Спала Ди очень плохо – беспокойно ворочалась, невнятно бормотала что-то во сне и без конца меня будила. Именно по этой причине я в основном предпочитаю спать одна. Хотя обычно Ди спит тихо как мышка.
Утро не задается с самого начала. Проснувшись и осознав, что кошмар со снимком ей не приснился, Ди вновь начинает рыдать. Мы сидим в номере, пока к нам не врывается пресс-секретарь, полная решимости покончить с этой невыносимой ситуацией. Ди сидит на диване с каменным выражением лица и скрещенными на груди руками. Пич здоровается с Лиссой и теребит пальцами кончики волос. Я давлюсь жидким гостиничным кофе. Чтобы моя речь стала более-менее связной, мне нужно выпить еще хотя бы пару чашек. Правда, мое мнение здесь никого не интересует – вопрос решается на заоблачно высоком уровне.
Когда я впервые увидела Лиссу, она, здороваясь со мной, держала контракт о неразглашении – несколько страниц текста, написанных непонятным юридическим языком. Ди взяла меня за руку, давая понять, что не нужно ничего подписывать, и стала объяснять Лиссе, что полностью мне доверяет. Лисса посмотрела на нее с жалостью, всем своим видом показывая, что видела кучу восходящих звезд, преданных лучшими друзьями. Ди не успела и глазом моргнуть, как я нацарапала свою подпись на листке. С контрактом или без него, я не собиралась продавать ее тайны.
Сейчас Лисса стоит перед нами в строгом деловом костюме, и на ее невыразительном лице застыло то же самое жалостливое выражение. Она несколько раз хлопает в ладоши, будто собирается начать представление.
– Совершенно ясно, что у нас критическая ситуация, – заявляет она.
Я закатываю глаза, потому что это явное преуменьшение. Терпеть не могу ее бесцеремонный назидательный тон.
– Вчера вечером команда «Мадди Уотер» провела экстренное совещание, – деловито продолжает Лисса, – и мы решили, что нужно сосредоточиться на восстановлении репутации.
Я презрительно фыркаю, потому что мне смешно слышать о плохой репутации Ди.
– Факт остается фактом: фотография все еще в интернете, и мы должны отвлечь от нее внимание пользователей. Хотя должна заметить, что за последние двадцать четыре часа количество запросов по твоему имени достигло рекордных цифр. Как говорится, пусть ругают, лишь бы не молчали.
Ну нет, с меня хватит!
– Да вы, должно быть, шутите!
Лисса возмущена тем, что я позволила себе прервать ее монолог, но все же продолжает:
– И мы все сошлись на том, что лучшим выходом будет рассказать публике другую историю, которая представит тебя в положительном свете и отвлечет внимание от фотографии.
Ди скептически поднимает брови.
– Например?
– Например, зарождение отношений с другим исполнителем.
– У меня нет никаких отношений.
В голосе Ди сквозит раздражение. Даже если бы Ди с кем-то встречалась, Лисса заставила бы ее сделать так, как они решили.
– Тем более с другим исполнителем, – возмущенно продолжает Ди.
– И не надо. Смысл в том, что мы приглашаем на разогрев симпатичного парня примерно твоего возраста, которого публика считает серьезным и милым. Лучше всего кого-нибудь, с кем мы уже работаем, чтобы избежать затруднений с бумагами, да и тебе не придется привыкать к новому человеку в коллективе.
Ди прищуривается.
– Ты имеешь в виду Мэта Финча.
Лисса кивает, и Ди, слегка раскачиваясь, смотрит вдаль, обдумывая эту идею.
Мэт Финч – бывший участник подростковой группы «Финч Фор», которая состояла из него самого, его сестры и двух братьев. Они пользовались невероятным успехом, когда мы учились в средней школе. У симпатичных, как на подбор, братьев были целые орды визжащих фанаток предпубертатного возраста. Все девчонки, которых я знала, хотели быть похожими на Кэрри Финч, и все как одна мечтали выйти замуж за Мэта, самого младшего, практически нашего ровесника. Группа распалась, когда старший брат женился, и с тех пор я о них почти ничего не слышала. Пока в прошлом году на вечеринке лейбла Ди не подружилась с Мэтом. Как и Ди, он известен порядочностью и примерным поведением. Надо отдать должное Лиссе: если бы Ди на это пошла, то Мэт Финч – единственная подходящая кандидатура.
– Нет, – говорит наконец Ди, – я бы никогда не попросила Мэта лгать ради меня.
– А ему и не надо лгать. Он просто присоединится к турне, а пресса сделает собственные выводы.
Лисса произносит это так, будто разговаривает с человеком, который только начал изучать английский.
– Нет, – повторяет Ди. – Я не стану просить его об этом.
– Дело в том, что компания уже связалась с мистером Финчем, и он согласился присоединиться к твоему гастрольному туру.
У меня отвисает челюсть. Я теряю дар речи и не могу высказать Лиссе все, что о ней думаю. К счастью, Ди не нуждается в моей помощи.
– Вы связались с Мэтом от моего имени без моего ведома? – Она вскакивает и хватается за голову – сейчас начнет рвать на себе волосы. – Это унизительно! Он мой друг, а ему звонит мой пресс-секретарь?
Пич молчит, уставившись в пол. Считается, что она взрослая, но даже она не знает, что делать.
– Компания, на которую работаете вы с мистером Финчем, приняла бизнес-решение, – невозмутимо заявляет Лисса. – Компания надеялась найти достойного исполнителя, который выступал бы на разогреве, чтобы не приглашать местные группы, как мы запланировали впоследствии, но не получилось. Теперь мы исправляем ошибку.
Ди возмущенно открывает рот, однако не издает ни звука. Пора вмешаться.
– Насколько я помню, этот тип не исполняет музыку в стиле кантри. И вообще, когда его в последний раз слышала публика?
Лисса с неприкрытым раздражением поворачивается ко мне.
– Его акустический стиль пользуется успехом у любителей поп-музыки, которых может заинтересовать творчество Лайлы Монтгомери. Он будет исполнять песни из недавно вышедшего сольного альбома. Мистер Финч тоже сам пишет музыку.
Теперь я вспоминаю, что около года назад у него действительно вышел сольный альбом, который не имел особой популярности. Как удобно – на пустом месте вспыхивает скандал, вынуждающий двух исполнителей из «Мадди Уотер рекордс» вступить в фиктивные отношения, что неминуемо привлечет к ним интерес публики.
Я сердито смотрю на Лиссу: наверняка, сама все подстроила.
Наконец к разговору подключается Пич.
– И как это будет выглядеть? – едва слышно спрашивает она.
– Мистер Финч сегодня вечером прибывает в Ричмонд, и туда же мы отправляем дополнительный автобус, который присоединится к вашему каравану. Музыканты Лайлы разучивают песни, где ему надо подыграть, и он начинает петь на разогреве уже в Литтл-Рок.
Я перевожу взгляд на Ди. Мы надеялись, что это будет наше лето – только мы вдвоем, без всяких подозрительных типов, которые хотят примазаться к славе.
– Что думаешь, Ди? – слабым голосом спрашивает Пич.
– Думаю, что Лисса меня бесит, – сердито отвечает она и пристально смотрит на пресс-секретаря. Впрочем, той все равно. – Я должна поговорить с ним сама.
– Очень хорошо, – сухо произносит Лисса. – Если тебе понадобится что-нибудь до отъезда, я буду в бизнес-центре отеля. Мак поднимется и проведет вас к автобусу, а я после этого возвращаюсь в Нэшвилл.
– Мы будем скучать, – презрительно усмехаюсь я.
Пич посылает мне укоризненный взгляд, а Лисса даже не моргает. Стань я невидимкой или разденься догола, она не заметит, если это не принесет лейблу денег. Она подхватывает портфель и с видом оскорбленного достоинства спешит к двери. Так и хочется дать пинка под… Ди с ней не прощается, что для нее чрезвычайно нехарактерно.
– О господи, – стонет Ди, ударяя ладонью по кофейному столику. – Она прекрасно знает, что я хотела взять Мэта на разогрев, но у них в семье случилось несчастье, поэтому я не решилась его попросить. Было бы здорово, если бы он поехал с нами, только не в качестве моего фальшивого бойфренда.
– Лисса поставила нас перед фактом, – негромко говорит Пич. – Я не видела твоего контракта, но, возможно, они не имели права…
– Нет, – отмахивается Ди. – Хотя меня возмутило, что Лисса сделала это без моего ведома, думаю, спорить с ней не следует. Лучше пойду позвоню Мэту.
Когда дверь за Ди закрывается, я смотрю на Пич. Она сидит, опустив голову и упершись локтями в колени, шелковистые волосы падают на лицо.
– Тебе не кажется, что продать фото могла Лисса? – шепотом спрашиваю я.
– Нет! – убежденно говорит Пич. И тут же тяжело вздыхает. – Не знаю…
– Не верю я ей.
Она смотрит на меня пристальным взглядом, как смотрит иногда Ди, когда говорит о чем-то важном.
– Риган, последнее, что сейчас нужно Ди – это теории о заговоре.
Она, конечно, права. Но мне требуется козел отпущения – например, Лисса.
– Я знаю, но если Лисса…
– Это не она. Мне надо собрать вещи. – Пич скрывается в своей комнате, а я меряю шагами номер, пока в дверях не появляется Ди.
– Ну что?
– Все в порядке, – кивает она, сжимая в руке телефон.
В одном этом кивке больше энергии, чем во всем, что она сделала за сегодняшнее утро. Она явно успокоилась и приободрилась.
– Мэт сказал, что с удовольствием примет участие в моем туре. Думаю, все будет хорошо. Только не говори Лиссе.
– Как будто я собиралась с ней разговаривать!
На ее лице возникает робкая улыбка, и тут раздается стук в дверь. Я открываю и вижу Мака, штатного телохранителя Ди. Этот здоровенный детина всегда добродушно улыбается, что заметно ослабляет эффект от его устрашающей внешности. Однако сегодня улыбка на его лице отсутствует.
– Ты готова, птичка?
– Вроде бы да, – отвечает она, перебрасывая сумку через плечо.
Мак охранял ее во время тура «Блю Скай Дэй», и Ди уговорила его поработать с ней еще. В этом году он окончил юридический факультет и собирался все лето готовиться к экзамену, чтобы стать адвокатом, специализирующимся на правах в шоу-бизнесе. Однако Мак не мог отказать Ди, и они оба это знали.
– Малышка, скажу тебе сразу, – грохочет Мак, – там внизу собралось много народу.
– Фотографы? – кусает губы Ди.
Вместо ответа он говорит:
– Действуем как обычно: взгляд вперед, ноль реакции.
Она кивает. Мак поворачивается к Пич, которая появляется из своей комнаты с чемоданом.
– Ты можешь спуститься и сесть в автобус музыкантов? Папарацци подумают, что Ди будет с тобой. Может, разойдутся немного.
Пич стискивает плечо Ди.
– Увидимся в Ричмонде, хорошо?
Она снова кивает, плотно сжав губы. Мы молча спускаемся, и Ди надевает огромные солнцезащитные очки. Когда мы сцепляем мизинцы, она сжимает мой очень сильно, вот-вот сломает. Лифт открывается, и Мак быстро проводит нас через вестибюль. На выходе из отеля нас ослепляет яркий солнечный свет.
Мак обнимает Ди за плечи, и ее рука выскальзывает из моей. Дальше я вижу все как в замедленной съемке. По обе стороны дороги толпятся репортеры и фотографы. Их крики сливаются в неразличимый гул, и все они нацеливают микрофоны и камеры в нашу сторону. Боковым зрением я замечаю консьержа отеля, растопыривающего руки в попытке сдержать толпу. Ди опустила голову и смотрит на дорожку у себя под ногами.
– Отойдите назад! – кричит Мак. – Дайте пройти!
Чувствую толчок в руку и толкаю кого-то в ответ. Я не звезда и не обязана вести себя сдержанно. Кроме того, загипсованной рукой очень удобно толкаться.
– Лайла! – кричит кто-то прямо мне в ухо. – Что ты можешь сказать о голой фотографии?
Лицо Ди остается бесстрастным, словно она передразнивает Лиссу.
– Лайла, – орет другой, – это правда, что тебя лишил девственности Джимми Коллиер?
Мак ведет Ди вперед, и я больше не вижу ее лица. Моя кровь закипает. Есть у меня такой талант – разгоняться с нуля до бешенства меньше чем за секунду.
С ужасом смотрю, как чья-то рука вцепляется в кисть Ди, не давая ей зайти в автобус. Я не успеваю среагировать, как Мак выкидывает вперед свою мощную руку. Репортер падает на землю вместе с камерой, которая издает хруст.
– Это нападение! – вопит папарацци.
Ди исчезает внутри автобуса, а Мак останавливается и отвечает:
– Нет, нападение – это когда вы схватили мисс Монтгомери за руку. Согласно закону вашего штата, раздел четыре, статья «Б».
– А ты, можно подумать, юрист!
Парень встает на ноги и злобно таращится на Мака своими маленькими поросячьими глазками. Я вижу, что он хочет спровоцировать телохранителя на скандал.
Мак смотрит ему прямо в глаза с высоты своего немаленького роста.
– Именно.
Я злорадно смеюсь репортеру в лицо, а он снова начинает:
– Публика имеет право знать, что Лайла Монтгомери – не лучший пример для подражания. Она всего лишь неразумный ребенок, который не отличает…
Не успевает он закончить предложение, как я оказываюсь рядом с ним, готовая вцепиться ногтями в его наглую физиономию, однако Мак ловит мою загипсованную руку.
– Иди в автобус, Риг, – спокойно говорит Мак. – Мы не планировали устраивать концерт прямо здесь.
Сделав глубокий вдох, я поднимаюсь по ступенькам, однако не удерживаюсь от искушения и оборачиваюсь. Репортер открывает рот, чтобы сказать гадость, а я вскидываю руку, чтобы остановить его. А может, ударить. Я оглядываю остальных – взрослых людей, готовых вцепиться в горло невинной девочке, – и мое южное воспитание дает о себе знать.
– Как вам не стыдно! Взрослый мужчина, а ведете себя так подло!
– Хватит, Риган, – останавливает меня Мак.
Я забираюсь в автобус, пока не разозлилась еще больше, и водитель закрывает за мной дверь. Ди скорчилась на полу, закрыв лицо руками. Сажусь возле нее, опираясь спиной на диван, а она устраивается поближе ко мне и горько плачет, судорожно хватая ртом воздух.
Сколько раз она вытаскивала меня черт знает из каких передряг! Забирала из сомнительных баров, буквально отскребала меня пьяную от тротуара после рождественской вечеринки у Джен Макнелли… а сколько раз Джимми нес меня на руках до машины! Ди помчалась бы спасать меня в ад! Она тихая и скромная, но, если потребуется, будет бороться до последнего.
От плача она начинает икать, как маленький ребенок, только теперь все намного хуже, чем в детстве, когда мы разбивали себе коленки. Это взрослая боль, и сейчас Ди могут утешить только ее мама или Пич. Мы по уши в дерьме, и тем не менее я шепчу ей:
– Все хорошо. Все в порядке.
Ди рыдает мне в плечо, и моя футболка становится мокрой от ее слез.
– Ты видела, что случалось с остальными, – бормочет она сквозь слезы, и я знаю, что перед ее глазами стоят страницы таблоидов. – Все начинается с парочки сплетен, которые подхватывает пресса, карьера рушится, и все заканчивается реабилитационной клиникой…
– Эй, успокойся, с тобой так не будет.
– Откуда ты знаешь? – Ди трясет головой, ее волосы все еще сохраняют укладку со вчерашнего концерта. Даже сейчас, со смытым слезами макияжем, она выглядит как звезда.
– Знаю, и все, – говорю я.
Ди садится и вытирает размазанную по лицу косметику.
– Мэт уже будет там, когда мы приедем в Виргинию?
– Наверное.
– Понимаешь, он вечно был под прицелами камер.
– Да.
– Он знает, что делать.
Эта мысль почему-то успокаивает Ди. Она засыпает возле меня на полу, положив голову на подушку с полевыми цветами.
Когда все разваливается, на полу как-то надежнее, чувствуешь под собой опору. Ты в самом низу, и тебе больше некуда падать.
Я достаю ноутбук, чтобы посмотреть информацию о Мэте Финче. Ди он нравится, но это не показатель. Я от него пока что не в восторге. Мне очень не по душе, что он может извлечь выгоду из ситуации, которая заставляет мою лучшую подругу засыпать с опухшими глазами.
Поиск в интернете приносит свои плоды. Мэт Финч пропал с радаров на целый год, а на его сайте до сих пор нет даты предстоящего тура. Два года назад, когда ему было семнадцать, он пережил достаточно скандальный разрыв с девушкой. Его пассия стала невероятно популярной, когда начала рассказывать газетчикам об этом разрыве.
Покончив с его личной жизнью, я перехожу к музыке.
Пролистав песни на сайте, выбираю первую, название которой меня интригует – «Человек», – и надеваю наушники.
На фоне легкой барабанной дроби вступают фортепианные аккорды, плавно переходящие в голос Мэта Финча – он немного ниже, чем во времена «Финч Фор». Я закрываю глаза и вслушиваюсь. Мэт не лезет из кожи вон, поет легко и непринужденно, слова звучат естественно, как дыхание.
Я слушаю, о чем он поет. Ди говорит, что слова в песне, как бусинки в ожерелье – они могут существовать по отдельности, но вместе обретают больше смысла.
Ты знаешь, я всего лишь человек.
Могу согнуться, падаю, ломаюсь,
Порежешь – кровь течет, а не вода.
Ударишь – на осколки разбиваюсь.
Не надо слов, пусть говорят дела.
Ты мое сердце с собою унесла.
В какой-то момент мне начинает казаться, будто Мэт Финч подсмотрел мою жизнь и написал о ней песню. Мне слишком хорошо знакомо чувство, когда мир поворачивается к тебе жестокой стороной и ты беззвучно кричишь: «Я человек, мне больно, так нельзя!» У него красивый надломленный голос, будто он снова чувствует ту боль, о которой поет.
Я вдруг ощущаю на себе взгляд Ди – она уже проснулась, смотрит на меня и спрашивает, как только я снимаю наушники:
– Что слушаешь?
Она подозрительно прищуривается, и мне кажется, что меня застали на месте преступления.
– Хм… – Я закрываю сайт, будто прячу улики. Мне почему-то неловко, голова не соображает, и я даже не пробую соврать. – Если честно, сольный альбом Мэта Финча.
– Даже так?
– Ага. Он… э-э… – Я замолкаю, подбирая слова. – Это не так плохо, как я думала.
– Да, он классный.
Глаза Ди мечутся вместе с ее мыслями.
– Впервые услышав песню «Человек», я плакала.
Помолчав минутку, она вспоминает обо мне.
– Я уверена, он тебе понравится. Мэт хороший, понимаешь? Не такой, как все остальные в шоу-бизнесе.
Это нечаянное оскорбление людей ее круга заставляет меня улыбнуться. Ди снова ложится и, закрывая глаза, говорит:
– Он знает, что делать.
Пять долгих часов спустя мы прибываем в Ричмонд, штат Виргиния. Мы с Ди остаемся в автобусе, пока техперсонал не «обезопасит периметр» и не начнет разгружать вещи. Сидим на диване и ждем Мака, который должен нас забрать. В отеле, куда мы заходим через боковую дверь, тихо и спокойно, но меня бросает в дрожь при воспоминании о толпе репортеров. Губы Ди сжаты, и когда я замечаю, что она что-то ищет в телефоне, оказывается слишком поздно.
– Дай сюда. – Перед открытой дверью лифта я выхватываю у нее телефон и говорю, поворачиваясь к Маку: – Спасибо, дальше мы сами.
Дверь за нами закрывается, и глаза Ди снова наполняются слезами.
– Все очень плохо.
Я смотрю на экран телефона. Она искала информацию о себе, и, конечно же, за последние несколько часов слухи разрослись, как снежный ком. «Скандал с Лайлой Монтгомери: существует ли видео?» «Надежные источники», близкие к музыкальной индустрии, утверждают, что спонсоры намерены отказаться вкладывать деньги в тур Ди. На сайте журнала «Старгейзер» опубликована язвительная статья, хотя меньше недели назад они напечатали вполне себе миленькое интервью с ней. Вот сволочи!
Это напоминает мне, что я должна быть опорой для Ди. После катастрофы приходит время лучших друзей. Я должна ее защищать.
Как только лифт открывается на нашем этаже, я хватаю Ди за руку, потому что внезапно до меня доходит: эта фотография не просто порочит честь Ди, и дело не только в разглашении личной информации. Под угрозой вся ее карьера. Два года популярность Ди росла, и ей казалось, что так будет всегда. У нее нет запасного плана. Музыкальная карьера – все, чего она когда-либо хотела, о чем мечтала, ради чего работала не покладая рук. Ее спонсоры, поклонники, будущее – все зависит от мнения падких на сенсации журналистов и бдительных мамаш, которые перестанут покупать билеты на концерты Ди своим дочерям.
Пич еще не пришла, но наши чемоданы уже стоят на блестящей тележке. Ди направляется к ближайшему дивану и сворачивается на нем, как кошка.
– Как бы я хотела тебе хоть чем-то помочь… – Я сажусь рядом, словно могу прикрыть ее своим телом от всех грозящих ей опасностей.
– Ты помогаешь, ведь ты со мной, – говорит она и кладет ноги мне на колени. – Представь, если бы я осталась здесь одна. Ужас!
– Что, в прошлом туре с Пич разве плохо было?
Она пожимает плечами.
– Не плохо, просто иногда одиноко.
– А помнишь, как мы хотели упаковать меня в твой чемодан?
Я двигаю коленом, подбрасывая ее ноги. Ди поворачивается ко мне, и в ее глазах загораются искорки. Так бывает, когда ей в голову приходит идея новой песни. Ее взгляд скользит к огромному чемодану, стоящему у двери. Я знаю, о чем она думает, и раньше ни за что бы этого не сделала, но сейчас мне нужно ее развеселить.
– Ну, давай же, – умоляет она.
– Ладно, – говорю я, махнув рукой.
Ди вскакивает, тащит чемодан на середину комнаты и открывает. Мы вдвоем наклоняем его, и оттуда вываливается на ковер ее повседневная одежда: старые джинсы, широкие штаны для йоги, нижнее белье.
Я понимаю, что это глупо, но все-таки укладываюсь в чемодан, поджимая ноги. Ди начинает хихикать, снимая с меня босоножки, которые высовываются наружу. Это ее настоящий смех, заразительный и неудержимый. На публике она смеется мелодично и деликатно, не выходя за рамки дозволенного. А вот ее настоящий смех – самое смешное явление в мире. Она задыхается, повизгивает и гогочет, как гусь.
Трясясь от смеха, я кладу голову в угол.
– Подожми посильнее ноги, а то не застегнется, – хохочет она. – Если бы ты видела, как смешно!
Я складываю руки перед собой, гипс упирается мне в живот, поэтому приходится сменить позу, еще сильнее поджав колени. Узкие джинсы сидят как вторая кожа, но в них дико неудобно сгибать ноги.
– Ну что, я полностью влезла?
– Да! – С трудом разбираю, что говорит Ди, мешают толстые стенки чемодана. – У нас получится!
Она застегивает молнию, оставляя немного места вверху. Я высовываю голову и вижу, как Ди корчится от смеха. Может, нам так смешно, потому что мы устали и нам надо отвлечься. Неважно, в чем причина, но я тоже умираю от смеха. В одиннадцать лет мы своим хохотом будили ее маму. «Девочки, – пряча улыбку, строго говорила миссис Монтгомери, – успокойтесь и ложитесь спать».
– Там… возьми… мой фотоаппарат, – вспоминаю я.
Ди трясущимися руками достает его из сумки. Она немного успокаивается, и я очень надеюсь, что снимок не окажется размытым.
Неожиданно раздается ритмичный стук в дверь, и Ди чуть не роняет камеру. Я все еще слишком счастлива, чтобы беспокоиться о благополучии своей любимой игрушки. По какой-то причине то, что персонал отеля увидит меня в чемодане, смешит нас еще больше.
Ди расстегивает чемодан, чтобы я смогла вытащить руку, и я продолжаю его открывать, пока она бежит к двери. Ди смотрит в глазок и с радостной улыбкой распахивает дверь.
Стоящий за ней парень на вид чуть старше нас, светло-каштановые волосы слегка вьются возле ушей. Если это консьерж, то он самый сексуальный работник гостиничной индустрии в мире. А я тут сижу в чемодане, босая… Я встаю и пытаюсь поправить волосы.
– Здравствуйте, юная леди, – говорит гость, распахивая руки для объятий.
Откуда я его знаю?.. Всовываю ноги в босоножки и стараюсь вспомнить, кто он такой.
– Мэт! – Ди бросается ему на шею, и он поднимает ее в воздух.
Конечно, это Мэт Финч. Такой взрослый, что я его даже не узнала. Выпрямляясь во весь рост, проклинаю себя за то, что он застал меня в таком виде. Когда Мэт ставит ее на пол, Ди говорит:
– Так приятно видеть здесь друга. Спасибо, что приехал.
Он трясет головой.
– Столько шума из-за какой-то фотографии.
– Ох, не говори. – Она показывает рукой в мою сторону. – Это Риган, моя лучшая подруга.
Парень смотрит так, будто тоже откуда-то меня знает. Я бросаю на него оценивающий взгляд. Он хорош собой, но без звездной болезни. Из тех, кто не откажется посмотреть с тобой романтическую комедию и отдаст свою куртку, если ты замерзла.
– Здравствуй, я Мэт.
Я по-деловому протягиваю ему здоровую руку. Он ведь может оказаться врагом, пешкой в игре Лиссы.
– Приятно познакомиться.
– Риган зависает со мной все лето, – говорит Ди.
– Правда? Группи?
– Может быть, но только для Ди.
Я говорю намеренно резким тоном. Этот парень был симпатичным, даже когда мы были младше, а теперь возмужал и стал еще интереснее: высокие скулы, широкие плечи, тонкая талия.
Он приподнимает бровь.
– Понял.
Глаза у него – не то голубые, не то серые, волосы – что-то между каштановым и русым. Не могу понять, нравится он мне или нет, друг он или враг.
– Она шутит, – вставляет Ди, пытаясь разрядить обстановку. – Мы слушали твой последний альбом, и ей понравилось.
Я кусаю щеку. У Ди есть дурная привычка выдавать некоторые мои секреты без разрешения. Ему вовсе не обязательно знать, что мне нравится его музыка.
– Правда? – заинтригованно спрашивает Мэт.
– Да. Как ни странно, мне понравилось.
– Ой! – Он поворачивается к Ди. – Она всегда говорит то, что думает?
Ди кивает.
– Риган никогда не врет.
– Хм. – Он складывает руки на груди и обозревает комнату. – Не хотите пойти поужинать? Или вы тренируетесь залезать в чемоданы?
Ди смеется, а я почему-то смущаюсь. Мэт вновь смотрит на меня и шутливо поднимает брови. А я таю от его взгляда. Может быть, потому, что он поймал нас во время приступа судорожного веселья, или я заржавела за два месяца монашеской жизни, забаррикадировавшись в своей комнате. Так или иначе, Мэт Финч в первые же секунды своего появления выводит меня из игры. Похоже, непростое будет лето.