Глава седьмая
Вспоминая утро их прибытия на место, наиболее отчетливо Арриэтта представляла длинный-предлинный переход: временами ей даже казалось, что они не дойдут.
Они прекрасно выспались: даже Поду и Спиллеру удалось пару часов отдохнуть. Судя по всему, путешествие по реке заняло меньше времени, чем все они ожидали. Арриэтта и Хомили даже не проснулись, когда Спиллер наконец причалил барку к берегу, маленькому галечному пляжу под похожим на утёс обрывом со сплетением корней. Именно в этом месте просторная лужайка у дома священника соединялась с изгибом вытекающего из пруда ручья. Сначала Арриэтта не увидела лужайку: её закрывали сомкнувшиеся лапы можжевельника, прикрывавшие этот укромный причал и заслонявшие небо. Неужели они действительно добрались или этот похожий на пещеру уголок всего лишь место для отдыха во время куда более долгого путешествия?
Нет, они прибыли! Арриэтта услышала церковные часы, отбивавшие девять ударов. На мелководье Под и Спиллер возились с крышкой от мыльницы. Под пытался привязать её к корню, и она покачивалась на воде. Обернувшись, он увидел дочь, которая стояла в барке, закутавшись в стёганое пуховое одеяло, и зубы её стучали от холода, из-под гетры выбралась и Хомили, всё ещё сонная и растрёпанная.
– Наконец-то вы проснулись! – радостно поприветствовал жену и дочь Под. – Вот мы и на месте! Что вы об этом думаете?
Арриэтта пока не могла точно сказать, что думает, но место казалось ей достаточно скрытным, тёмным и почему-то безопасным. Хомили, робко остановившись возле дочери и тоже кутаясь в одеяло, кивком указала на крышку от мыльницы и подозрительно поинтересовалась:
– И куда мы на этом поплывём?
Спиллер, как заметила Арриэтта, уже карабкался вверх по берегу. Спутанные корни служили отличной лестницей.
– Никуда, – ответил Под. – Мы погрузим на неё часть вещей, чтобы было на чём переночевать, а добираться до нового дома нам придётся на своих двоих…
– Так куда мы идём? – спросила Хомили.
– Нам надо подняться по лужайке к дому, – объяснил Под. – Ты сама скоро всё увидишь… И придётся поторопиться, пока никого нет поблизости. Спиллер сказал, что они ушли на целый день…
– Кто?
– Мистер и миссис Уитлейс, разумеется. Он в это время работает в саду, а она уехала в город на автобусе. А теперь, Хомили, – добавил Под, приблизившись к барке, – передай-ка мне эти стёганые одеяла и другие постельные принадлежности. Арриэтта, поищи вон там верёвку…
Мать и дочь неохотно сняли с себя тёплые одеяла, и Арриэтта отправилась искать верёвку.
– Как насчёт нескольких кастрюль? – спросила Хомили, складывая одеяла.
– Сегодня вечером никакой готовки, – предупредил Под.
– Но нам надо поесть…
– Спиллер обо всём позаботится. Ну, всё, принимаемся за работу…
Вернулась Арриэтта с верёвкой, и дело пошло быстрее. Они спускали сложенные постельные принадлежности вниз, Поду в руки, и тот относил их в крышку от мыльницы.
– Вода немного поднялась, – заметил Под, – ночью шёл дождь…
– А мы и не заметили, – отозвалась Хомили, поглаживая рукой гетру. – Эта штука сухая, словно кость…
– Пожалуй, ты права. – Под посмотрел на густую листву над головой. – Здесь хорошо, мы в укрытии. Вы лучше сняли бы башмаки и чулки, и я помогу вам перебраться через борт.
Арриэтта, всё ещё дрожа от холода, присела, чтобы расшнуровать башмаки, и почему-то подумала о Платтерах. Сидни и Мейбл можно пожалеть: всю ночь они провели, согнувшись возле изгороди, в протекающем ялике, под зонтами, с которых капала вода.
Спиллер, как она успела заметить, уже поднялся по отвесному берегу и скрылся из виду.
– Вам со Спиллером удалось поспать, Под? – спросила Хомили, спустив одну ногу с борта.
– Да, мы выспались. – Под протянул руки, и когда жена нагнулась вперёд, подхватил её под мышки. – Улеглись ещё до полуночи. Ты разве не слышала бой часов? Вот так… отпускай руки! Молодец!
– Ой! – воскликнула Хомили, оказавшись на гальке. – Вода холодная!
– А ты чего ожидала в это время года?
Арриэтта сама соскользнула вниз с башмаками и чулками в руках: ей не терпелось подняться наверх по лестнице из корней. У Хомили энтузиазма было явно меньше.
– Теперь вы обе поднимайтесь наверх! – сказал Под, отвязывая крышку от мыльницы. – В этом нет ничего сложного, Хомили. У тебя всё получится, так что не беспокойся…
– Я ни слова не сказала, – холодно отозвалась Хомили и с отвращением посмотрела на маленький утёс. – Ты можешь взять мои башмаки, Под?
– Да, давай их сюда! – Он почти выхватил у жены ботинки и запихнул в привязанные к мыльнице постельные принадлежности. – А теперь лезьте наверх!
Арриэтта, уже карабкавшаяся по корням, протянула матери руку.
– Это совсем не сложно! Давай руку: я тебе помогу…
Хомили вяло начала подниматься по спутанным корням, пытаясь сохранить достоинство, если это вообще возможно. Но сегодня у Хомили это получилось. Она лезла вверх спокойно, ровно, без страха. Под, следивший за ней взглядом, с концами натянутых швартовов в руках, удивлённо улыбнулся, преисполнившись мрачной гордости. Никто на свете не сравнится с его Хомили, если она за что-то взялась!
Выбравшись наверх, Арриэтта оглянулась по сторонам в поисках Спиллера, но не увидела. В этом не было ничего необычного: она помнила. что он умел слиться с любым пейзажем; главное для него было оказаться на свежем воздухе. Потом Арриэтта посмотрела на огромную лужайку, не подстриженную до гладкости бархата, как это бывало когда-то, а грубо скошенную косой. Она знала, что такое коса: Под изготовил себе косу из бритвенного лезвия. Знакомы ей были и косилки: такая имелась в Фэрбанксе. Её внимание привлекло совсем другое, отчего сердце учащённо забилось: длинный низкий дом с остроконечной крышей, отражавшей свет утреннего солнца. Фасад здания казался расплывчатым и лишённым окон – должно быть, оттого, что его укрыли вьющиеся растения (об этом говорил отец), совсем одичавшие без стрижки. Старый дом приходского священника обещал столько путешествий, столько укромных уголков, столько свободы!
Тут Арриэтта заметила, что между тем местом, где она стояла, и домом есть пруд с камышами вдоль берега и островком в центре. Он хоть и находился в отдалении, она сумела рассмотреть даже плоские круглые листья ещё не раскрывшихся кувшинок…
Тем временем за её спиной что-то происходило. Арриэтта, осознав это, обернулась и увидела, что на краю обрыва Спиллер, Под и Хомили, пыхтя от натуги, тянут за швартовочную верёвку крышку мыльницы. Она поспешила им на помощь, дав тем самым Спиллеру возможность отойти, чтобы распутать верёвку, зацепившуюся за корни. Когда ему удалось её освободить, он стал помогать им снизу. Наконец мыльница оказалась рядом, и они смогли перевести дух. Под вытер лицо рукавом, Хомили принялась обмахиваться передником, а Спиллер лёг на спину и закинул руки за голову. Никакого холода никто больше не чувствовал.
Арриэтта оперлась на локоть и посмотрела на Спиллера, растянувшегося на земле. Как странно было видеть его уставшим или спящим… Этой ночью они с Подом всё-таки нашли местечко на гружёной неудобной барке, чтобы прикорнуть на пару часов, тогда как они с матерью так уютно устроились под тёплыми одеялами, сшитыми мисс Мэнсис. Как добр был к ним Спиллер – всегда! – и всё же так далёк: никому никогда не удавалось поговорить со Спиллером по душам – только о деле.
Что ж, решила Арриэтта, нельзя иметь всё, поднялась на ноги и снова посмотрела на далёкий дом.
Спустя какое-то время поднялись и остальные и тоже обратили взоры на дом, но каждый при этом думал о своём.
– Колокольня этой церкви – точная копия той, что в игрушечном городке, – задумчиво произнесла Хомили.
– Скорее наоборот, – хмыкнул Под.
Арриэтте было приятно осознавать, что отец в приподнятом настроении: это казалось добрым предзнаменованием. Хомили, напротив, склонила голову к плечу, потому что не любила, когда над ней подтрунивают.
– Надену, пожалуй, башмаки, – усевшись на сухую листву под лапами можжевельника, буркнула Хомили. – Ты бы тоже обулась, Арриэтта: трава наверняка мокрая после дождя…
Но Арриэтта, которую всегда восхищали мозолистые ступни Спиллера, предпочла остаться босиком.
Наконец пришло время отправляться в путь – долгий-долгий.