Споткнувшись о камень, я упала, распластавшись на горячем песке. Снова. Ноги стёрлись в кровь, и единственное, о чём я могла мечтать – это глоток воды. Замерев, прикрыла глаза, пытаясь перебороть головокружение. Вода, набранная в небольшую фляжку, положенную Арзулом, закончилась ещё вчера; пищевые таблетки и того раньше.
Яркое жгучее солнце стояло высоко над головой. Казалось, я высохла изнутри: глаза распухли от песчаных ветров; кожа на лице и руках давно потрескалась и покрылась волдырями, похожими на чешуйки бунии – так плотно они покрывали тело. Я не знала, что лучше – идти босиком, обжигая пятки раскалённым песком, или продолжать путь в ботинках, несмотря на кровавые мозоли и набившийся внутрь песок.
Всего пару недель назад я считала, что смогу всё. Освобожу сестру, сдвину горы, закрыв Фильтр навсегда, и заставлю расти деревья там, где захочется. Но сейчас я лежала ничком на горячем бесконечном песчаном море, ноги кровоточили, а горло сжималось в безмолвном крике. Я бы рассмеялась, если бы хватило сил. Глупая Оливия, решившая, что сможет выжить в пустыне, валяется в лохмотьях, умирая от жажды.
Чудо, что я умудрилась до сих пор остаться в живых. Каждый раз, когда казалось, что завтра не наступит, я продолжала идти на чистом упрямстве и оказывалась у невысоких растрескавшихся камней, будто нарочно расставленных вдоль пути. Они были похожи на камни из моих видений: такие же плоские и чёрные. Но время их потрепало – когда-то гладкие, они были испещрены рытвинами и занесены песком почти до середины. Их тени не хватало для того, чтобы полностью укрыться от солнца, но это было лучше, чем ничего – хоть какой-то отдых для моего разбитого тела.
У основания камней росли небольшие кусты с колючими ветками. Я смотрела на них и вспоминала крыжовник на вершине скалы. Пальцами разрывала глиняную корку и обсасывала корни, в которых влаги едва хватало, чтобы не умереть от обезвоживания. Я пыталась грызть и жевать высушенные прутики, давясь и кашляя. Только благодаря этим кустарникам, наверное, и смогла выжить.
Я открыла глаза, вырываясь из омута воспоминаний. Горло горело, ноги и руки почти не чувствовались, а повязка из рубашки, которой я обмотала лицо, растрепалась. Я ненавидела это солнце, пытавшееся сжечь меня заживо. Мечтала о глотке воды, вспоминая озеро Драгойнары. Одна лишь мысль о том, как прекрасно плыть, рассекая гребками тёплые волны, вызывала дрожь во всём теле. Если дотяну до заката, может быть, смогу проползти ещё немного.
Ночь в пустыне, в отличие от дня, была очень холодной. Приходилось надевать на себя весь жалкий запас одежды, и всё равно я дрожала. Временами казалось, что вместо воздуха я выдыхаю пар. Пальцы на руках коченели, приходилось обнимать себя под курткой, чтобы хоть немного их отогреть. Что лучше, изжариться на солнце, или замёрзнуть под обломками луны, которая взирает с небес, словно насмехаясь над моей беспомощностью?
Попробовала встать, но уставшие мышцы подвели, и я мешком рухнула обратно. Так странно думать о смерти. Столько раз я спасалась от неё и столько же раз её ждала. Одно радовало – головные боли прекратились, хотя какая теперь разница, если сейчас я не могу даже пошевелиться?
Зато думать могу. Думать и вспоминать. Интересно, Араисон уже забыл про меня? А Джейме? Я скосила глаза на привязанный к поясу мешочек из остатков туники, в который завернула самое ценное, что у меня было – блокнот Стивена и браслет Джейме. Рюкзак выбросила, когда поняла, что он бесполезен. Полотнищем туники я прикрыла лицо и голову, а отрезанные рукава и натянула на ладони.
Сейчас так просто забыть всех, кто дорог. Теперь я осталась одна, но была ли я не одна хоть когда-то? Так стремилась быть нужной, что сама поверила в то, что дорога Матиасу. Поверила в дружбу Аманды, а ведь она притворялась всё время. Кто же был настоящим? Я сама? Но какая я настоящая? Та, что выросла в палате лаборатории, или та, которая прошла первый переход и жила в лесу Сильберейи? Или, может быть, я была настоящей, когда ненадолго прикоснулась к могуществу Стражей?
Не знаю, как долго я лежала и пыталась думать о чём угодно, кроме смерти, снова нависшей надо мной. Отвлекала себя, но понимала – долго не протяну. Не могла смириться, что умру вот так – иссушенная солнцем, словно мумия, которую никто никогда не найдёт. Лучше бы я погибла в бою, там в деревне. Или в Фильтре, пытаясь спасти сестру. Все лучше, чем так – бесполезно и скучно. Словно лист, оторванный от ветки и унесённый засыхать в незнакомых землях.
Гринсек больше не говорил со мной. Возможно, я уже сделала то, что ему нужно – пробудила ото сна, и теперь он наслаждается жизнью. А может быть, всё дело в том, что моя сила Стража ушла. Тогда я уже никогда не услышу деревья.
Перевернулась на бок, вдохнув песок через грязную ткань повязки на лице. Обхватила руками истощённое тело и попыталась представить, что я дома: вот сейчас зашумит ветер и принесёт долгожданную прохладу, листва деревьев укроет меня от палящего солнца. Так тяжело вспоминать то, что уже не вернётся. Так просто забыть, кем я была.
Перед глазами снова закружились обрывки воспоминаний. Я ведь не впервые здесь. Эта пустыня уже пыталась меня убить. Дважды. Но я выжила. Тот шёпот в голове во время перехода мог быть реальным. Кто-то помог мне тогда. Женщина, ласково успокаивающая меня. Кто она? Засыпая беспокойным сном, я всё думала о ней. Может быть, она приснится сегодня и подскажет, что делать дальше?
Я расслабилась, засыпая, но меня грубо перевернули на спину. Из-за песка и ослепляющего солнца глаза не открывались, и я просто ждала удара – что тело пронзит копьё или зубы хищника вцепятся в горло. На мгновение тень заслонила солнце, и мне удалось разлепить веки. Фигура была очень размытой, смазанной и похожей на призрака. Он протянул ко мне одну из конечностей, я хотела закричать, но не смогла. Сухая как кора бетулы кожа коснулась моего лица, заставив содрогнуться.
– Кто ты? Откуда пришла? – каркающий голос не был похож на человеческий. Я могла лишь мычать в ответ, в ужасе сильнее распахивая глаза.
– Пей! – проскрежетал незнакомец. Присмотревшись, разглядела, что он держит перед моим лицом нечто, похожее на очень большую картофелину тёмно-синего цвета.
Я не смогла поднять руку, поэтому пришлось открыть рот, позволяя влить в меня непонятную жидкость. Знала, что это глупо, но что ещё оставалось делать? Можно было упрямо сжать губы и остаться лежать посреди пустыни. Наверное, так и стоило поступить. Едва сладкий сок коснулся губ, я наполнилась блаженством и начала глотать, захлёбываясь. Никогда не пила ничего вкуснее!
Взгляд сфокусировался на том, кто поил меня словно младенца. Незнакомец был обмотан несколькими слоями рваной ткани, которая развевалась на ветру, создавая иллюзию размытости. На лицо падала тень, не позволяя определить, кто это – мужчина или женщина. Руки и ноги тоже замотаны в ткань, лишь тонкие пальцы высовывались, держа фрукт перед моим лицом.
– Хватит, – прокаркал человек, убирая картофелину в наплечную сумку, лямка которой проходила через спину и плечо.
Какое-то время он стоял, наблюдая за мной, а потом его фигура начала расплываться. За его плечами разгоралось пламя, сотканное из лоскутов и подсвеченное солнцем. Лицо превратилось в застывшую маску с заострённым клювом, длинные руки-крылья потянулись ко мне когтистыми скрюченными пальцами, и я почувствовала, как ускользаю в темноту. Но не так как раньше – теперь я понимала, что растворяюсь, и это блаженное чувство разливалось по венам, даруя отдых измученному телу.