Через полчаса Элен была уже дома. Поднявшись на чердак, она уселась по-турецки рядом с Джеком. Со слезами на глазах она рассказала англичанину о ситуации в клинике и о том, что грозит Уго, если он не сумеет спасти жизнь капитана.
– Вам нужно чем-то отвлечься от тягостных мыслей, – сказал Джек.
– Не знаю чем. Сейчас я могу думать только об Уго и о Мари. Мне делается дурно при мысли, что с ними будет. – Она стиснула зубы и сжала кулаки. – Ну почему Элиза и Виктор никогда не думают о последствиях?
Она чувствовала, с каким вниманием Джек смотрит на нее, и вновь ощутила некую искру, проскочившую между ними. Как это назвать? Состраданием? Сопереживанием? Непроизнесенные слова рвались, но не могли прорваться наружу. Джек не отводил глаз, подмечал все в ее состоянии, и под его пристальным взглядом защитные барьеры, возведенные Элен, зашатались.
– Элен, это война, – наконец сказал он и отставил масляную лампу, мешавшую ему подвинуться.
– Я тревожусь не только за сестру. Меня пугают ответные карательные меры немцев.
Теперь лицо Джека скрывалось в сумраке. Элен было не угадать, о чем он думает, и это ее смущало. Она видела лишь блеск его глаз и не знала, видны ли ему ее глаза и лицо.
– Так будет лучше, – сказала она, переставив лампу на ящик.
– Чем я могу вам помочь? – спросил Джек.
– Не знаю. Хочется сохранить присутствие духа, но иногда… – Не договорив, она покачала головой.
– Знаю.
– Эти нескончаемые опасности. Я жажду нормальной жизни. Я так тревожусь за безопасность дорогих мне людей, что ощущаю физическую боль. Вот здесь. – Она прижала ладонь к груди, глотнула воздуха и протяжно вздохнула. – И настроение у меня совсем паршивое.
– Ничего удивительного, если сознавать, какая опасность нависла над врачом и его женой. Они же ваши друзья.
Элен закусила губу, удерживая слезы. Ей не хотелось расплакаться перед Джеком.
– Уго я обязана всем, – сказала она, чувствуя, как слова застревают в горле. – И Мари тоже.
– В любом случае, когда мы не знаем, что принесет завтрашний день, невольно ощущаешь собственное бессилие.
– Но вы-то не чувствуете себя бессильным.
– Еще как чувствую, – усмехнулся Джек. – И сражаюсь с этим ощущением.
– Как?
Джек прищурился и ненадолго погрузился в раздумье, после чего вдруг улыбнулся и спросил:
– У вас найдется колода карт?
– Конечно. Сейчас принесу.
Когда Элен разыскала карты и принесла на чердак, Джек успел разложить свою колоду.
– Игра называется «Вертикальный взлет», – сказал он. – Она имитирует воздушное сражение. Вам нужно атаковать самолет противника.
Элен старалась изо всех сил, но ее умение играть в карты оставляло желать лучшего. Несмотря на постоянные подсказки Джека, она теряла самолет за самолетом.
– Попробую еще раз, – сказала она.
Кончилось тем, что оба крепились, чтобы не засмеяться над ее неумелыми ходами. Когда Джек улыбался, его лицо становилось особо притягательным; менялись черты лица, а глаза вспыхивали. Элен испытала мгновение счастья и напомнила себе, что даже в самые худшие времена выдаются минуты безмятежного покоя.
– Рад, что вы не летаете на наших самолетах, – признался Джек.
– Меня больше привлекает складывание головоломок.
– Вот оно что, – улыбнулся он. – Совсем как мою мать.
– Я похожа на вашу мать? – удивилась Элен.
– Возможно. Вы заботитесь обо всех. Моя старая ма всегда так делала.
– Делала?
Элен не знала, стоит ли спрашивать.
Он покачал головой.
– Простите.
– Печальная неизбежность. Хотя я постоянно вспоминаю о ней.
– Вспоминаете, как она заботилась о вас?
– Да.
– Спасибо, что отвлекли меня от мыслей, – сказала Элен и вдруг почувствовала себя виноватой за эти минуты отдыха.
Он поцеловал ей руку, пощекотав кожу усами:
– Всегда готов помочь.
– Вы мне так и не рассказали, чем занимались во Франции в прошлый раз.
– Я был здесь в конце прошлого года и захватил начало этого. Холода стояли просто зверские. Как вам известно, авиация союзников постоянно бомбила французские железные дороги. Операция называлась «План перевозок» и ставила своей целью разрушение узловых станций, чтобы отсрочить, замедлить и помешать передвижению немецких войск по Франции. Вот так.
– Мы слышали об этом по Radio Londres.
– Вряд ли вы знаете, что высшие авиационные чины противились этой операции. У нас это Харрис из Командования бомбардировочной авиации, в американских ВВС Спаатс. Черчилль тоже возражал, в основном из-за жертв среди гражданского населения. Однако Эйзенхауэр и президент Рузвельт сломили сопротивление их всех.
– А теперь?
– Как я уже говорил, меня забросили для подготовки операций и еще для связи с группами Сопротивления. – Он помолчал. – Рассказывать о том, что, где и когда, я, конечно же, не могу. Полагаю, здешнее население знает, чем занимается Сопротивление, а немцы отнюдь не дураки. Сам факт знакомства со мной может повлечь ваш арест и пытки.
– Возможно. Но сейчас я не хочу об этом думать.
– Понимаю.
– Значит, до высадки союзников осталось совсем немного?
– Да. Но я также думаю, что нас еще ждут интенсивные бомбардировки.
– Даже не верится, что однажды все это закончится. – Элен вздохнула и передвинулась. – Простите, у меня ноги сводит от долгого сидения. Нужно подвигаться. Схожу вниз, посмотрю, не приготовила ли Флоранс чего-нибудь пожевать.
– Флоранс – замечательная девушка.
Элен тепло улыбнулась:
– Да, она удивительное создание. Даже не представляю, как бы мы выжили без нее.
Джек наклонил голову и весело посмотрел на Элен:
– Что-то мне подсказывает, что вы нашли бы способ.
– Может, и нашли бы, но мы бы жутко отощали. Я и в довоенное время готовила скверно. А Флоранс у нас кулинарный гений, даже когда в ее распоряжении лишь репа и топинамбур. – Элен похлопала себя по животу. – И наши животы от такой пищи раздуваются сильнее, чем раньше.
– Спасибо за предупреждение, – засмеялся Джек.
Спустившись на кухню, Элен увидела Флоранс, что-то бормочущую себе под нос.
– Что случилось? – спросила Элен.
– Ничего. Жаль, что нет ни крошки Roquefor или Fourme d’Ambert[22]. Они бы придали пикантный вкус.
– Значит, сегодня мы отдыхаем от тушеной репы?
– Сегодня у нас картофельный суп с брокколи.
Взяв перечную мельницу, Флоранс покрутила ручку над кастрюлей с супом, после чего сняла ее с плиты.
– Элиза так и не появлялась? – спросила Элен, стараясь говорить спокойно.
Флоранс покачала головой. Некоторое время сестры смотрели друг на друга.
– Ты не отнесешь Джеку тарелку супа? – предложила Элен, поменяв тему.
– А можно? Я с удовольствием. Замечательный мужчина. Такой обаятельный.
– Говоришь, обаятельный? Я не замечала.
– Еще как замечала! – усмехнулась Флоранс. – Мы все заметили. Даже Элиза, которая обычно не видит никого, кроме Виктора. По мне, так Виктор слишком напористый. А вот Джек… У него такой дружелюбный взгляд. Мне нравится.
Услышанное несколько удивило Элен. Она даже нахмурилась:
– А как тот парень, с которым ты встречалась?
Флоранс поморщилась, но быстро взяла себя в руки.
– Ты про Энцо спрашиваешь? Я с ним не встречалась. Слабый он из-за полиомиелита. Отпор дать не может. Над ним смеются. Я его просто пожалела. Прогулялась с ним пару раз, так он теперь не оставляет меня в покое. Наверное, ты видела, как он топчется у наших ворот.
– Тебе это мешает? Я могу с ним поговорить.
– Я и сама справлюсь. Рано или поздно он поймет намек.
– Так тот высокий парень с курчавыми каштановыми волосами и есть Энцо? Я не ошиблась?
– Он самый. Курчавые волосы. Смазливый, но умом не отличается… Ладно, понесу-ка я суп. – Флоранс налила суп в миску с ручками. – Надеюсь, не расплещу. Наливай себе.
– Напомни Джеку, чтобы не очень ходил по чердаку. Там половицы скрипят.
Элен уселась за стол. Перед мысленным взором замелькали картины, которые она предпочла бы не видеть. Она изо всех сил гнала ужас, охвативший ее сердце.
– У Уго и Мари все будет хорошо, – шепотом твердила себе она. – У них все будет хорошо.
А у Элизы? Глаза Элен обожгло. Закрыв их, она принялась тереть веки. И у Элизы тоже все будет хорошо. Она благополучно вернется.
Элен подумала о словах Флоранс. Элен и в голову не приходило, что младшая сестра тоже может залипнуть на Джека. Она по привычке считала Флоранс ребенком, а та уже давно не ребенок. Флоранс незаметно превратилась в красивую молодую женщину.