Ветер, словно старый конь титанических размеров, нёсся над водой. Под его копытами океан пенился, расходился, крупные складки неслись друг за другом и ударялись о камни. Потоки ветра крепчали, жестоко морозили, а спрятаться было негде. Вокруг только он – безграничный солёный сироп. Снизу – неизмеримая глубина, сверху – ещё более бескрайнее небо. Облака пепельных оттенков накатывались друг на друга и бежали к берегу. За ними поспевали синие тучи. Иногда, когда ветер чуть-чуть стихал, а волны не так сильно били о камни, до ушей доносился этот треск рассекаемого световым разрядом воздуха. Гроза бушевала за много миль отсюда. Однако мили для океана – ничто. Может, человеку это расстояние кажется огромным, – в этом месте обитает не человек, а стихия. Ныне эта стихия пребывала в состоянии войны. Небо билось с водой, вода билась с землёй. Море встречало пламя небосвода. Классическое противостояние в божественных масштабах. Пусть оно и было далеко, что-то инстинктивно сжималось внутри. Цепенели руки, ноги, и не от холода, а от живого пейзажа перед глазами.
Лодка жалко качалась на волнах. Она была мелкой щепкой в этом хаосе и давно должна была быть унесена за горизонт, поднята на волну, разорвана в пыль. Всё так, если бы она не держалась на мокром канате, натянутом меж двух скал, глядящих из-под воды. Одна высокая, другая меньше, но обе то и дело уходили вниз, под штормовые волны. Канат неистово качался, метая лодку туда-сюда. Единственный человек на ней спрятался под двумя плащами – оба мокрые насквозь. Удивительно было смотреть, как при каждом новом толчке он остаётся невозмутимо сидеть на месте. Вода окатывала судёнышко, наклоняла до края, подбрасывала, как игрушку. И всё равно – человек сидел. По его левую руку тянулась сапфировая гладь, по правую – тоже, но доходя лишь до скал, которые, несмотря на свой знаменитый рост, отсюда выглядели прибрежной галькой. Человек поминутно приподнимал голову, подставляя нос ветровому хладу, и осматривал ещё один миниатюрный образ вдалеке. Протяжённый мыс был уже за границей. Когда скалистые вершины Копигорна входили в состав Кодиматриской Империи, этот мыс, омываемый Алым морем, принадлежал Нортфорту. Прямо от него в воде тянулся, сейчас сильно размытый, галоклин, как раз и обозначающий границу моря с северным зверем – Инсмутским океаном. Пока что ни одно из пространств «хищных вод», а именно Инсмут и Бьорн, не было чётко подчинено какой бы то ни было стране. Особенно в такую погоду, когда древняя стихия напоминает о своём могуществе и заставляет жителей земли дрожать перед огромной мощью океана. Момент опасный, но идеальный.
Человек сощурился и убедился в том, что зрение его не обмануло. Под нещадно сгибаемыми парусами из-за мыса показалась маленькая, будто водомерка, шхуна. Она уже складывала свои белёсые крылья, матросы брались за вёсла. Корабль на фоне волн выглядел уже не так жалко. Его борта гордо встречали водяные удары. Заострённый нос уверенно рассекал гладь, приближаясь к привязанной к скалам лодке. Человек на ней склонился в три погибели. На дне его судна лежала кожаная сумка, уже, безусловно, мокрая после всех испытаний океана. Он открыл и проверил её, после чего оставил закрытой лишь на одну единственную пуговицу. Спрятав руки снова под плащ, человек стал покорно ждать.
Боцман хрипло кричал, подгоняя матросов, которые били по воде вёслами. Несколько младших офицеров собрались на верхней палубе. Придерживая низкие кивера, они с корабельного носа внимательно смотрели на качающуюся лодку. Все вместе они, закутанные в шинели, прячущие носы в меховых воротниках, были почти неотличимы. Лишь поодаль стоял старый бородатый полковник, опираясь на заряженный Шарпс, и всё думал – закурить или нет.
Со стороны мостика, скрипя досками и сапогами, прошёлся молодой сержант – именно это означали погоны на рукаве, выглядывающем из-под крылатки. Прикрываясь рукой от ветра и брюзгливо щурясь, он остановился рядом со старшим офицером. Усики на смуглом лице юнца были совершенно не к месту. Волосы были так коротки, что даже не реагировали на ветер. Сержант носил на портупее поверх мундира пять металлических печатей круглой формы.
– Что, нельзя было выйти в лучшую погоду? – кинул он полковнику.
Тот сверил сержанта недовольным взглядом.
– Метаписец… Это лучшая погода, когда ни нам, ни Ему нечего опасаться. И ты здесь, не чтобы задавать вопросы. Здесь ты только солдат.
Лицо сержанта загорелось озлобленным румянцем. Он по привычке опустил руки на портупею, но полковник и не посмотрел на него. Он задумчиво разглядывал еле заметный галоклин, следил, как уменьшается расстояние между шхуной и мелкими скалами.
– Спускайте челнок! – выкрикнул он. – Якорь!
Ответственные матросы бросились к правому борту. Старший офицер не обращал внимания на них. Разглядывая лодку впереди, смотря на эти тучи, всё ближе подплывающие к ним, он не мог избавиться от мысли, что добром этот день не закончится. Он был на этом судне чуть ли не единственным, кто имел представление о сути встречи на спорной территории. В той лодке находился информатор – человек, который предоставлял Нортфорту, а в частности Институту, информацию об «объекте», или посол этого самого информатора. И в прошлом году миссия трёх метамастеров была с треском провалена. Подозрения не могли не касаться информатора. Хотя он изначально сообщил Нортфорту интересные подробности о планах императора, обе его наводки привели агентов Института в ловушку. Это было тревожно.
Убедившись в том, что посол на чёлне благополучно спущен на воду, полковник передвинулся к другому борту, а метаписцу, что ходил за ним, как собачий хвост, сказал:
– Бери свои железки и следи за ними.
– «Ними»? – переспросил тот.
– За ними обоими.
Выдохнув и потянув замёрзшие на ветру руки, сержант снял с ремешка две печати. Инструменты, благодаря стальным петлям, были надеты на костяшки, на манер кастетов. На внешней стороне были выдавлены чёткие графемы с плотно стоящими знаками и буквами. В левую руку он также взял металлический коробок – зажигалку немаленького размера. В бороздах графем поблёскивало какое-то неизвестное вещество, которое метаписец поспешно спрятал от моросящего дождя, перевернув печати вниз. Он хмуро смотрел, как чёлн приближается к скалам. Руки в кожаных перчатках чесались от желания уже что-нибудь сделать. «Как же бесят эти солдаты. А меня даже и не спрашивали, хочу ли я с ними работать! Простые неотёсанные дураки, которым и податься некуда, – приговаривал он про себя. – Только и умеют, что пальцем куда надо давить! Ни грамотности, ни ума нет. А неоправданного высокомерия – сполна», – он ещё раз покосился на бородатого офицера, но смолчав, вернул своё внимание к морю.
Волны ломали вёсла и воротили нос то вправо, то влево от верного маршрута. Какие-то десятки футов от штормового прелюдия превратились в водяной ад. Посол еле сдерживал себя, чтобы не повернуть обратно. Он был человеком с немалой силой духа, но море в такой момент, похоже, обладало не меньшей волей. А он был в таком игрушечном судне. Если он попадёт в воду, вряд ли уже его кто-то спасёт, – волны проглотят его и не подавятся. Это страшно. Доплыв до крайнего каменного выступа, посол сразу схватился за верёвку, натянутую человеком из Кодиматриса. Плевать было, насколько жалко он выглядит. Мышцы рук скрипели, а он, сжав зубы, перебирая верёвку, толкал челнок вперёд. Наконец нос ударился о борт судёнышка информатора. Тот подал свободную верёвку и подождал, пока нортфортец укрепится на месте. В конце концов тот, стерев с лица пот и воду, повернулся к информатору.
– Щука, у нас много вопросов, – сказал он немного громче чем обычно, перекрикивая ветер.
– Подождёте. Заяц, встаньте и поднимите плащ.
Нортфортец повиновался. Повернулся спиной и аккуратно, чтобы другой видел, достал из-за пояса револьвер. Информатор, спокойно пронаблюдав за этим, ещё раз изучил все складки одежды посла и крикнул:
– Бросьте пистолет в воду!
– Что? – не понял Заяц.
– Бросьте в воду!
– Я не буду бросать пистолет. Но и вам не дам. Я могу положить его на тот конец лодки.
– Кладите! Медленно, – согласился Щука.
Нортфортец встал боком, присел и откинул револьвер к корме, после чего вновь сел на сидение. Оба человека подозрительно посмотрели друг на друга. И Заяц продолжил.
– В прошлом году ваши наводки оказались неверными. Корабль в проливе Корбей был пустышкой. В крепости Орлан была засада. Как вы это объясните?
Сложивший руки в замок Щука не выдавал никаких признаков изменения настроения. Это настораживало. Как будто тот заранее знал и вопросы, и свои ответы. Он немного помолчал, то ли обдумывая свою речь, то ли выдерживая нарочную паузу.
– О планах узнала императорская разведка. Я не успел вам сообщить, ведь узнал только после назначенного для миссии срока.
– Что?! – вскрикнул нортфортец. – И после этого вы нас вот так встречаете? Здесь ловушка? Или вы предлагаете нам сделку от имени императора Кодиматриса? В любом случае вас ожидает смерть, понимаете? Раз вы больше не можете приносить нам пользу, мы избавимся…
– Стоп. Я не договорил, – прервал его Щука. – У меня есть вариант новой сделки.
– О чём вы говорите?!
– Сделка: вы сдаётесь нам в плен и остаётесь живы.
Лодки в очередной раз тряхнуло. Щука поднял лицо из-под капюшона, смотря на собеседника глазами, что говорили: «никаких компромиссов». Посол не мог поверить ушам. Он думал, что ему показалось сказанное от шума волн. Но нескольких секунд хватило, чтобы мозг признал всё происходящее за правду. Он взволнованно раскинул руки.
– Да что вы такое несёте? Вы не в том положении, чтобы угрожать.
– Я не в том положении? – изогнул бровь кодиматрисец.
Внезапно он уронил руку под плащ, и снизу она появилась, уже сжимая серебристый Миротворец. Одним дулом он отбросил верх сумки, демонстрируя её содержимое. Не успевшему ничего сделать Зайцу осталось только опустить взгляд на это.
– Что это? – потеряв агрессивный тон, спросил посол.
– Думаю, вы и сами догадываетесь.
– Откуда у вас это?
– Я жду одобрения сделки.
Палец информатора на курке чуть дрожал – это Заяц видел ясно. Однако это пугало ещё больше. Переговоры с человеком в таком состоянии не могли проходить согласно привычным манерам. Сейчас он один был за это ответственен.
На корабле забегали взбудораженные офицеры. Среди них только полковник сохранял неподвижное положение, а сержант рядом вертелся из стороны в сторону, крича громче всех.
– Он подал сигнал – что-то не так! Раскинутые руки. Сигнал потенциальной опасности! Полковник, что делать?!
– Заткнись, – безэмоционально пробурчал старик.
Грубо остановив кого-то из бегущих прикладом своей винтовки, полковник приказал.
– Дай трубу.
Через короткую подзорную трубу он мог во всех деталях наблюдать скалы и лодки между ними. На первый взгляд ничего опасного не происходило, хотя полковник и не мог слышать разговора людей. К тому же револьвер кодиматрисца был скрыт от его глаз под длинным плащом, накрывшим колено. Старик неясно хмыкнул и опустил руку от лица.
– Что там? Дайте мне, – приняв трубу, метаписец уставился туда же.
Он тоже ничего не увидел. Если посол даёт условный знак об опасности, он должен отойти, чтобы не попасть под удар. Однако как он отойдёт, если опасность исходит от информатора из Кодиматриса? Сержант уже определился с тем, что жизнь их посла в этом случае мало что значит. Любой жест от него в докладе он будет трактовать, как соглашение на атаку. Всё же провалить эту операцию из-за своего бездействия сержант никак не хотел. Ему нужно было доказать свою пригодность в бою. Он не собирался вечно быть на побегушках у офицеров званиями выше – не в этой жизни. В глубине души он даже желал, чтобы всё пошло не так, и последний знак со стороны Зайца мог это подтвердить. «Не бойся, Лирой, – говорил он сам себе. – Ты далеко. Ты единственный тут, кто силён. Ты докажешь им!»
«От холода» у Зайца задрожали пальцы, что он попытался скрыть, спрятав их в кулаки. Сидеть и трястись – пустая трата времени. Однако он не был уверен в том, что делать. Происходящее не просто не вписывалось в как всегда проработанный план, а даже для его понимания было непостижимо. Сейчас он смотрел на выглядывающий из сумки гранённый, будто из стекла, камень, отражающий общую синеву неба и океана. Сверху на камень смотрел ствол заряженного Миротворца. «Создан метаграфией, несомненно, – рассуждал про себя посол, замечая отрывочные отражения ровных букв в стенках камня. – Но у Кодиматриса нет метаграфии! Я не могу сказать, что делает этот камень, но, видимо, он среагирует на выстрел.»