– Помилуй нас, господи, – сказал Санчо. Том 1, глава 8
В это время они увидели тридцать или сорок ветряных мельниц, бывших на той равнине, и, как только Дон Кихот заметил их, он сказал своему оруженосцу:
– Счастливая судьба устраивает наши дела даже лучше, чем мы могли бы желать, так как – взгляни туда, друг Санчо Панса, – видишь ты тридцать или более чудовищных великанов, с которыми я намерен вступить в бой и всех их лишить жизни? А добычей, отнятой у них, мы положим начало нашему обогащению, потому что это справедливая война и великая заслуга перед Богом – искоренять столь дурное семя с лица земли.
– Какие великаны? – спросил Санчо Панса.
– Вот те, которых ты там видишь, – ответил его господин, – с громадными руками, у некоторых они длиною чуть ли не в две мили.
– Посмотрите хорошенько, милость ваша, – ответил Санчо, – то, что вы там видите, это не великаны, а ветряные мельницы, и то, что вы считаете их руками, – мельничные крылья, которые поворачивает ветер, а они приводят в движение жернова.
– Сейчас видно, – ответил Дон Кихот, – что ты мало сведущ в деле приключений. Это великаны, а если ты боишься, уходи отсюда и читай молитвы в то время, как я вступлю с ними в неравный и жестокий бой.
С этими словами Дон Кихот пришпорил своего коня Росинанта, не обращая внимания на крики, которыми его оруженосец Санчо предостерегал его, что, без сомнения, это ветряные мельницы, а не великаны, на которых он собирается напасть. Однако рыцарь был твердо убежден, что это великаны, и не слышал криков Санчо, не видел и не различал, что такое перед ним, хотя уже подъехал близко к мельницам, и громким голосом кричал им:
– Не бегите, трусливые и низкие созданья, так как один лишь рыцарь идет против вас.
В это время подул легкий ветер, и большие мельничные крылья стали двигаться; увидав это, Дон Кихот воскликнул:
– Хотя бы вы двигали еще большим числом рук, чем их было у великана Бриарея, вы за это поплатитесь мне!
Говоря так, он всей душой поручил себя своей сеньоре Дульсинее, прося ее помочь ему в опасности, и, прикрыв себя щитом, с копьем наперевес устремился во весь галоп вперед и атаковал ближайшую мельницу. Но в ту минуту, когда он вонзал копье в ее крыло, ветер так бешено повернул это крыло, что копье разлетелось вдребезги, а всадник и конь были приподняты и с размаху отброшены далеко в поле. Санчо Панса поспешил во всю прыть своего осла на помощь к своему господину, и, когда он подъехал к нему, то увидел, что он не может шевельнуться, так сильно было его падение с Росинанта.
– Помилуй нас, господи, – сказал Санчо, – не говорил ли я вашей милости, чтобы вы подумали о том, что делаете, и что перед вами не что иное, как ветряные мельницы, и не знать этого мог только тот, у кого в голове были другие такие же ветряные мельницы.
– Молчи, друг Санчо, – ответил Дон Кихот, – военные дела более других подвержены постоянным превращениям. Тем более что я думаю – и оно так и есть в действительности, – мудрый Фрестон, похитивший у меня комнату с книгами, превратил и этих великанов в ветряные мельницы, чтобы отнять у меня славу победы над ними: такова ненависть его ко мне. Но в конце концов восторжествует мой добрый меч над злыми его кознями.
– Что Бог даст, то и будет, – ответил Санчо Панса, помогая Дон Кихоту подняться и усаживая его на Росинанта, у которого чуть ли не были вывихнуты лопатки.
И, разговаривая о случившемся приключении, они поехали по дороге к горному ущелью Лаписе, потому что там, как говорил Дон Кихот, им не могли не встретиться многие и самые разнообразные приключения, так как немало народу посещает это место. Рыцарь был сильно опечален утратой своего копья и, говоря об этом со своим оруженосцем, сказал:
– Помнится, я читал где-то, что испанский рыцарь по имени дон Диего Перес де Варгас, потеряв в битве меч, отломил от дуба огромный сук и в тот же день совершил с ним столько подвигов и разгромил столько мавров, что получил прозвище Мачука[6], и с этого дня он, как и все его потомки, стали называться Варгас-и-Мачука. Я рассказал тебе это потому, что и я намерен отломить от первого попавшегося дуба подобный же здоровенный сук, и с ним думаю и надеюсь совершить такие подвиги, что ты будешь считать за счастье удостоиться видеть их и быть свидетелем дел, которым едва можно будет поверить.
