Эго Мэдока серьезно пострадало – за один день ему врезали дважды. И чтобы он мог восстановиться, после школы мы поехали на поздний обед, или на ранний ужин, в Sonic. Лично я считаю, что девицы на роликах порадовали его даже больше, чем еда.
Примерно в половине пятого он укатил домой, а я поехал обратно в школу. У Тэйт как раз была тренировка по кроссу. Сегодня утром я потрепался с капитаном команды Джесс Каллен и узнал у нее, что Тэйт собирается вернуть себе место в составе.
Я подошел к двери женской раздевалки, остановился и стал ждать. Засунув руки в карманы и прислонившись затылком к стене, я наслаждался затишьем перед бурей.
Господи, как же мне этого не хватало.
В голове мелькнула мысль об отце, но теперь я думал о нем почти что с равнодушием. По правде говоря, я не понимал, какого черта вообще уделял ему столько внимания?
Когда из раздевалки вышла какая-то девчонка с мокрыми волосами и спортивной сумкой в руках, я решил, что пора действовать. Девицы, скорее всего, еще приводили себя в порядок, но, по крайней мере, должны были выйти из душа.
Конечно, я все уже видел, а в случае с некоторыми даже крупным планом, но между шалостью и перспективой нарваться на арест грань была тонкой.
Войдя в дверь, я повернул налево. Шкафчики стояли в несколько рядов, прямо как в мужской раздевалке, так что я осторожно пошел по проходу, заглядывая в каждый ряд в поисках солнечной блондинки.
Из дальнего конца раздевалки слышался шум фенов и голоса, значит, почти все уже наверняка оделись.
Однако по пути я все же стал причиной нескольких шокированных возгласов и неловких попыток прикрыться.
Одна девушка поспешно прижала к бюстгальтеру футболку, но снова опустила ее, осознав, кто перед ней. Уголки ее губ изогнулись в улыбке, и она окинула меня взглядом с ног до головы. Я посмотрел на нее повнимательнее, потому что у нее было такое лицо, словно она меня знала. То есть близко знала. Но я ее не помнил. Весь прошлый год я вел беспорядочную жизнь и редко с кем продолжал видеться после первого раза. С этой я вполне мог переспать. Она была сексуальной. Вероятно, я провел с ней время, вот только понятия не имел, когда это произошло – месяц назад или год.
Подойдя к следующему ряду, я застыл на месте, и в животе у меня все перевернулось.
Тэйт стояла у своего шкафчика, а из одежды на ней было только обернутое вокруг тела полотенце.
В это мгновение я подумал, что более подходящего момента выбрать просто не мог. А потом понял, что момент как раз-таки был неподходящий. Мой член, словно стрелка долбаного компаса, указывал прямо на нее.
Нахмурившись, я заговорил сердитым тоном, готовый, черт возьми, поставить ее на место.
– Все вон. Татум осталась.
Вокруг послышался писк и оханье, а Тэйт подняла голову и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. Она схватилась за свое полотенце так, словно я мог сорвать его силой мысли.
Если бы…
Девчонки толпой ринулись к выходу из раздевалки, и я был благодарен им за то, что они освободили помещение без лишней драмы. Возможно, они выскочили в коридор или просто отошли на несколько рядов, чтобы оставить нас наедине, главное – что мы теперь были одни и у Тэйт не осталось средств к спасению.
И никого вокруг.
– Ты совсем совесть потерял? – возмутилась она, и на ее прекрасном лице отразился гнев.
Я медленно приближался к ней.
– Татум? – Мои конечности буквально горели. – Я хотел убедиться, что ты меня внимательно слушаешь. Ты слушаешь?
Она облизнула губы. Даже ее ротик, плотно сжатый от досады, выглядел воинственно.
– Говори, зачем пришел. Я раздета и вот-вот закричу. Это уже слишком, даже для тебя!
Нет, не слишком.
Моему удовольствию от столкновений с ней не было предела.
Тэйт перестала пятиться, и на мгновение я задумался почему. Но вместо того, чтобы остановиться, подошел еще ближе.
Мы постояли так немного, никто из нас не желал отступать, и меня буквально обдавало жаром всякий раз, когда ее грудь вздымалась и опускалась.
А потом я увидел это.
Ее веки слегка затрепетали, она затаила дыхание и отвела взгляд. Не от страха, а от смущения. Она чего-то стыдилась.
О боже.
Этот проблеск желания на ее лице. Так вот в чем дело.
И, черт, об этом моменте я тоже мечтал.
Я блуждал взглядом по ее телу, любуясь карамельным оттенком ее загорелой кожи и гадая, как бы она выглядела покрытая по́том. То место, где шея переходит в плечо, капельки воды в углублении над ключицей, полная грудь, которая едва не выпрыгивала из полотенца… все это возбуждало меня.
Твою мать. Соберись, черт возьми.
Я снова поднял глаза и встретился с ней взглядом, заставив себя видеть в ней врага, которым она и являлась.
Мне до них больше дела нет.
– На прошлой неделе ты испортила мне вечеринку. – Я склонился над ее лицом, но она не шевельнулась. – Потом напала на моего друга. Дважды. Ты пытаешься мне что-то продемонстрировать, Татум?
В мыслях я называл ее «Тэйт». Всегда. Но вслух не мог обращаться к ней так. Это было уменьшительное имя для членов семьи и друзей, а я не относился ни к первым, ни ко вторым.
Ее глаза, в которых идеально сочетались пламя и лед, сузились.
– Самое время, а тебе так не кажется?
– Напротив. – Я оперся плечом о шкафчик рядом с ней. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но у меня появились более увлекательные занятия, чем прикалываться над тобой. Год в этих стенах прошел довольно мирно без твоей самодовольной «я-лучше-всех-вас-вместе-взятых» гребаной физиономии.
И это была правда. Год и впрямь прошел мирно. Примерно так же мирно, как на кладбище.
– Да ну? Неужели великому и ужасному Джареду что-то угрожало?
Какого хрена?
Вот это меня разозлило.
Я оттолкнулся от шкафчика и, встав перед ней, уперся руками в дверцы по обеим сторонам от нее.
– Не прикасайся ко мне, – пробормотала она, и я подавил ухмылку. Тэйт снова отвела взгляд.
Я двигал головой, как змея, пытаясь заглянуть ей в глаза.
Мокрые пряди волос прилипли к ее лицу. Я медленно вдыхал ее запах, словно умирал от голода.
– Если я когда-нибудь прикоснусь к тебе хоть пальцем, – сказал я хрипло, – ты сама этого за хочешь.
Этот ее проклятый запах. Что-то похожее на цветы и киви.
– Ну как? – поддразнил ее я. – Хочешь?
Тэйт какое-то время молчала. У нее на лице сначала мелькнули удивление и замешательство, а потом отразилась ярость.
– Мне стало скучно, – произнесла она неуверенным тоном, но ее взгляд был полон решимости. – Ты скажешь, чего хотел, или как?
– А знаешь? Этот твой новый настрой, с которым ты вернулась? Я удивлен. С тобой всегда было так скучно. Ты сразу убегала или начинала плакать. А теперь в тебе появился намек на боевой дух. Я был готов оставить тебя в покое в этом году. Но теперь… – Я не закончил фразу.
Она усмехнулась.
– И что же ты сделаешь? Поставишь мне подножку в классе? Обольешь блузку апельсиновым соком? Запустишь новую сплетню и снова распугаешь всех парней вокруг? Или, может, проявишь изобретательность и будешь оскорблять меня в Интернете? Неужели ты думаешь, что все это до сих пор меня волнует? Тебе больше не удастся меня запугать.
Детка, да ты уже на крючке.
По крайней мере, мне так казалось. Тэйт бросалась громкими фразами. Правда, она начала нарываться еще до своего отъезда во Францию, но я думал, это потому, что она уезжает из страны. Она чувствовала, что ей ничто не угрожает. Черт, да так оно и было. Что я мог сделать, будучи здесь?