Я вновь смотрю вперед и отпиваю кофе.
– С чем помочь?
– Увидишь, – отвечает Джейк. – Обуйся.
Он уходит, позвав с собой Дэнни и Джонни. Спустя мгновение собаки следуют за ним в гараж, и я едва не закатываю глаза. Его собак зовут Дэнни и Джонни? Еще одна отсылка к фильму «Парень-каратист»[9].
Сделав пару глотков остывшего кофе, выливаю остатки в раковину, разворачиваюсь и иду в свою спальню.
Надев обувь, я хватаю мобильник, сую его в задний карман, но сразу же достаю, смотрю на него и, засомневавшись лишь на миг, выключаю, после чего ставлю на зарядку.
Закрыв за собой дверь, направляюсь к лестнице. Когда прохожу мимо комнаты сына – того, с которым познакомилась, – на секунду прислушиваюсь, гадая, проснулся ли он уже. Однако ничего не слышу.
На террасе я замедляюсь, изучая панораму при свете дня, и перевожу взгляд вправо. Отсюда заметна только вершина пика, выступающая среди крон деревьев.
Я глубоко вдыхаю и никак не могу насытиться запахом древесины и хвои. Мои глаза закрываются на секунду, волоски на руках встают дыбом из-за прохлады – только меня это не беспокоит.
Дом окружают деревья с необъятными стволами. Вглядываясь в затемненные глубины леса, внезапно ощущаю острое желание отправиться на прогулку. Готова поспорить, тут можно бродить часами, не встретив при этом ни души.
Передняя терраса огромна, такая же широкая, как сам дом, наполовину накрыта навесом, с деревянными креслами-качалками и садовыми качелями. Перед ней стоят два пикапа, за которыми пологий склон вновь сменяется обширным лесным массивом, а где-то внизу виднеется город.
То есть я думаю, что это город. Грунтовая дорога, ведущая к их участку, проходит в том направлении. Что находится за домом, я пока не знаю. Скорее всего, тоже лес.
Справа вижу идущего по подъездной дорожке Джейка. Он останавливается возле лестницы, надевает свою футболку и спрашивает:
– Умеешь ездить?
На лошадях или?..
Я просто киваю, предположив, что он имеет в виду лошадей.
– Умеешь стрелять?
Отрицательно качаю головой.
– Ты способна отвечать, не используя кивки и однословные предложения?
Я смотрю на него. Мне не привыкать к подобным вопросам.
Не дождавшись ответа, он лишь качает головой и усмехается, затем жестом зовет меня за собой.
Спустившись с террасы, я пересекаю небольшой двор. В редком зеленом газоне местами встречаются земляные проплешины и лужи. Я в бирюзовых балетках Tieks, и штанины джинсов промокают из-за росы в высокой траве, пока я направляюсь к амбару. Серая древесина потрескалась и гниет у основания. Двери верхнего яруса распахнуты, а нижние закрыты. Прежде чем мы добираемся до входа, Джейк сворачивает влево и открывает дверь пристройки пониже. Я переступаю порог вслед за ним и сразу же чую знакомый запах животных. Это конюшня.
Он направляется к третьему стойлу, распахивает дверцу, в то время как я держусь позади, и выводит гнедую кобылу со светлыми пятнами на морде и ногах от колен до копыт. Она уже оседлана. Я смотрю на свои балетки, подошвы которых испачканы грязью. У меня есть кроссовки, но, если останусь, придется купить рабочие ботинки в городе. И поскорее.
Взяв поводья, Джейк выходит вместе с лошадью из конюшни. Двинувшись за ним, я замечаю присоединившегося к нам Ноя. Парень вонзает пару лопат в кучу около амбара.
– О боже, ты в порядке? – восклицает он, встревоженно уставившись на меня. – На тебя какой-то зверь напал?
Что?
Его изумленный взгляд опускается. Проследив за ним, я вижу декоративные разрывы и потертости своих темных дизайнерских джинсов-скинни, которые появились в моем шкафу несколько недель назад благодаря персональному шопинг-ассистенту родителей. Сквозь дыры проглядывает кожа бедер. Джейк тихо смеется, когда я поднимаю глаза и смотрю на дерзкую полуулыбку Ноя.
Стиснув челюсти, отвожу взгляд.
Он подтрунивает надо мной. Просто я не в настроении.
Разумеется, я уже несколько лет не в настроении, так что, полагаю, теперь это мое обычное состояние.
Я заправляю волосы за уши. Ной в конечном итоге идет дальше, плотно сжимая губы, пытаясь не рассмеяться.
– Тирнан! – окликает меня Джейк.
Когда подхожу к дяде, он уже протягивает мне стремя. Сжав в одной руке поводья, а второй ухватившись за седло, я ставлю левую ступню в железное кольцо, поднимаюсь, перекидываю правую ногу и сажусь на лошадь. Длина стремян идеальная, Джейку ничего не нужно поправлять. Я не спросила, чем мы будем заниматься или куда поедем, зная, что особого значения это не имеет, ведь возражать все равно не стану.
Оглядываюсь по сторонам в поисках его лошади, как вдруг он усаживается позади меня.
Что Джейк делает?
– Я же сказала, что умею ездить.
Однако он молча тянется вперед и забирает поводья. Вцепившись в рожок седла обеими руками, приподнимаюсь, насколько возможно, потому что он слишком близко. Я практически сижу у него на коленях.
Мое сердце начинает колотиться, кожа буквально зудит от нахлынувшего раздражения.
– Мне не нужна помощь.
Джейк лишь цокает языком и подстегивает лошадь. Обогнув амбар, мы минуем деревянный забор и мчимся галопом в лес. Кобыла поднимается на крутой холм под сенью деревьев, и я крепче сжимаю рожок, чтобы не сползать назад, но, несмотря на старания, все равно чувствую его тело.
Свет меркнет из-за листвы, закрывающей солнце, воздух становится прохладнее. Нечто приятное пробуждается внутри, пока я ощущаю, как работают мышцы животного под моими бедрами. Пульс еще больше учащается, что не так уж и плохо. Наоборот, даже сил придает. Джейк – словно оплот, надежно защищающий меня. Хотя бы на мгновение.
– Тебе некомфортно? – интересуется он.
Я чувствую вибрацию его голоса за спиной, однако не отвечаю.
– Тебе комфортно? – допытывается Джейк.
По-прежнему сохраняю молчание. Какая вообще разница? Он сделал по-своему, проигнорировав мои протесты. Что изменится от того, комфортно мне ехать с ним на одной лошади или нет? Ему плевать. Джейк просто хочет от меня ответной реакции.
Мужчина вздыхает напротив моего уха.
– Да, твой отец тоже умел действовать мне на нервы без лишних слов.
Но я его не слышу. Каждый сантиметр наших бедер соприкасается. Мне уютно. Безопасно.
Тебе некомфортно?
Не знаю, однако понимаю, что должно быть, наверное. Это странно. Нам не следует так сидеть.
Гнедая продолжает взбираться на холм, камни и земля вылетают из-под копыт. Оглядываясь по сторонам, я вижу дом, оставшийся внизу. Когда ландшафт выравнивается, Джейк подгоняет лошадь. Мы оба ритмично подскакиваем в седле. Он несколько раз фыркает, будто ему что-то в лицо попало, затем его пальцы вскользь касаются моей шеи. Я напрягаюсь и вздрагиваю от прикосновения.
– Сделай мне одолжение, ладно? – говорит Джейк, перебросив мои волосы через правое плечо. – По возможности старайся ходить с заплетенными волосами. У нас полно техники, которая может их зажевать.
Переняв инициативу, я приглаживаю свои пряди, чтобы они не мешали Джейку.
Остановившись на вершине, мы разворачиваемся и смотрим на его земли с края утеса. Джейк указывает, перечисляя:
– Водонапорная башня, амбар, мастерская… За тем холмом еще теплица есть.
Отсюда открывается полный обзор на ранчо. Дом, задняя часть которого сейчас обращена к нам, расположен в центре, слева к нему примыкает гараж – или, как выразился Джейк, мастерская. Дальше – амбар. А справа – водонапорная башня. Полагаю, где-то на участке должен быть установлен резервуар с пропаном и генератор.
Листва деревьев танцует на ветру. Какая-то птица хлопает крыльями. И вдалеке слышится тихий монотонный шум. Вода, возможно?
Джейк вновь трогается с места, продолжает углубляться в лес. Опустив взгляд, замечаю, что его пальцы, сжимающие поводья, практически лежат на моих бедрах. В кольце его рук я не чувствую холода, несмотря на утреннюю прохладу.
– Пикап сюда не проедет, зато лошади и квадроциклы хорошо справляются. Только, прежде чем сесть за руль квадроцикла, пусть Ной даст тебе пару уроков, хорошо?
Я киваю. Однажды я провела лето в лагере экстремальных видов спорта, но Джейк все равно будет настаивать, чтобы его сын показал мне, что к чему.
Мы едем дальше. Хоть я и голодна, потому что давно не ела, и ужасно хочу еще одну чашку кофе, потому что веки свинцом наливаются из-за расслабляющего покачивания в седле, ничего ему не говорю. Здесь я ни о чем не думаю, и это приятно. Я закрываю глаза.
Спустя несколько секунд шум воды становится громче, лошадь останавливается. Распахнув глаза, вижу, что мы стоим на краю утеса, а вдалеке…
Пик.
Сердце громыхает. На мгновение я перестаю дышать, любуясь видом без всяких помех.
Боже.
Внизу, между двух гор, с одной из которых в реку спадает высокий водопад, пролегает узкая долина, упирающаяся в пик – темно-серую скалу, окруженную зеленой растительностью. Красота.
– Нравится? – спрашивает Джейк.
В ответ я киваю.
– Тебе нравится? – повторяет он строго, и я понимаю: ему нужно, чтобы я произнесла слова вслух.
Пока продолжаю смотреть вперед, получается лишь прошептать:
– Мне очень нравится.
– Теперь ты знаешь дорогу и можешь возвращаться сюда, когда захочешь. – Я чувствую, как Джейк двигается у меня за спиной; седло немного смещается. – Но, выходя из дома, ты должна брать с собой средства защиты, поняла?
Снова кивнув, я едва обращаю внимание на то, что он говорит, и пялюсь на этот волшебный вид.
Джейк обхватывает мой подбородок, разворачивает меня лицом к себе.
– Это очень важно, – настаивает он. – Понимаешь? Здесь не Лос-Анджелес, даже не Денвер. У нас водятся черные медведи, пумы, койоты, иногда гремучие змеи попадаются… Необходимо смотреть в оба, ведь ты сейчас на их территории.
Я отстраняюсь от его пальцев и опять смотрю вперед. Вдруг Джейк что-то поднимает. Оторвав взгляд от пика, замечаю, что он держит пистолет.
Или ружье.
Мужчина открывает затвор, показывает мне длинные, заостренные золотистые патроны, после чего дергает ручку обратно, подает патрон в патронник, попутно проверяя, наблюдаю ли я.
– Видишь вон там разрушенный подвесной мост?
Всматриваясь в сторону противоположного берега реки, я обнаруживаю остатки деревянного канатного моста, свисающие со скалистых берегов.
Господи. Мое сердце пропускает удар при виде открывающейся внизу пропасти. Этот мост действительно когда-то функционировал?
Джейк вкладывает ружье мне в руки.
– Целься в него.
Сжимая длинный ствол с прикладом из темной древесины, я отчасти испытываю чувство благодарности. По крайней мере, он не хочет разговаривать.
Мой дядя из этого ружья застрелил оленя?
Я выдыхаю.
Вряд ли. У горца, наверное, целый сейф подобных штук есть.
Замешкавшись на секунду, я наконец-то поднимаю ружье, упираю приклад в плечо, обхватываю одной рукой цевье и кладу палец на курок. Закрываю левый глаз, прицеливаюсь.
– Ладно, – говорит Джейк. – Дыши спокойнее. Патрон уже в патроннике, поэтому просто найди цель и…
Я нажимаю на спусковой крючок, пуля вылетает из ствола. Оглушительное эхо разносится вокруг вместе с облаком каменной пыли, а перекладина моста раскалывается пополам. Обе части болтаются на канатах.
Порыв ветра слегка взъерошивает мои волосы. Опустив ружье, я открываю глаза. Последние отголоски выстрела затихают, умиротворяющий шелест водопада вновь наполняет воздух.
Позади меня Джейк сидит неподвижно. Я возвращаю ему оружие, затем переключаю внимание на пик. В небе парит какая-то большая птица.
Он прочищает горло.
– Что ж… я собирался предложить парням, чтобы они опустошили для тебя несколько пивных бутылок сегодня вечером, но… похоже, практика тебе не требуется. Ты же сказала, что не можешь стрелять.
– Я не могу стрелять в животных. Думала, ты это имел в виду.
Пик огромен. И он так близко. Странное чувство – нечто настолько внушительное напоминает, что ты являешься лишь мизерной частью мира, изобилующего великолепием. Так здорово созерцать и заново познавать это изо дня в день.
Джейк слезает с лошади, и я сдвигаюсь назад на седле, все еще хранящем тепло его тела.
– Я проверю наши охотничьи ловушки, домой вернусь пешком.
Опустив взгляд, смотрю ему в глаза и беру поводья.
– Начни готовить завтрак, – указывает он. – Разумеется, после того как расседлаешь лошадь.
Я непроизвольно прищуриваюсь. Готовить?
Помочь я не против, только почему таким способом?
– Свой вклад я внесу, но на кухне не останусь, – отвечаю, отведя взгляд. Не уверена, что больше напрягает: необходимость готовить или то, куда Джейк меня отправляет.
Пусть девчонка торчит у плиты, раз она не умеет ездить на лошади и стрелять, да?
– Ты знаешь, как ухаживать за огородом?
Уже сообразив, к чему он клонит, я выпрямляюсь.
– Полоть сорняки, поливать, удобрять? – продолжает мужчина. – Аэрировать почву? Сажать культуры? Сумеешь подготовить часть этого урожая для хранения, чтобы потом кормить лошадей и скот зимой?
Я по-прежнему избегаю зрительного контакта.
– Умеешь доить коров? – Он явно наслаждается. – Тренировать лошадей? Пользоваться бензопилой? Сможешь освежевать оленя?
Ага, ладно.
– Законсервировать фрукты и овощи? Водить трактор? Собрать мотоцикл с нуля?
Стискиваю зубы, но не отвечаю.
– Значит, займись завтраком, – усмехается Джейк. – Мы все выполняем свои обязанности, Тирнан. Если хотим есть.
Я выполню свои обязанности и даже больше, однако он мог бы попросить, а не отдавать приказы.
Повернув голову в его сторону, говорю:
– Ты мне не отец, помнишь? Я приехала сюда по собственному желанию и могу уехать, когда захочу.
Вместо того чтобы уйти или проигнорировать меня, Джейк улыбается; в его глазах мелькает озорная искра.
– Возможно, – с издевкой произносит он. – А может, я решу, что время, проведенное здесь, пойдет тебе на пользу, и никуда тебя не отпущу в конечном итоге.
Мой пульс ускоряется.
– По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься, – добавляет Джейк. – Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов.
Уставившись на него, ощущаю, как глаза пылают яростью.
Он вскидывает бровь.
– Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия.
– Я стану совершеннолетней через десять недель.
– Нас занесет снегом через восемь. – Пятясь, мужчина смеется.
На моих губах зарождается сердитый оскал.
– Пусть бекон подгорит, Тирнан, – инструктирует он, удаляясь. – Мы такой любим.