Эпизод 6. То, что мы ищем

Утром – подъем в 7 часов, кроме чашки кофе с молоком – никакая еда не лезет, сигарета по дороге через двор к машине – еду на работу.

Выезд к Боровскому шоссе – привычная пробка. Точечная застройка дает о себе знать. До МКАД добрался минут за 20–25. Весь путь от дома до Подольска занимает примерно 40 минут. Потом – рабочий день с расчетами, телефонными звонками, отгрузками и выездами на рекламации. Рутинно и однообразно, но все же интересно. Человек должен получать удовольствие от работы, и я его получаю. В некотором роде – идеальный вариант.

В рабочей суете я как-то забыл позвонить Сергею Николаевичу и вспомнил об этом только по дороге домой.

– Алло…

– Сергей Николаевич, добрый вечер, это Игорь. Как себя чувствуете?

– Спасибо, не скажу, что хорошо, но лучше. Есть лекарства – даст бог, поправлюсь.

– Желаю, чтобы так и было. Прочитал ваш перевод.

– Что скажете?

– Интригует.

– Вот и меня тоже.

– Если бы не видел собственными глазами фотокопии документов – не поверил бы. Роман просто…

– Ну да. Я пока болею, начал дальше переводить. События развиваются.

– Что там?

– Не буду рассказывать. Заберете – сами прочитаете.

– А когда можно подъехать?

– В этот раз будет, я думаю, быстрее. Сегодня у нас – что?.. Четверг? Давайте, в следующий вторник.

– Хорошо, вторник, так вторник. Во сколько?

– В любое время, только не раньше девяти утра и не позже десяти вечера. Я буду дома – продолжаю лечиться. Сами понимаете – чем старше человек, тем труднее подняться на ноги. Словом, будете выдвигаться – звоните.

– Конечно. Выздоравливайте!

– Спасибо. До встречи!

– До встречи!

Положив телефон на соседнее сиденье, я улыбнулся своим мыслям. Удачно все складывается. И мужик нормальный нашелся, и тема интересная. Одна проблема – денег не напасешься на все это удовольствие. До вторника надо найти ещё 256 долларов…

Однако, начиная с субботы, меня «накрыл» денежный поток. Сначала вернули долг годичной давности – почти 30 000 рублей, а в воскресенье сосед Саша попросил (в частном порядке) поставить на его объекте стеклянную перегородку с маятниковыми дверями. На этом можно срубить еще тысяч двадцать. Жизнь налаживается!

Все воскресенье мы с Сашей ставили перегородку, а в понедельник во время вечернего перекура на лестничной площадке я получил обещанный гонорар. Теперь можно было как минимум месяц не думать о привлечении на перевод средств со стороны.

Устроив все дела, я вырвался в Москву. Созвонившись с Сергеем Николаевичем и убедившись, что никаких изменений не предвидится, и наша встреча не перенесена, я сообщил, что выезжаю, и через полчаса летел по Симферопольскому шоссе в сторону столицы. Предчувствие новых деталей поиска Эриха подгоняло меня, и, долетев до съезда на МКАД по почти пустому шоссе, я влился в поток машин внутреннего кольца, продолжая движение на скорости 100–110 км/ч.

Около четырех часов дня, быстро найдя место для парковки и прихватив с собой портфель с ноутбуком, я был на месте. Мне повезло. Когда я уже собрался набрать номер квартиры Сергея Николаевича, дверь подъезда, попискивая кодовым замком, распахнулась, и какая-то бабуля с тележкой на колесиках, тяжело дыша, выбралась на улицу. Придержав дверь, я зашел внутрь и, перепрыгивая через ступеньку, вбежал на третий этаж. Звонок в квартиру не работал – пришлось стучать. Вскоре я услышал шаркающие шаги, а затем – вопрос из-за двери:

– Кто?

– Это Игорь. Мы договаривались о встрече.

На площадке зажегся свет, дверной глазок потемнел на несколько секунд и опять стал прозрачным. Из-за двери меня рассматривали. Замок щелкнул, открываясь, и в проеме я увидел Сергея Николаевича, в том же атласном халате, с носовым платком в руке. Он поднес платок к лицу, одновременно кивком головы предлагая зайти.

Я быстро снял сапоги и куртку, захватил портфель – все это время Сергей Николаевич ждал меня в коридоре, наблюдая за моими действиями, и направился за ним на уже знакомую кухню.

– Садитесь, будем пить чай. Или хотите перекусить? – он вопросительно посмотрел на меня, пряча платок в карман халата.

– Да нет, не стоит. Не скажу, что сыт, но и есть не очень хочется. Может быть, попозже. И вместо чая, если можно, кофе. Я вообще-то кофеман, как говорится. Весь день живу на кофе. Так что? Пьем?

– Конечно, можно и кофе, тем более что я прикупил заварного, специально для вас. Сам я, видите ли, им не злоупотребляю – годы… Но о вас позаботился, – он был явно в лучшей форме, чем в прошлый раз.

– Спасибо! Неожиданно и приятно!

– Сервис, – он взглянул на меня, и улыбнулся, – тем более вы мне лекарства покупали.

– Да ладно… Но за внимание – спасибо!

Сергей Николаевич зажег газ, достал из шкафа турку и пакетик с кофе:

– Пойдет такой?

Коричнево-оранжевая 250-граммовая упаковка: Selection El Salvador. Pur Arabica. Я повертел пакет в руках. Все надписи были на французском языке, и только на небольшой белой наклейке по-русски указывались дата изготовления и срок хранения, а также: «100 % арабика с равнин Лос Плейнс, Сальвадор».

– Не пробовал такого, но надеюсь на ваш вкус.

– Пустое. Я не специалист – просто положился на совет продавца и выбрал подороже. Думаю, хороший.

Я достал ноутбук.

– Здесь есть розетка?

– Там, за вашей спиной.

– Вы не торопитесь?

– Я на пенсии, – он рассмеялся, – мне, в общем-то, некуда торопиться.

По кухне поплыл нежный аромат кофе. Сергей Николаевич снял турку с огня, поставил вместо нее чайник и налил кофе в чашку.

– Вот сливки и сахар, – он показал на молочник и сахарницу на столе. Кусочки желтого тростникового сахара заполняли сахарницу доверху.

– Д-а-а-а… Вы меня явно балуете… сливки, тростниковый сахар, – я покивал головой и, бросив три кусочка сахара в кофе, добавил сливки, – только сигареты не хватает для полного счастья. Я – на балкон…

– Подождите, – Сергей Николаевич вышел в комнату, а через пару минут вернулся с массивной хрустальной пепельницей и файлом с бумагами в руках. – Курите здесь. Мне уже лучше, теперь можно. Вот ваш перевод – смотрите, а я – сейчас…

Вернувшись, он устроился за столом напротив и стал набивать трубку.

– Пожалуй, я тоже себя побалую под чаек. Удачно продал две книги – можно покутить.

Пододвинув поближе к себе пепельницу, я закурил и принялся за чтение…


Цолер, молча, слушал голос в телефонной трубке. Разобрать, о чем шла речь, было сложно, но, видимо, о чем-то важном.

– Хорошо, – сказал майор, – а что 5-я пехотная румын? Она же была в том районе. Есть плотное взаимодействие? Да. И поддержка артиллерией? Отлично! Докладывайте каждый час. Все… – он повесил трубку.

Мы вопросительно смотрели на него.

– Последние данные. 105-й пехотный полк 72-й дивизии уже на восточном берегу с тяжелым вооружением и ведет бой, 121-й пехотный полк 50-й дивизии тоже сумел форсировать Днестр, а 122-й полк закрепился лишь передовыми соединениями… Я обещал вам сопровождающего? Погодите.

Он опять взялся за телефон.

– Срочно найдите оберлейтенанта Краузе и направьте ко мне, – положив трубку, Цолер обратился к нам. – Краузе – толковый парень, сегодня он в полном вашем распоряжении.

Через полчаса мы уже добрались до архива. Со стороны улицы здание казалось уцелевшим, только стекла были выбиты, а некоторые окна забиты досками. У дверей стояли два румынских солдата и наш унтер-офицер. Краузе сделал ему знак, отдал распоряжение, и мы вошли внутрь здания.

Глаза привыкали к темноте несколько секунд, весь пол был покрыт толстым слоем пыли, осколками стекла, листами бумаги с машинописным текстом. В воздухе стоял стойкий запах гари.

– Здесь был пожар? – поинтересовался я.

– Да, – ответил Краузе, – после попадания снаряда загорелись бумаги, но мы пожар потушили, впрочем, сейчас сами увидите.

Мы прошли полутемным коридором, толкнули ещё одну дверь – в лицо ударил солнечный свет. За дверью уцелевшая часть здания закончилась, и перед нами предстала картина разрушения. Повсюду, среди остатков стен, упавших балок, разломанной мебели были разбросаны книги. Их было много. Они были везде – целые, частично обгоревшие, раскрытые и пыльные, мокрые…

– Вам был нужен отдел исторических документов? Вот он, – Краузе указал рукой на то, что когда-то было обширным помещением, возможно, хранилищем или библиотекой, – что вы здесь хотели найти?

Отто поддел носком сапога одну из книг в тряпичном переплете, стряхнул пыль рукой, потом сдул ее и открыл книгу.

– 1887 год. Документы Дворянского собрания г. Кишинева. Вы разбирали книги? – спросил он у Краузе.

– Еще нет. Здание, как видите, охраняется. Отсюда вывезли только оставшиеся бумаги по 1940 и 1941 годам – они были в уцелевшей части здания. За исторические документы еще не принимались.

Закурив и щурясь от дыма, я обратился к Отто:

– Странно, что люди Розенберга[27] еще сюда не добрались. Впрочем, эта территория относится к румынской зоне влияния.

Оберлейтенант стряхивал пыль с рукава кителя.

– Послушайте, Краузе, пока румыны не навели здесь порядок, организуйте нам в помощь взвод солдат. Привлеките население, пусть начнут разбирать завалы. Все книги надо отсортировать по годам и содержанию. Ни одной бумаги не должно пропасть – по окончании работы обыскивать всех… и солдат тоже. Книги, документы, датированные с 1791 по 1830 год, если такие будут найдены – сложите отдельно в каком-нибудь из помещений в сохранившейся части здания. Найдите бывших сотрудников архива, пусть помогут. Нас интересуют все материалы, в которых фигурирует имя Потемкина – их необходимо сложить отдельно. В помещении, где будут находиться отобранные книги и документы, не должно быть окон. У дверей поставьте охрану. Сколько времени вам потребуется, чтобы все организовать?

Краузе обвел взглядом картину разрушения…

– Думаю, дня четыре, может быть – пять, чтобы разобраться с бумагами. Много книг. Потом… разрушения… Кроме того, я не думаю, что румыны будут довольны нашим вмешательством.

– Об этом не тревожтесь. С комендантом города вопрос будет решен. Что касается сроков – уложитесь в два дня. Максимум – в три. Привлекайте столько людей, сколько потребуется. Пусть работают ночью. В конце концов, пригоните на тяжелые работы евреев. В этом городе, я знаю, их было немало, или – нет?..

– Их достаточно. Теперь уже приступают к организации гетто.

– Вот пусть и работают! Если среди них есть специалисты, библиотекари, бывшие архивные работники – неважно, работали они здесь раньше или нет, пусть займутся сортировкой. С работниками архива состоится отдельный разговор, они нам очень интересны. Ещё раз повторяю – разыщите всех, кто не ушел с большевиками. О результатах докладывайте ежедневно. Первый доклад сегодня, к 20.00 у майора Цолера. Все ясно?

– Так точно, господин штурмбанфюрер!

– Приступайте, – я бросил окурок в разбитый цветочный горшок и повернулся к Отто, – ничего, полковник Тудосе[28] возражать не будет – без нас они бы так и остались за Прутом. Просмотрим документы – и пусть себе забирают.


25 июля 1941 г.

Часть книг и записей из исторической секции утеряна, часть – в ужасном состоянии. Я отдал распоряжение о спасении остатков исторической секции архива и о сортировке материалов, датированных 1791–1830 годами, где упоминается Потемкин. Двух дней на сортировку с учетом разбора завалов, конечно, мало, но я надеюсь, будут какие-то результаты, проливающие свет на предмет нашего поиска. Вопрос с комендантом решен. Ждем 27 июля.

Данные разведки показывают обеспокоенность противника нашими действиями. LIV (54) армейский корпус в последних боях показал свое превосходство над русскими. 17 июля 72-я пехотная дивизия совместно с румынскими подразделениями взяла Кишинев. Атака велась с трех сторон – с севера и юга атаковали румыны, наши войска наступали с запада. 19 июля передовые германские части уже вышли на берег Днестра. Чтобы не дать отступавшему противнику передышки и возможности закрепиться на занятых рубежах, после рекогносцировки и проведенной разведки, решено было атаковать русских одновременно в двух точках побережья, где, по нашим данным, имелись слабые места для обороны. Принципиально оборонительные позиции русских были хороши, но комплектация укрепрайонов была неполной и частично из призывников 1941 года – необстрелянных бойцов. Поэтому, а также исходя из дислокации частей противника, нами были определены точки форсирования и направления ударов.

25 июля утром, форсированием Днестра, мы начали боевые действия на восточном берегу своего участка фронта. В определенной степени нам сопутствовал успех – по одному полку 50-й и 72-й дивизий удалось пересечь реку без существенных потерь, два других полка были вынуждены искать новые точки для переправы из-за сильного огня противника. Новый день покажет, как будут развиваться события.

Ужинали с майором Цолером.

Краузе старается. Началась сортировка книг, к работе привлечены несколько бывших архивных работников.


26 июля 1941 г.

Русские бомбят переправы в районе 72-й пехотной дивизии. Наш 124-й полк переправляется мелкими группами. Сильный огонь. Меняем место форсирования. Большое количество штурмовых лодок вышло из строя. 105-й пехотный полк ведет бой на восточном берегу южнее Погребя в районе противотанкового рва. Утром противник контратаковал, атака отбита, и полк с боем продвинулся к высоте 170 севернее от с. Дороцкое.

Передовые подразделения 124-го пехотного полка заняли укрепленную высоту 181 восточнее Карантин и ведут бой перевернутым фронтом.


В зоне ответственности 50-й пехотной дивизии, южнее Кочиер, реку форсировали передовые части 122-го пехотного полка и 121-й пехотный полк в полном составе. 121-й полк ведет бои на восточном берегу, 122-й продолжает переправу под сильным огнем противника.

122-й пехотный полк на восточном берегу.

124-й полк вошел в Карантин.


Есть первые результаты по архивным документам.

Документы с упоминанием имени Потемкина, не входящие во временные рамки установленных дат, также складываются отдельно.


27 июля 1941 г.

Наши войска с боями уверенно продвигаются вперед.

266-й пехотный полк введен вторым эшелоном для ликвидации узлов сопротивления, обойденных передовыми частями.

Начались работы по наведению переправы в районе дислокации 72-й пехотной дивизии. Работы ведутся под непрерывным огнем противника, поддержанного налетами авиации.

105-й пехотный полк продолжает продвижение вперед и достиг высоты 173 севернее Григориополя, 266-й пехотный полк закрепился на линии Дубоссары – Глинное. В бой введены части 73-й пехотной дивизии.

Части 121-го пехотного полка в районе Кочиер ночью и утром отбивали русские контратаки с юга. Утром атаковали район Кочиер – Роги при поддержке авиации. Контратаки противника в направлении от Коржево на восток отбиты.

Части нашей 50-й пехотной дивизии к вечеру заняли Роги и завязали бои на окраине Дубоссар. Подразделения 72-й и 73-й пехотных дивизий продолжают движение на восток, заняв Дороцкое.

Вечером мы встречаемся с оберлейтенантом Краузе. Есть новые находки.

***

– Знаете, коллега, – Отто отодвинул книгу, – мы уже почти 15 часов разбираем документы, но не продвинулись ни на шаг.

Он откинулся на спинку стула и потер двумя пальцами переносицу.

Генрих закурил и глубоко затянулся. За стеной тарахтел генератор, тускло светила лампа под потолком, небо за окном было усыпано звездами.

– Смотрите, какое небо. Здесь, на юге, небо совсем другое, не такое, как у нас. Глубокое, бездонное… Если долго смотреть на звезды, такое ощущение, что проваливаешься в бездну… Положительно, мне здесь нравится. Когда закончится война, я, пожалуй, осяду в этих краях.

– Если долго всматриваться в бездну – бездна начнет всматриваться в тебя, – усмехнулся Отто. – Вспомните Ницше, друг мой!

– Я не разделяю ваш скепсис, – заметил я, – даже если мы ничего не нашли, это вовсе не означает, что мы не продвинулись ни на шаг. Что мы имеем? Мы вернулись к прежнему предположению – предмет, интересующий нас, мог находиться либо у Браницкой, либо у доктора Санковского. Пожалуй, я бы добавил еще Попова. Давайте рассуждать. Воспоминания очевидцев свидетельствуют, что эти двое – Браницкая и Санковский, были рядом с умирающим. Что же касается третьего – это личный секретарь князя. Если, как предполагается, амулет был при князе в момент его смерти, то это значит, кто-то из них, скорее всего, и стал обладателем предмета.

– Вы забыли про Массота – он проводил вскрытие, – сказал Отто, постукивая пальцами по обложке книги.

– Массота, думаю, можно исключить, – возразил я. – После вскрытия все личные вещи князя наверняка были переданы Браницкой, как родственнице.

И вообще, благодаря поддержке императрицы, большая часть наследства Потемкина перешла к ней.

– Ни в одном из обнаруженных здесь источников этого нет, – отвлекся от звезд Генрих. – В воспоминаниях вообще ничего не говорится о личных вещах. Только о подарках.

– Личные вещи, особенно представляющие ценность для владельца, не выставляются напоказ. Вот, например, нательный крест. Его не носят поверх одежды. Это не украшение, это – личное, символ веры. Амулеты, как правило, также не афишируют, поэтому, скажем, ладанки тоже носили и носят на теле, под одеждой. Вряд ли мы найдем прямое упоминание об амулете Потемкина. Однако известно, что этот предмет у него был. Нам необходимо найти ответ на вопрос – куда он исчез?

Однако вернемся к троим вероятным обладателям амулета. Санковский, Браницкая и Попов. Из всех троих, Браницкая постоянно контактировала с умирающим – гладила его лоб, руки, поправляла подушку. Склонен предположить, что если князь передал амулет, то только ей. Браницкая, в свою очередь, могла оставить этот предмет у себя, но могла и передать его Попову. Санковский подносил икону. Передать что-либо ему незаметно было, скорее всего, невозможно. Доктор Массот, проводивший вскрытие, не мог присвоить себе чужое, тем более вещь человека, которого он уважал и был определенно близок к нему, как к пациенту. Если предмет нашел он – то, вероятно, передал вместе с остальными вещами самому близкому человеку князя – Браницкой. Впрочем, не исключается и Попов, но это маловероятно…

– Почему вы думаете, что Браницкая могла так поступить? – Генрих выпустил струю дыма.

– Браницкая?.. Как? Передать Попову? Ну, здесь есть некая логика. Нельзя утверждать однозначно, но мотив мог быть следующий. Прошу не забывать, коллеги, что женой Потемкина была императрица. Да, этот тайный союз был настолько силен, что даже после того, как императрица и князь отдалились друг от друга, их отношения оставались настолько близкими, что ссоры между ними и взаимные обиды иначе как семейными не назовешь. Об этом пишет и Барсков[29], а он имел допуск к архивам и переписке Екатерины II. Кроме того, от этого морганатического брака у них была дочь – Елизавета Темкина[30]. Во всяком случае, эта информация не опровергнута. Я про Темкину. Да и в переписке с князем императрица неоднократно называла его своим мужем, а себя – его женой, причем даже в периоды, когда у нее были другие фавориты.

Так вот, логично, если амулет в любом случае попадает к Браницкой. Та, в свою очередь, зная об отношениях между Потемкиным и Екатериной II, могла передать его Попову для императрицы, как личную вещь ее мужа – на память. Этот вариант нельзя исключать, хотя это лишь предположение.

– Заметьте, мы все предполагаем, что предмет был у князя в момент его смерти. А если это не так? – заметил Отто.

Я возразил:

– Маловероятно. Никогда ни один из владельцев амулета самовольно с ним не расставался. Сила амулета настолько велика, что владелец, осознавший это, психологически просто не может сделать это. Предполагаю, что добровольная передача амулета возможна лишь в исключительных случаях. Поскольку Потемкин всегда был на острие политики и боевых действий – он не мог, не был готов расстаться с предметом, который давал ему столько возможностей. Заметьте, весь жизненный путь князя – путь побед. Даже враги, отзываясь о нем нелестно, признавали, между тем, его силу и величие как государственного деятеля и полководца. Я остаюсь при своем мнении – амулет был при князе в момент его смерти. Он не мог с ним расстаться. Ведь Потемкин не собирался умирать! Иначе, зачем пустился в дорогу?

– Предположим, – согласился Отто. – Значит, вы считаете, что следующей обладательницей амулета стала Браницкая?

– Здесь есть сомнения. Владельцем предмета она могла быть только временно. Дальнейшая жизнь Браницкой ничем знаменательным не отмечена, впрочем, как и жизни Санковского, Попова, Массота. Возвращаясь к нашим предыдущим рассуждениям, я склонен утверждать, что предмет все же попал к Попову. Это, разумеется, лишь интуитивное предположение.

– Хорошо, – продолжал разговор Генрих, возясь со спиртовкой, чтобы приготовить кофе. – Из этого делаем вывод, что перед нами стоит задача – отследить пути Браницкой и Попова после смерти Потемкина. На мой взгляд, это единственный вариант.

Я прищурился, выпуская сигаретный дым:

– Безусловно. Вы правы. Нам необходимо повторить весь путь Попова и Браницкой. Попова – к императрице, Браницкой – в ее имение. Кстати, оно недалеко от Кишинева, каких-то 300–400 километров – под Белой Церковью. Но это ничто по сравнению с тем, какой путь мы проделали, добравшись сюда. Если наши войска будут продвигаться вперед такими темпами, то, думаю, в августе, максимум – в начале сентября, мы будем там.

Что же касается Попова, то наши карты легли удачно – дорога на Петербург практически совпадает с дорогой к имению Браницкой, и до определенного момента путешествия Браницкой и Попова это один и тот же маршрут. Нам следует обратиться к картам почтовых дорог, определить места вероятных остановок для смены лошадей и отдыха и пройти этим путем, уделяя максимум внимания именно местам таких остановок. Каждое такое место, Генрих, вы должны обследовать, если, конечно, сможете получить какой-либо результат по прошествии столь длительного времени.

– И снова ваш скепсис мне непонятен, – заметил Генрих, разливая кофе по чашкам, – мы использовали и используем экстрасенсов в разведывательной службе. И повторю, что во французскую кампанию, используя лозу, я лично прокладывал проходы в минных полях. Я был в первом выпуске Версальской военно-инженерной школы.

– Отто, – сказал я с улыбкой, – наш Генрих – дальний родственник самого Хаусхофера[31]. Правда, как говорят русские – «седьмая вода на киселе», но именно благодаря своему дяде, он прошел очень полезную для нашего дела школу – дядя был его ментором, если я, конечно, не ошибаюсь в степени родства. Ну, а о Хаусхофере вам, вероятно, приходилось слышать. Возможно, вы слышали и о Гурджиеве[32]. Их пути пересекались. А это дорогого стоит… Еще в первую войну, в 1914 году, Хаусхофер поражал способностью предсказания событий. Время атак противника, места будущих обстрелов. Были и политические прогнозы. Что интересно, так это то, что все его предсказания сбывались, хотя он никак не мог заранее владеть информацией, каким-то образом ставящей под сомнение чистоту этих предсказаний.

– Слушая вас, я начинаю расти в собственных глазах. До дяди мне, конечно, далеко, но кто знает?.. – Генрих рассмеялся, – однако очень интересно, как амулет попал к Потемкину?

– В деле указано, что амулет получен им от Амвросия Зертис-Каменского[33], митрополита Крутицкого и Можайского. Князь во время обучения в университете побывал в Греческом монастыре[34], где и получил этот подарок. Митрополиту понравились характер Потемкина, его целеустремленность, интеллект. Кстати, их дружеские отношения продолжались вплоть до самой смерти митрополита, который, к тому же, был духовником Потемкина. Это стоит отметить особо.

Как предмет попал к митрополиту – неизвестно. Впрочем, можно предположить, но об этом чуть позже.

Ранее амулетом владел Александр Невский, который не расставался с ним до самой смерти, далее следы амулета теряются. Невский же получил амулет как трофей после битвы с ярлом Швеции Ульфом Фаси [35]. Как появился амулет у Фаси – неизвестно, но в 1240 году, во время второго крестового похода в Финляндию и на новгородские земли, он у него был.

Необходимо отметить, что русский князь спланировал операцию бестяще. Внезапной атакой его отряд вызвал панику у шведов – те не подозревали о возможном нападении и не были готовы к бою, поскольку сняли доспехи, расположившись на отдых. Разгром был настолько неожиданным для них, что, бросив лагерь и имущество, они отступили. Отряд русских был значительно меньше отряда шведов. В этом бою, вероятнее всего, и был получен амулет. Кстати, после потери амулета дела у ярла пошли неважно, а через восемь лет, если мне не изменяет память, Ульфа Фаси сменил другой ярл – Бригер, участвовавший в том походе вместе с Фаси. Тогда, во время нападения на лагерь, Невский и Бригер бились в поединке, и Невский выбил Бригера из седла, нанеся ему удар копьем в шлем. Бригера вынесли с поля боя его соратники. Рассматривайте это как некий исторический экскурс – к делу отношения не имеет.

Отмечу, что все последующие боевые успехи Невского были блестящи.

Теперь – о том, что же представляет собой сам предмет. В прошлый раз я не успел закончить описание – нам помешали. Итак, мы помним, что он был навершием меча, металлический. Возможно, имеет вставку из яшмы ярко-зеленого цвета. По форме круглый, размером с куриное яйцо, ну, примерно, 4 сантиметра в диаметре. По кругу есть какая-то надпись, содержание которой неизвестно. В центральной части – руноскрипт Tiwaz-Algiz-Uruz[[36]. Это все, что мы знаем. О свойствах амулета я рассказывал раньше. Возможно, если мы его найдем и прочитаем неизвестную надпись, откроются новые данные. Прижизненного портрета князя нет, поэтому увидеть то, что мы ищем, даже в художественном исполнении невозможно.

Теперь – моя версия того, как амулет попал к Амвросию.

В 1262 году Александр Невский серьезно заболел и, как я понимаю, именно поэтому решил посвятить свою дальнейшую жизнь церкви. Он принял монашество под именем Алексия и в 1263 году скончался. Стоит отметить, что Невский был особо почитаем православным духовенством, которое не раз утверждало, что он есть дар Божий. Могу предположить, что амулет со смертью князя перешел к церкви. На мой взгляд – вполне логично. А иначе – откуда он у митрополита?..

Положив листы перевода на стол, я закурил очередную сигарету. В пепельнице уже лежали три окурка, кофе в чашке остыл, а по кухне стлался дым, смешивая запах моего Marlboro и аромат трубочного табака.

– Ну, как? – Сергей Николаевич смотрел на меня с улыбкой.

– Сильно. Если честно, я совершенно не ожидал, что когда-нибудь получу подобные документы. Надо же… Каждый раз, читая перевод, жалею, что не владею немецким и не могу самостоятельно прочитать все – от начала и до конца. Знаете, когда читаешь интересную книгу, тяжело оторваться.

– Это так, – он выпустил клуб дыма.

– Обычно я читаю на ночь, и если действительно затягивает, то засыпаю с книгой в руках. Борюсь со сном до последнего момента, теряю нить, перечитываю снова, но держусь. В конце концов, либо книга выпадает из рук, либо жена начинает ворчать – приходится гасить свет. И так всякий раз и до тех пор, пока не дочитаю всю ее до конца. А здесь… здесь по-другому. Знаете, когда я был маленький, отец мне каждый вечер перед сном читал главу какой-нибудь книги. Более всего мне запомнился Жюль Верн – «Таинственный остров». Это было так захватывающе, что я каждый вечер с нетерпением ждал этого чтения. Так и сейчас, разница лишь в том, что я жду результата от вас и читаю с таким же удовольствием, как в детстве слушал.

– Да, воспоминания детства самые сильные, – Сергей Николаевич откинулся на спинку стула, – я всегда удивляюсь тому, что помню себя, когда мне было 4 или 5 лет. Причем, отдельные моменты даже в деталях.

– Вот-вот. У меня то же самое. А вы какого года рождения?

– 1947.

– Понятно. Признаюсь, я примерно так и думал.

– Да? А вам сколько лет?

– Вот не поверите, как-то не придаю этому значения. Я 1964 года.

– Ну, вы сохранились лучше!

Мы рассмеялись.

– Сергей Николаевич, скажите, что вы думаете об этих документах? Мне интересно ваше мнение. Предельно откровенно, мне действительно хочется знать.

Он потрогал нос и внимательно посмотрел на меня.

– Кажется, я вам уже говорил, что если источник этих записей надежен, то к вам в руки попали действительно интересные бумаги. Я никогда не читал ничего подобного, и, признаюсь, мне тоже хочется узнать, что там дальше. Я с удовольствием продолжу перевод и даже скажу больше – готов снизить цену в два раза, если вы согласны продолжать наше сотрудничество. Это значит, что страница оригинального текста вам обойдется в четыре доллара вместо восьми.

– Действительно приятное предложение! Я в любом случае готов был работать с вами, даже без снижения расценки.

– Ну, тогда считайте, что это мой подарок. Правда, я тоже в выигрыше – и деньги зарабатываю, и читаю с интересом, поэтому мой выигрыш двойной.

– Договорились.

– Только вот что, – он серьезно взглянул на меня, – всякое может быть, поэтому не афишируйте свои материалы. Желательно, чтобы они не выходили за рамки наших с вами отношений, хотя бы до того времени, когда я закончу перевод. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Не совсем. Видите ли, я как любой нормальный человек, испытывая чувство эйфории от такой находки, решил поделиться информацией на форуме и запостил несколько фрагментов из дневника, причем указал источник – архивы NARA[37]. Правда, ничего более – лишь корявый перевод, еще мой тогда, местами даже некорректный, ну, так вот… Только и всего.

– Напрасно.

– Почему же?

– Ну, дело тут вот в чем. У каждого документа есть владелец. Тем более, у дневника. И я думаю, он не будет очень рад тому, что вы занимаетесь публикацией его материалов, не говоря уже о том, что они просто у вас есть.

– Владелец?! О чем вы? Этот Эрих Эйке давно умер! Столько лет прошло! Помните, он в начале писал, что имел какое-то опосредованное отношение к поискам в Монсегюре? Так эта экспедиция, если не ошибаюсь, была в 1937 году. Эйке в 1937 году не был мальчишкой, ну, предположим, что ему было лет 30, даже, скорее всего, больше. В дневнике нет даты его рождения или хотя бы каких-то точных временных ссылок, чтобы можно было определить его возраст. Ну, если в 1937 ему, скажем, было 30, то он 1907 года рождения. Сейчас ему должно быть более ста лет! Как он может быть жив?!

– Но есть дети, последователи, в конце концов, люди, которым это может быть интересно. Вы это понимаете?

– Ну и что? Что такого в том, что на свет всплыли несколько страниц этого дневника?

– Вы наивный человек. Мы с вами не знаем, что там дальше. Судьба предмета нам неизвестна. Да и вообще неизвестно, был ли сам предмет. Знаете, немцы были интересные ребята и совсем не дураки, как показывают зачастую в кино. Поверьте…

– Знаю, читал достаточно документов, чтобы получить представление, с каким противником мы воевали.

– Это так. А если предположить, что этот предмет был найден и оправдал себя, то это было известно автору дневника, а значит, и его хозяевам. Вы не предполагаете, что они не будут рады вашей публикации? В таких делах лишнее внимание – это плохо.

– Начнем с того, что я не до конца верю в само существование подобных предметов. Все эти магические предметы, которые искали нацисты, все это овеяно ореолом тайны, и все это спорно. Согласитесь.

Он встал, подошел к плите и снова зажег конфорку.

– Хорошо. Вы будете еще что-то? Я лично выпью чаю.

– Можно, да.

– Смотрите, – он поставил на газ чайник, – немцы на ряде научных направлений достигли невероятных успехов – опередили время на десятки лет, и знаете – почему?

– Почему?

– Абсолютная свобода мысли. Абстрактное мышление. Отход от общепринятых представлений о процессах, причинах процессов, отход от материального. Это даже в дневнике написано. Это невероятно трудно, затратно, но результат был, и есть! Чтобы постичь что-либо и достичь каких-либо результатов, необходимо допустить и проанализировать все варианты, даже подчас невероятные. Вы же наверняка знаете, что они работали и с оккультными знаниями.

– Знаю. Именно это меня, скажем так, и напрягает.

– Всех напрягает то, что непонятно, неизведано и окутано завесой тайны.

– Вы верите в бога?

– А вы? – он обернулся и внимательно взглянул мне в глаза.

Я даже как-то растерялся.

– Ну… Я не определился. Во всяком случае, более склонен объяснить библейские истории умышленной интерпретацией ранее произошедших событий.

– Но вы не сомневаетесь, что это было?

– Да, не сомневаюсь, но не уверен, что все происходило именно так, как трактуются эти события.

– Ну вот, это уже что-то. А что вы скажете насчет теории Дарвина?

Загрузка...