Добывайкам следовало держаться как можно ближе к пруду – для них он был почти озером, – где осока и водные растения могли служить прикрытием. Они все тянули мыльницу за верёвку, и она легко скользила по мокрой траве. Спиллер шёл первым, за ним Под, потом Арриэтта, в арьергарде двигалась Хомили, и поначалу груз показался им почти невесомым.
Конечно, они могли пройти и прямиком через лужайку, но, хоть Под и уверял, что большой дом пустует, им не удавалось избавиться от врождённого страха перед всевидящим оком человеков.
Усталость накапливалась постепенно. Попадались жёсткие травинки, иногда они натыкались на прошлогодний чертополох, прибитый к земле непогодой, но не растерявший от этого своих колючек. Молодые его побеги, пробивавшиеся среди травы, были мягкими, серебристыми и бархатистыми на ощупь. Арриэтта уже пожалела о том, что не надела башмаки. Спиллер не подавал сигнала остановиться, и гордость не позволяла ей просить об этом.
Они всё шли и шли. Порой при их приближении пускалась наутёк землеройка, проснувшаяся после долгой зимней спячки. Лягушки весело скакали среди травы, где росли акониты. Да, весна пришла…
Наконец – им показалось, что прошли часы, – Под окликнул Спиллера:
– Надо передохнуть!
Они все уселись спина к спине на плотно упакованной мыльнице.
– Так-то лучше, – вздохнула Хомили, вытягивая уставшие ноги.
Арриэтта наконец-то надела грубые тёплые чулки, которые мать так ловко связала парой тупых штопальных игл, и башмаки.