Я паркую черный «Мерседес-Бенц» и выключаю зажигание.
– Охуенная тачка! – говорит Ченс с заднего сиденья, закидывая рюкзак на плечо. В уголках его светло-голубых глаз еще остался загар с каникул в Мауи. – У тебя всегда лучшие игрушки, Нокс!
Он смеется, а я пожимаю плечами. В его словах нет зависти. Состояние его семьи – старые деньги, накопленные поколениями богатых юристов и губернаторов, но тут мы с Дейном его превосходим: наш отец – миллионер в сфере недвижимости.
Я выхожу из машины.
– Все лучшее – Грейсонам! – В моем тоне сарказм. Никто, кроме близнеца, его не заметит.
Дейн как раз вылезает из машины и похлопывает ее по капоту.
– Да, драгоценный папуля решил извиниться, что из-за его работы нам все лето пришлось торчать дома. Неплохой способ нас задобрить, согласись? – Он говорит бесстрастно, лицо ничего не выражает, и только в уголках губ читается напряжение.
«Он в порядке», – убеждаю себя, наблюдая, как он обходит машину.
С заднего сиденья выбирается Лиам. Метр девяносто три, полузащитник, главная звезда нашей команды. Его ждет хорошее будущее. Даже я не пользуюсь такой популярностью! Он попросил подкинуть его до школы, но сказал, что папа потом подгонит ему подарок – новенький черный «Кадиллак Эскалейд».
Ухмыляясь, он потягивается и оглядывает школу, ее башенки и плющ, которым увиты серые камни.
– У меня одного мурашки по коже? Выпускной год… – Он хрустит костяшками и потирает руки. – Ох, сколько же телочек я перетрахаю! Точно больше вашего, придурки! Как говорит папа, мальчишки на то и мальчишки, – смеется он.
– Только это тебя и волнует, – закатывает глаза Ченс.
– Значит, вы с Джолин снова расстались? – спрашивает Дейн. – Не удивлен. У вас вечная мелодрама! – Он смеется и расслабляется. Он вообще такой человек: смена настроения для него – не редкость.
Лиам пожимает широкими плечами и проводит рукой по светлым волосам, зачесанным набок в стиле Джастина Бибера.
– В мире слишком много девчонок, чтобы останавливаться на одной.
– Сойдетесь – глазом моргнуть не успеешь, – говорит Дейн.
– Ты осторожнее, Лиам! – хмыкает Ченс. – Помнится, кто-то схлопотал сыпь на члене от той студенточки в клубе. Нет, она была горячей штучкой, но аж настолько? Чую, весело было у венеролога!
Лиам краснеет.
– Да ничего там серьезного не было, ясно? Не болтайте об этом, только имидж испортите.
– Объявлю на всю школу. – Я с усмешкой делаю вид, что стучу в микрофон. – «Поздравляю всех с первым учебным днем! Это Нокс Грейсон, квотербек “Драконов”. Нас ждет очередной замечательный год в школе “Кэмден”, но прежде, чем мы начнем, я бы хотел коснуться ЗППП. Ну, не прямо коснуться, но вы поняли. В качестве наглядного пособия будем использовать Лиама Барнса. Вот загадка, чтобы скрасить ваш день: “Что может быть хуже прыщей на пианино?” – Я окидываю взглядом ребят и ухмыляюсь красному Лиаму. – Только сыпь на органе. Да, Лиам?»
Ченс с Дейном ржут.
– Неплохо, братан!
Я пожимаю плечами.
– Находит иногда.
– А над Лиамом грех не поржать. – Мы с Ченсом стукаемся кулаками.
– Да пошел ты! – бормочет Лиам. – Дождись игры – и посмотрим.
Я вскидываю бровь и делаю вид, что меня не волнует его угроза, но внутри бешусь. В последнее время я вообще легко завожусь, особенно когда дело касается болтливых футболистов.
– Я просто шучу.
Лиам поджимает губы.
– Не смешно. Мне не нравится, когда надо мной шутят!
Я протяжно смеюсь, довольный, что разозлил его. Мы давно с ним соперничаем. Может, сказывается вечное противостояние защитников и нападающих, но скорее его бесит, что я – капитан. А еще на втором году мы с Джолин переспали, и сколько бы Лиам ни заверял, что у них несерьезно, он все равно ревнует.
Для меня секс с ней был безвкусным и пресным – просто способом скоротать время. Я сомневаюсь, что искренне интересовал ее, но она хорошо притворялась, лишь бы сходить со мной за трибуны и растрепать всем, что переспала с квотербеком. Забавно: я никому не рассказываю, с кем трахаюсь, но все всегда знают.
Лиам разминает плечи и оглядывает меня.
– Странный ты какой-то в последнее время, Нокс! Уже волнуешься о победе в чемпионате штата? Не бойся, со мной победим! Ты просто выходи на поле, покрасуйся, а тяжелую работу оставь мне.
– Пошел ты! – тихо говорю я.
Затем улыбаюсь.
Он смотрит на меня, но быстро отводит глаза. На лице отражается отвращение. Больше четырех лет я с этим шрамом, а он никак не может привыкнуть.
Дейн косится на меня, но я делаю вид, что не замечаю. Они с Лиамом – лучшие друзья, но мы – близнецы; он чувствует, когда у меня чешутся кулаки.
– Ладно тебе, пойдем! – бормочет он, толкая меня плечом.
– М-м-м… Может, нам с Лиамом сначала стоит со всем разобраться? – легко говорю я.
Лиам оборачивается ко мне, и его беспокойство сменяется осторожной улыбкой.
– Да забей, чувак! Хороший будет год. Чемпионат выиграем. Мы же друзья! С первого года вместе, да, Нокс?
Мы с Дейном друзья, придурок! Не с тобой.
– Ага, – отвечаю я.
Вчетвером мы выходим на тротуар, ведущий ко входу. Лиам открывает дверь, и я захожу первым, внимательно осматривая учеников в коридоре.
Ее пока нет.
Стоп…
Впереди вижу светловолосую девушку. Ее голова опущена, лица не видно. Сбавив шаг, пропускаю парней вперед и думаю подойти к ней… а потом трогаю шрам. Потираю.
Не-а. Нет. Не ходи за ней, Нокс. Даже не думай!
Краем глаза замечаю знакомый темно-зеленый джип, сворачивающий на парковку. Я хмурюсь. Ава. Значит, блондинка не она. На сердце становится тяжело, и я с беспокойством и волнением смотрю, как она паркуется и выходит из машины. Закусываю губу, напрягаясь всем телом.
Что это? Страх? Похоть?
Ага, у меня раздвоение личности.
Часть меня не хочет ее даже видеть, но другая… Ну вот с ней мне и стоит бороться.
Лиам спешит к директору за расписанием, с которым возникли проблемы, а мы с Дейном и Ченсом остаемся у двери, разглядывая новичков и дожидаясь друзей, которых не видели летом.
Но на самом деле у меня другая причина.
Дейн прислоняется к стене и потирает лицо.
– Что с тобой? – спрашиваю я, одним глазом наблюдая за дверью.
– Ничего, – говорит он, подняв голову. – Не виси над душой. – Наши глаза одинакового серого цвета, но зрачки у него расширены.
Я сжимаю зубы и молчу. Чем больше буду давить, тем больше он будет отпираться, так что спорить бессмысленно…
Черт! Это она.
Десять месяцев в этих коридорах не было ее длинных стройных ног и аквамариновых глаз.
Становится трудно дышать.
Она.
Здесь.
На меня накатывают воспоминания. До сих пор помню, как она появилась здесь впервые, полная оптимизма и надежд, что «Кэмден» станет новым началом. Я не мог отвести глаз, и как же это бесило! Даже сейчас хочется выскользнуть из собственной кожи.
Мне запрещено испытывать к ней чувства.
Категорически.
– Смотри-ка, вернулась! – говорит Дейн, выпрямляясь с загадочным выражением лица. – Стоит отдать ей должное: яйца у нее стальные!
– Мгм, – отвечаю я, украдкой оглядывая ее.
Светлые волосы сменились угольно-черными. Мягкость – жесткостью. На губах, застывших в ухмылке, блестит алая помада, подчеркивая чувственные изгибы и бледность кожи. На носу – привычная россыпь веснушек, но зубы сжаты, и по напряжению в лице видно, как она изменилась. Ее юбка слишком короткая по школьным стандартам: подол на семь сантиметров выше колена вместо положенных пяти. Видимо, стипендиатам форму отправляют в последнюю очередь и бесплатно, как и учебники. Наверное, у нее всего пара комплектов – два пиджака, пара блузок и юбок. Я даже не помню, сколько формы валяется у меня в шкафу: все забито брюками, накрахмаленными рубашками и бесконечными галстуками.
Через ее руку перекинут красный пиджак с драконом – гербом «Кэмдена», белая блузка обтягивает грудь. На ногах – поношенные черные конверсы. Мой взгляд задерживается на белых высоких гольфах.
– Чего ты так пялишься? – шипит Ченс.
– Как?
Кем надо быть, чтобы вернуться сюда с таким стальным взглядом?
Руки сжимаются в кулаки.
Она такая милая! Такая недоступная.
– Как будто запал на нее, – тихо говорит он.
– М-м, – отвечаю я и ощущаю на себе его взгляд.
– Забудь про нее.
Я не слушаю его, просто смотрю на нее, щурясь. Она приближается к нам: то и дело встревоженно горбится, но выпрямляет спину, и меня раздражает этот вечный испуг.
Я пожимаю плечами и делаю вид, что мне все нипочем.
– Она как искра: вот-вот вспыхнет и разгорится.
– И сожжет нас к чертям, – бормочет Дейн. – Я согласен с Ченсом. Заканчивай!
– Не могу, – на выдохе отвечаю я. Облизываю губы и борюсь с собой, стараясь отвести взгляд. Не получается.
Она вернулась, вернулась! Правда вернулась!
Даже не верится.
Ченс наблюдает за ней, сжав зубы, и пытается взять себя в руки.
Она стоит посреди коридора, застыв, и смотрит на нас. Ученики проходят мимо, огибая ее и стараясь держаться подальше.
Ну же, Ава! Давай, малышка, подойди ближе! Еще шаг. Дай коснуться тебя! Руки, плеча – чего угодно. Пожалуйста!
У меня дрожат пальцы.
– Не верится, что она вернулась, – бормочет Ченс и поворачивается ко мне. Он говорит тихо, чтобы она не услышала. – Ты знал?
– Откуда? – сухо спрашиваю я.
– Ты вечно все знаешь! Твой отец в попечительском совете.
Я смеюсь. Он даже не представляет, к какой информации у меня есть доступ. Ава, непокорная Ава… Я знаю о ней столько, что в голове не укладывается, а член твердеет…
Тихо! Держись от нее подальше.
Грудь Ченса вздымается.
– После вечеринки отец отобрал машину. До сих пор не вернул, как будто это я виноват. Но мы встречались, так что в его глазах я ответственный.
Да, только ты уехал с Бруклин.
Меня охватывает раздражение.
– Ты же ее любил?
Он резко втягивает воздух, но говорит тихо:
– Нет.
Врешь.
Я усмехаюсь себе под нос.
Взгляд замирает на округлом лице. Споткнувшись, Ава останавливается в паре метров от нас и смотрит на Ченса. В ее глазах – ненависть. Плотная, почти осязаемая. Как горячие искры.
Он бледнеет и сглатывает, и гнев сменяется… страхом? В последнее время Ченс теряет самообладание при одном только упоминании Авы, а сейчас смотрит на нее так, словно видит перед собой привидение.
И опускает взгляд.
– Значит, вы расстались с концами? – Я пристально смотрю на него.
– О да.
В прошлом году он был влюблен в Аву по уши. Смотрел на нее щенячьими глазками, и ангелы пели, когда она смотрела в ответ. Бросал шлем после игры, подхватывал ее на руки и кружил. Постоянно говорил только о ней, называл ее своей единственной, «той самой». Не хвастался, что трахался с ней. Нет, он держал все подробности при себе.
Мы с Ченсом – лучшие друзья с младшей школы. Когда в средней я заявился с раскуроченным лицом, опухшим и красным, и он спросил, что случилось, я сказал, что это касается только меня. Больше он ничего не спрашивал, зато посылал всех с их вопросами. Когда на втором году старшей школы его мама умерла от рака, я неделями не отходил от него, бездумно рубился в игры и болтал ни о чем. Смерть мне знакома! Я знаю, какое горе она приносит.
Ченс скрипит зубами.
– Вот уж не думал, что снова ее увижу…
Я смотрю в телефон.
– Ну, увидел. Случайный факт: ты в курсе, что наркотики для изнасилований очень быстро выводятся из организма?
Ченс вздрагивает.
– Хватит, Нокс! Никто ее не насиловал. Она соврала.
– М-м, – отвечаю я.
Папа легко достал нам с Дейном полицейский отчет. Я знаю о синяках у нее на ногах, знаю, что она ничего не помнит. Полиция допросила игроков, но я видел их показания. Ебучий цирк, да и только! Хотя пара дней выдались напряженными, впервые за долгое время отец обратил на нас пристальное внимание. Дейн ведь был на видео с Авой, а тут еще и я… Но когда допросы закончились, он все равно как ни в чем не бывало отправил нас в Лос-Анджелес на концерт U2.
И хотя Дейн просил меня перестать пялиться, он сам смотрит на Аву с опаской.
Она притягивает взгляды, определенно.
– Думаю, это все равно никого не волнует, – говорю я Ченсу, разглядывая ногти. – Никто не поверит какой-то стипендиатке.
Он не успевает ответить: рядом возникает Бруклин. Она хлопает ресницами и берет его под руку.
– Привет, малыш! – бормочет она, кидая на Аву ядовитый взгляд. – Ты в порядке?
– Конечно, – кивает он. – Почему нет?
Бруклин улыбается и уходит к Джолин. Они шепчутся, а потом идут к Аве.
Что она будет делать?
Останется ли в «Кэмдене», когда станет совсем тяжело? Потому что станет. Ее ждет хреновая жизнь…
Ченс щелкает пальцами перед моим носом, и я понимаю, что забыл о нем посреди разговора. Он тоже смотрит в сторону девушек.
– Козел, держись от нее подальше! – произносит он наконец.
Я смеюсь. Знаю же, что он не о Бруклин.
– Заткнитесь оба! Мы все тут козлы. Мы же «акулы», – говорит Дейн, и тут же звенит звонок.
«Акулы»… Не знаю, откуда взялось это название и сам «клуб», в котором мы состоим, но ему уже много лет. Наш отец был из «Акул». Отец Ченса – тоже. Мы держимся вместе. В основном спортсмены – дети самых богатых родителей. У нас нет церемонии посвящения, плащей с капюшонами, дедовщины. Ты либо входишь в наш круг, либо нет.
Выпрямившись, мы подбираем рюкзаки и идем в кабинет, отталкивая с дороги менее удачливых.
И все же…
Я не могу оторвать глаз от спины Авы, которая возится с кодовым замком. Она смотрит вниз, и непривычные темные волосы обрамляют лицо, обнажая изящный изгиб напряженной шеи, прекрасную светлую кожу.
Она вошла сюда, будто хозяйка школы, но это не так.
Хозяин здесь я.
И все равно…
Воздух пропитан предвкушением.
Чувство – безымянное, редкое и прекрасное – пробегает по позвоночнику.
Я напрягаюсь.
Держи себя в руках!