Авторы текстов, представленных в рубрике «Декларации свободы», рассматривают свободу как учреждающий принцип государственного устройства. Но какой им представляется свобода?
Екатерина II в «Наказе», обращенном к кодификационной комиссии, объясняет, что такое «общественная или государственная вольность», и определяет ее вслед за Монтескьё как право «все то делати, что законы дозволяют». Разделяя идеи Просвещения о всеобщем благе и рациональном законодательстве, Екатерина игнорирует основополагающий просвещенческий концепт «естественное право», а в результате действие в согласии с рациональными законами вовсе не означает признания индивидуальных свобод. Абсолютная монархия представлена в «Наказе» как единственно возможная форма правления для России. Не нарушая «естественной вольности» так называемых граждан (на деле же подданных), монарх (источник закона) ограждает их благополучие и безопасность от произвола и беззакония. «Слава граждан, государства и Государя» – цель самодержавного правления, вызывающая в народе «разум вольности», который в той же степени способствует «великим делам», как и сама вольность.
М. М. Сперанский делает первые шаги от екатерининской патерналистской концепции просвещенного абсолютизма к ограничению монархии законом. Он не довольствуется пассивной ролью народа как подданных, указывая на необходимость его участия в политической и законодательной власти, т. е. необходимость «свободы политической». «Политическую свободу» Сперанский отличает от «свободы гражданской» (сословных привилегий и сословной независимости), дальше которой не пошла Екатерина II. Для Сперанского, так же как для А. Н. Радищева, наличие свободы доказывает зрелость общества, свидетельствует о привычке, получаемой через «единообразное устремление <…> воли [всего народа] к свободе в продолжение многих лет». Таким образом, свобода у Сперанского – определенная модель поведения и воспитания, продукт политической культуры. Для установления политической свободы, которая, по его мнению, гарантирует свободу гражданскую, необходимо формирование общественного мнения. Равенство для Сперанского – уже не только равенство перед законом. Выступая против крепостного права, Сперанский объявляет основанием свободы и равенства свободный труд, который «составляет неотъемлемую каждого собственность».
Н. М. Муравьев тоже заимствует определение свободы у французских просветителей, определяя ее как «жизнь по воле», т. е. право «делать все то, что не вредно другому», но обращается уже напрямую к принципам «Декларации прав человека и гражданина» (1789). Свобода обеспечивается тем, что устанавливаются равные для всех законы, но ее гарантом выступает не самодержавие, а «народное вече». В конечном счете свобода имеет божественное происхождение, поскольку именно Бог даровал «природные права человеческие». Муравьев считает, что отказ от своих природных прав и привычка к рабству мешают установлению свободы, т. е. участию народа в политической жизни.
В противоположность Муравьеву К. С. Аксаков объясняет аполитичность русского народа не привычкой к рабству, а, напротив, сознательным отказом от участия в политике. Такой отказ – результат волевого решения народа, который сам «отделил государство от себя и государствовать не хочет». Таковы «истинные начала русского гражданского устройства». Вследствие специфического «общественного договора» правительство обладает неограниченной государственной властью, а народ сохраняет за собой неограниченную «нравственную свободу, свободу жизни и духа». Для Аксакова неограниченная монархия – единственно возможная форма власти в России. Народу остается право беспрепятственно выражать свое мнение, которое, однако, вовсе не обязательно будет принято к сведению. Внутренняя (духовная) свобода народа является полноценной заменой его политической (внешней) свободы. Стремление к политической свободе, полагает Аксаков, равносильно революции, ограничение же свободы мнения со стороны монархии – деспотизму.
Возводя «свободу слова» в принцип русской гражданственности, К. С. Аксаков подчеркивает важность формирования общественного мнения для нормального функционирования государства. Неограниченная монархия должна сочетаться с элементом политической свободы, «свободой слова». Неожиданным образом здесь возникает аналогия с концепцией публичного и частного разума у Канта («Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?»), в которой также безусловное повиновение монарху сочетается с неограниченной свободой высказывания на публичном «форуме разума». При этом Аксаков вписывается и в российский устойчивый дискурс противопоставления внутренней и внешней свободы, который можно найти и в масонстве, и у Солженицына.
Один из главных представителей российского либерализма Б. Н. Чичерин критикует «распространенное мнение» об особом историческом пути России, которое оправдывает существующий порядок вещей как единственно возможный. «Особостью» России называют, как правило, то, что «выгодно для властей». Поэтому для Чичерина всемогущество русского самодержавия является следствием пассивного характера самого народа, а не результатом договоренности между властью и народом. Пассивность русского народа не позволила возникнуть интересу к «общему делу» или «общему благу», добиваться которого может только сам народ, не оставляя заботу о нем монарху.
Как и К. Аксаков, Чичерин определяет общественное мнение как необходимую основу справедливого политического устройства, «краеугольный камень либеральной политики». Чичерин считает, что народ вполне созрел для политической жизни, поскольку может мыслить и действовать самостоятельно. Либерализм – объединяющий лозунг для всех направлений: «Нам нужны не сословные права, не ограничение царской власти, о котором никто в России и не думает. Нам нужна свобода!» Но если сочетание неограниченной царской власти и сословных вольностей, понятых как гарантии безопасности подданных, в текстах Екатерины II выглядит вполне логично, то из уст «либерала» утверждение, что свобода и неограниченная царская власть не исключают друг друга, звучит весьма парадоксально. Парадокс объяснится, если учесть, что либеральные требования Чичерина включают лишь ограниченный набор свобод (свободу совести, свободу от крепостного состояния, свободу общественного мнения, свободу книгопечатания, свободу преподавания, публичность всех правительственных действий, публичность и гласность судопроизводства), которые он обосновывает к тому же их пользой для правительства, а его концепция просвещенного государства приравнивает политическую жизнь народа к возможности получать и обсуждать информацию. В результате оказывается, что взгляды западника Чичерина не слишком далеки от идей славянофила Аксакова.
Напротив, М. А. Бакунин провозглашает свободу как «абсолютное право всех взрослых мужчин и женщин <…> определяться в своих действиях только своей собственной волей». Условием действительной социальной свободы является свобода всех, а рабство хотя бы одного человека означает отрицание свободы всех. Эту декларацию Бакунин уточняет и конкретизирует. Так, он провозглашает свободу любой пропаганды, а также свободу союзов и соглашений, «не исключая тех, которые по своей цели будут неморальны или казаться таковыми, и даже тех, целью которых было бы извращение и разрушение индивидуальной и общественной свободы». Судьей в разрешении этих вопросов является исключительно общественное мнение, которое приобретает тем самым отчетливо политическое измерение.
Апология позитивного закона была подвергнута критике в дискуссиях начала ХХ в. С. Л. Франк замечает, что от произвола и деспотизма не могут оградить ни конституция, ни даже самая демократическая и либеральная форма государственного устройства. В основе позитивного законодательства лежит исключительно воля (произвол) суверена, будь то абсолютный или конституционный монарх или же республиканское собрание. Поэтому для Франка гарант свободы – не закон, а «нормы отношений между людьми, опирающиеся на общее правосознание и обязательные независимо от того, внесены ли они в собрание узаконений или нет». Права, таким образом, крепче закона.
Если Аксаков разделяет внешнюю и внутреннюю свободу, то А. А. Мейер полагает, что они неразрывно связаны между собой. Без внутренней свободы человек – раб, в каком бы свободном государстве он ни жил. Но вместе с тем свобода личности, как и свобода народа, заключается в способности самостоятельно устраивать свою жизнь, не дожидаясь действий правительства. Полноценная свобода возможна лишь тогда, когда ею обладают все граждане одинаково, к каким бы партиям или социальным классам они ни принадлежали. Поэтому важно не лишать свободы слова «даже врагов свободы, даже тех, кто стал бы говорить против новых порядков». Говоря об экономической свободе, Мейер подчеркивает, что она должна быть завоевана, а не дарована в качестве привилегии, ведь только в этом случае она будет действительной свободой и человек сможет ее сохранить.
Проект конституции, который написал А. Д. Сахаров, интересен не только как документ, демонстрирующий первые шаги к идеологическому и экономическому плюрализму в рамках советской системы, «стремление к встречному плюралистическому сближению (конвергенции) социалистической и капиталистической систем как к единственному кардинальному решению глобальных и внутренних проблем». И не только как историческое свидетельство репрессивного характера советской системы: к числу гарантированных индивидуальных свобод в проекте добавляются «свобода поездок за рубеж» и свобода от «не обоснованной медицинской необходимостью психиатрической госпитализации». Этот проект, написанный в контексте хаотического законотворчества периода перестройки и критиковавшийся прагматиками как «утопический», напоминает о том, что реформа политического устройства должна начинаться с учреждения свободы.
Аксаков Константин Сергеевич (1817–1860), философ, историк, языковед, критик, поэт. Один из интеллектуальных лидеров славянофильства. Окончил словесное отделение Московского университета (1832–1835). Магистерская диссертация «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» (1845; защищена 1847) была приостановлена цензурой из‐за «резких» выражений о Петре I.
Драма «Освобождение Москвы в 1612 году» была запрещена (1850; могла «возбудить в простом народе враждебное расположение против высших сословий»). С цензурой столкнулся «Московский литературный и ученый сборник» с его статьями «Несколько слов о нашем правописании» (1846), «Три критические статьи» (1847), «О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности» (1852). Был запрещен сборник (1853) с его статьей «Богатыри времен великого князя Владимира, по русским песням» («Русская беседа», 1856).
Передал Александру II записку «О внутреннем состоянии России» (1855). В первой своей статье в газете «Молва» (1857) писал о свободе слова. Недовольство цензуры вызвала его статья «Опыт синонимов: Публика – народ».
Осн. соч.: Освобождение Москвы в 1612 году. Драма. М., 1848; О русских глаголах. М., 1855; Опыт русской грамматики. Ч. 1. М., 1860; Замечания на новое административное устройство крестьян в России. Лейпциг, 1861; О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности. [Б. м., 19–?]; Полн. собр. соч. Т. 1–3. М., 1861–1880.
Бакунин Михаил Александрович (1814–1876), философ, публицист, революционер. Теоретик анархизма, народничества и панславизма. Учился в Петербургском артиллерийском училище (1829–1833), служил в армии (до 1835); после отставки увлекся немецкой философией. В Берлине слушал лекции учеников Гегеля и Шеллинга (1840). К 1842 г. идеалистическое мировоззрение сменилось революционно-демократическим (статья «Реакция в Германии», 1842). В 1840–1851 гг. находился в Европе, сблизился с деятелями социалистического движения (А. Руге, К. Марксом, В. Вейтлингом, П. Прудоном и др.). Участвовал в событиях революций 1848 г. как организатор восстаний (был приговорен к смертной казни саксонскими и австрийскими властями. 1850, 1851). Разрабатывал концепцию славянской федерации. Был выдан австрийским правительством России (1851). По предложению Николая I написал «Исповедь» (о революционном движении и славянском вопросе). После заключения в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях (1851–1857) был отправлен на поселение в Сибирь. Бежал через Японию и США в Лондон (1861).
Создал Альянс социалистической демократии (1868). Пытался организовывать анархистские восстания с целью разрушения существующих государств и устройства новых форм общежития, федералистских организаций, основанных на свободе и объединении «снизу» (в Польше, Франции, Италии). Участвовал в I Интернационале (1868–1872; был исключен за раскольническую деятельность).
Осн. соч.: Интернациональный союз социальных революционеров // Историческое развитие Интернационала. [Сборник]. Цюрих, 1873; Государственность и анархия. Цюрих, 1873; Dieu et l’État. Genéve, 1882; Собр. соч. и писем. 1828–1876. Т. 1–4. М., 1934–1935; Избр. филос. соч. и письма. М., 1987; Философия, социология, политика. М., 1989.
Екатерина II (1729–1796), российская императрица (1762–1796). Создательница системы просвещенного абсолютизма. Восприняла идеи французского Просвещения. Боролась с распространением политических учений просветителей и преследовала свободомыслие (А. Н. Радищева, Н. И. Новикова и др.).
Осуществила реформы управления государством, правосудия и государственных финансов. Принимала меры к укреплению прав собственности дворян путем усиления крепостного права. Поддерживала свободу экономической деятельности.
Способствовала развитию системы школьного и высшего образования. При ней были созданы сеть городских школ (1768) и Российская академия наук (1783).
Осн. соч.: Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями академика А. Н. Пыпина. СПб., 1901–1907.
Мейер Александр Александрович (1874–1939), философ, переводчик. Окончил гимназию в Одессе (1894). Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета (1894–1895, 1902). За революционную пропагандистскую работу среди рабочих в марксистском духе подвергался арестам и высылкам, высшее образование не закончил.
Участник Петербургского религиозно-философского общества (1907–1918). Читал лекции по философии (с 1908). Служил в Публичной библиотеке в Петербурге (1909–1928).
В 1917 г. призывал к продолжению войны и созыву Учредительного собрания. Написал брошюры «Народ не толпа», «Что такое свобода?» (1917). Отстаивал необходимость отделения церкви от государства ради независимой духовной жизни личности (Церковь и государство. 1917).
Основал (вместе с Г. П. Федотовым) религиозно-философский кружок «Воскресение» (1917). После ареста за «контрреволюционную деятельность» находился в лагерях (1929–1934). По выходе работал гидрологом на строительстве канала Москва – Волга (Дмитров). По заказу А. Ф. Лосева переводил с древнегреческого сочинения Аристотеля, Теофраста, Порфирия, Прокла.
Осн. соч.: Религия и культура (По поводу современных религиозных исканий). СПб., 1909; Введение в философию религии. СПб., 1911; Во что сегодня верит Германия? Пг., 1916; Философские сочинения. Париж, 1982.
Муравьев Никита Михайлович (1795–1843), капитан Гвардейского генерального штаба, идеолог декабристов. Окончил физико-математический факультет Московского университета (1812). Служил в Министерстве юстиции (1812). Во время Отечественной войны находился в армии (1812), был прапорщиком в свите императора (1813); до 1825 г. оставался на военной службе. Участвовал в заграничных походах русской армии (1813–1814).
Участвовал в объединениях декабристов: один из основателей Союза спасения (1816), член Коренного совета Союза благоденствия, основатель Верховной думы Северного общества. Избегал тактики вооруженного восстания. Составил несколько проектов конституции (1821–1826) с учетом Декларации прав человека и гражданина и конституций ряда стран. К 1821 г. отошел от республиканских идей, склонившись к конституционной монархии. В восстании на Сенатской площади (1825) не участвовал. Был приговорен к 20 (позднее – 10) годам каторги. Отбывал наказание в Сибири.
Осн. соч.: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов / Под ред. И. Я. Щипанова. М., 1951. Т. 1. С. 295–343. (Проект конституции; Любопытный разговор; Об «Истории» Карамзина; Рассуждение о жизнеописаниях Суворова; Мысли о свободе, богатстве и пр.; Из показаний.)
Сахаров Андрей Дмитриевич (1921–1989), физик, общественный деятель, правозащитник. Окончил физический факультет Московского университета (1942) и аспирантуру Физического института АН СССР (1944), где стал работать. Защитил кандидатскую диссертацию (1947). Преподавал физику в Московском энергетическом институте (с 1947). Сотрудник группы по разработке термоядерного оружия (1948–1968), создатель первой советской водородной бомбы. Доктор физико-математических наук, действительный член АН СССР (1953).
С конца 1950‐х гг. выступал за прекращение испытаний ядерного оружия. В 1960‐х гг. примкнул к правозащитному движению. После публикации на Западе брошюры «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968) был отстранен от работы на секретном объекте. Выступал за повсеместную отмену смертной казни. Протестовал против ввода войск в Афганистан. Был сослан в г. Горький (1980–1986). Участвовал в I Съезде народных депутатов СССР делегатом от Академии наук СССР (1989). Представил проект новой конституции СССР (1989). Лауреат Нобелевской премии мира (1975).
Осн. соч.: Меморандум академика А. Сахарова: Текст, отклики, дискуссия. Франкфурт, 1970; О стране и мире. Нью-Йорк, 1976; Тревога и надежда. Нью-Йорк, 1978; Воспоминания (1978–1989). Нью-Йорк, 1990; Мир, прогресс, права человека. 1990; Воспоминания: В 3 т. М., 2006.
Сперанский Михаил Михайлович (1772–1839), государственный деятель, правовед. Учился во Владимирской епархиальной семинарии (1780–1789), Александро-Невской семинарии в Петербурге (1790–1792). Преподавал в последней (1792–1796).
С 1797 г. находился на государственной службе, был государственным секретарем и руководителем Комиссии составления законов. Разрабатывал концепции преобразования государства в конституционном духе (1809). По его проектам проводились реформы, обеспечивающие целесообразность и эффективность политической, финансовой и духовной сфер государства и общества. Заложил основы упорядочения государственных законов, инициировал систему юридического образования. Организовал подготовку и издание «Полного собрания законов Российской империи» (1826–1830) и «Свода законов» (1830–1833), проделав своими силами значительную часть этой работы.
Был репрессирован, находился под надзором в ссылке (1812–1816). Губернатор Пензы (1816–1819) и Сибири (1819–1821). Участвовал в Верховном уголовном суде по делу декабристов.
Осн. соч.: Руководство к познанию законов. СПб., 1845; Проект уложения государственных законов. СПб., [1899]; Записка М. М. Сперанского об устройстве судебных и правительственных учреждений в России. [СПб., 1901]; План государственного преобразования графа М. М. Сперанского: (Введение к Уложению государственных законов 1809 г.). М., 1905; Проекты и записки. М.; Л., 1961.
Франк Семен Людвигович (1877–1950), философ. Учился на юридическом факультете Московского университета (1894–1899). Увлекся марксизмом, был арестован за участие в социал-демократической организации; исключен из университета, приговорен к ссылке. Получил разрешение на выезд за границу, учился в Берлине. Экстерном сдал экзамены в Казанском университете (1901). В книге «Теория ценности Маркса и ее значение» (1900) критиковал теорию стоимости Маркса. Участвовал в «Союзе освобождения», либеральном движении. Вместе с П. Б. Струве редактировал политические еженедельники «Полярная звезда» (1905–1906) и «Свобода и культура» (1906). В 1907–1917 гг. был сотрудником редакции журнала «Русская мысль».
Защитил магистерскую диссертацию (Предмет знания. 1916). Приват-доцент философии Петербургского университета. Член учредитель «Лиги русской культуры» (1917). Профессор и декан историко-философского факультета Саратовского университета (1917–1921). Профессор философии Московского университета (избран в 1921), член Российской академии художественных наук. Участвовал в сборниках «Проблемы идеализма» (1902), «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918).
Был выслан из России (1922). В Берлине участвовал в создании и работе Религиозно-философской академии и Русского научного института. Читал лекции в Берлинском университете (1931–1933), в отделениях Кантовского общества в Европе.
Осн. соч.: Предмет знания. 1915; Душа человека: Опыт введения в философскую психологию. М., 1917; Духовные основы общества: Введение в социальную философию. Париж, 1930; Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии. Париж, 1939; Реальность и человек: Метафизика человеческого бытия. Париж, 1956; Полн. собр. соч. Т. 1–2–. М., 2018–2019–.
Чичерин Борис Николаевич (1828–1904), философ, историк, теоретик права и политики. Окончил юридический факультет Московского университета (1849). Магистерская диссертация «Областные учреждения России в XVII веке» (1853, опубл. и защищена 1856) столкнулась с цензурными мерами.
В Европе знакомился с европейскими философско-политическими учениями и посещал лекции ведущих правоведов (1858–1861). Преподавал государственное право наследнику престола Николаю Александровичу (1863–1865). Профессор юридического факультета Московского университета (1861–1867). Защитил докторскую диссертацию «О народном представительстве» (1866), где рассмотрел становление институтов парламентаризма у европейских народов. Декан юридического факультета (1866–1868); ушел в отставку в знак протеста против нарушения университетского устава 1863 г. в части процедуры выбора деканов Советом университета. Московский городской голова (1882–1883).
Осн. соч.: Опыты по истории русского права. М., 1858; Наука и религия. М., 1879; Собственность и государство. 2 ч. М., 1882–1883; Основания логики и метафизики. М., 1894; Курс государственной науки. Ч. 1–3. М., 1894–1898; Философия права. М., 1900; История политических учений. Т. 1–5. М., 1869–1902; Вопросы политики. М., 1903; Вопросы философии. М., 1904.
Екатерина II
8. Российского государства владения простираются на тридцать две степени широты и на сто шестьдесят пять степеней долготы по земному шару.
9. Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединенная в его особе власть, не может действовать сходно со пространством столь великого государства.
10. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит. Надлежит, чтобы скорость в решении дел, из дальних стран присылаемых, награждала медление, отдаленностию мест причиняемое.
11. Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно.
12. Другая причина та, что лучше повиноваться законам под одним господином, нежели угождать многим.
13. Какой предлог самодержавного правления? Не тот, чтоб у людей отнять естественную их вольность: но чтобы действия их направить к получению самого большого ото всех добра.
14. И так правление, к сему концу достигающее лучше прочих и при том естественную вольность меньше других ограничивающее, есть то, которое наилучше сходствует с намерениями, в разумных тварях предполагаемыми, и соответствует концу, на который в учреждении гражданских обществ взирают неотступно.
15. Самодержавных правлений намерение и конец есть слава граждан, государства и Государя.
16. Но от сея славы происходит в народе, единоначалием управляемом, разум вольности, который в державах сих может произвести столько же великих дел и столько споспешествовать благополучию подданных, как и самая вольность.
31. О состоянии всех в государстве живущих.
32. Великое благополучие для человека быть в таких обстоятельствах, что, когда страсти его вперяют в него мысли быть злым, он, однако, считает себе за полезнее не быть злым.
33. Надлежит, чтоб законы, поелику возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина.
34. Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам.
35. Сие равенство требует хорошего установления, которое воспрещало бы богатым удручать меньшее их стяжание имеющих и обращать себе в собственную пользу чины и звания, порученные им только как правительствующим особам государства.
36. Общественная или государственная вольность не в том состоит, чтоб делать все, что кому угодно.
37. В государстве, то есть в собрании людей, обществом живущих, где есть законы, вольность не может состоять ни в чем ином, как в возможности делать то, что каждому надлежит хотеть, и чтоб не быть принужденну делать то, чего хотеть не должно.
38. Надобно в уме себе точно и ясно представить: что есть вольность? Вольность есть право все то делать, что законы дозволяют; и, ежели бы где какой гражданин мог делать законами запрещаемое, там бы уже больше вольности не было; ибо и другие имели бы равным образом сию власть.
39. Государственная вольность во гражданине есть спокойство духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию; и, чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов.
М. M. Сперанский
Есть два рода свободы в обществе: свобода политическая и гражданская (politique et civil). Свобода политическая есть, когда классы государственные более или менее участвуют в действии власти законодательной и исполнительной, когда народ управляется законом, общею волею принятым или охраняемым.
Свобода гражданская или, лучше сказать, земская есть независимость каждого класса от произвола другого в обязанностях личных и вещественных.
Рабство политическое есть, когда воля одного или многих составляет закон всех.
Рабство гражданское есть, когда один класс народа в повинностях личных или вещественных зависит от воли другого.
Были и теперь есть государства, кои обладают политическою свободою в верховной степени.
Но не было ни одного государства, которое бы имело совершенную гражданскую свободу, в коем бы все состояния были равны, то есть ни одно не зависело бы от произвола другого.
Но каким образом можно достигнуть сей степени? Зависит ли свобода гражданская от свободы политической? Может ли первая существовать без последней?
В государствах деспотических даже не чувствуют и цены свободы гражданской. «L’esclavage politique, – говорит Монтеский, – établi dans le corps de l’état fait que l’on sent peu l’esclavage civil. Ceux que l’on appelle hommes libres ne le sont guère plus que ceux qui n’y ont pas ce titre; la condition d’un homme libre et celle d’un esclave s’y touchent de fort près» (De l’esprit de loix, livre XV, cap. XIII)104.
В государстве, где утверждена свобода политическая, гражданское рабство уменьшается само собою, если только не будет какого-либо особенного правила к поддержанию его, как то было в Спарте. Рабы переходят в отпущенники, дети отпущенников делаются свободны.
Но никакая сила не может родить в государстве свободы гражданской, не установив свободы политической. Это бы было переменить отношения рабства и силу многих деспотов соединить воедино. Но один деспот не может управлять всеми лично; ему необходимо нужны помощники, и, следовательно, политическое рабство не может стоять без рабства гражданского.
Отчего в Европе рабство гражданское изгладилось? Оттого, что по разрушении Рима все почти государства учредились на правилах политической свободы. Таков был разум феодальных установлений, вредных по многим отношениям, но весьма полезных для будущего раскрытия свободы.
Хотите ли уменьшить в государстве число рабов и деспотов? Начните с себя – введите закон на место произвола. Утвердите политическую свободу. Желать, чтоб государство было составлено из рабов, друг от друга независимых и покоренных воле одного под именем деспота, – есть желать невозможного.
Каким образом установляется политическая свобода в государстве?
Воли одного государя к сему недостаточно. Нужно единообразное устремление сей воли к свободе в продолжение многих лет. Нужно, чтобы народ столько привык к сему единообразному действию, чтобы не представлял себе и возможным другой образ управления. Уверенность сия производит, наконец, общее мнение, а общее мнение служит оплотом закону и свободе.
«Il est des institutions qui sont faits pour accélérer l’établissement de l’opinion publique. Telles sont les institutions des senats, d’un corps de noblesse et cet.
Les institutions ne garantissent pas la liberté par elle même, mais en présentent au peuple des images de la liberté et de… elles entretiennent l’opinion publique et lui font prendre des accroissements nécessaires jusqu’à ce qu’elle soit parvenue à ce degré de matûrité qui fait la force de la liberté et des loix»105.
Причины сему есть следующие.
Великие политические пользы разных классов народа удобно могут быть определены законами, утверждены силою равновесия или поддержаны действием общего мнения. Но какими законами можно определить все частные отношения слабого к сильному, бедного к богатому, земледельца к помещику? Какая полиция может обнять все мелкие и несметные в сих отношениях перемены? Какой суд разберет меру злоупотребления и положит справедливое возмездие? Свобода таковая слишком дорога бы стала государству и была бы хуже всякого рабства.
Таким образом, в государствах самых свободных в политическом смысле всегда было и по необходимости должно быть великое множество рабов в смысле гражданском.
Есть, однако же, степени в сем роде рабства. Наименьшая из них есть та, в коей никто не может быть принужден к труду единым произволом другого и в коей труд составляет неотъемлемую каждого собственность. Сия есть величайшая степень свободы и равенства, какую только можно иметь в обществе.
Н. М. Муравьев
Вопрос: Что есть свобода?
Ответ: Жизнь по воле.
В. Откуда проистекает свобода?
О. Всякое благо от Бога. Создав человека по подобию своему и определив добрым делать вечные награды, а злым вечные муки – он даровал человеку свободу! – Иначе несправедливо было бы награждать за доброе, по принуждению сделанное, или наказывать за невольное зло.
В. Все ли я свободен делать?
О. Ты свободен делать все то, что не вредно другому. Это твое право.
В. А если кто будет меня притеснять?
О. Это будет тебе насилие, противу коего ты имеешь право сопротивляться.
В. Стало быть все люди должны быть свободными?
О. Без сомнения.
В. А все ли люди свободны?
О. Нет. Малое число людей поработило большее.
В. Почему же малое число поработило большее?
О. Одним пришла несправедливая мысль господствовать, а другим подлая мысль отказаться от природных прав человеческих, дарованных самим Богом.
В. Надобно ли добывать свободы?
О. Надобно.
В. Каким образом?
О. Надлежит утвердить постоянные правила или законы, как бывало в старину на Руси.
В. Как же бывало в старину?
О. Не было самодержавных государей!
В. Что значит государь самодержавный?
О. Государь самодержавный или самовластный тот, который сам по себе держит землю, не признает власти рассудка, законов Божьих и человеческих; сам от себя, то есть без причины, по прихоти своей властвует.
В. Кто же установили государей самовластных?
О. Никто. Отцы наши говорили: «Поищем себе князя, который бы рядил по праву, а не самовластью, [по] своевольству и прихотям». Но государи мало-помалу всяким обманом присвоили себе власть беспредельную, подражая ханам татарским и султану турецкому.
В. Не сам ли Бог учредил самодержавие?
О. Бог во благости своей никогда не учреждал зла.
В. Отчего же говорят: «Несть бо власть аще не от Бога»?
О. Злая власть не может быть от Бога. Всякое древо доброе добры плоды творит… всякое же древо, не приносящее плодов добрых, будет посечено и ввергнуто в огнь. Хищным волкам в одеждах овчьих, пророчествующим во имя Господне, мы напомним слова Спасителя: «Николи же знах вас: отыдите от меня, делающие беззакония».
В. Есть ли государи самодержавные в других землях?
О. Нет. Везде самодержавие считают безумием, беззаконием, везде постановлены непременные правила или законы.
В. Не могут ли быть постоянные законы при самодержавии?
О. Самодержавие или самовластие их не терпит; для него нужен беспорядок и всегдашние перемены.
В. Почему же самовластие не терпит законов?
О. Потому что государь властен делать все, что захочет. Сегодня ему вздумается одно, завтра другое, а до пользы нашей ему дела мало, оттого и пословица: «Близ царя, близ смерти».
В. Какое было на Руси управление без самодержавия?
О. Всегда были народные вечи.
В. Что значит вечи?
О. Собрание народа. В каждом городе при звуке вечевого колокола собирался народ или выборные, они совещались об общих всем делах; предлагали требования, постановляли законы, назначали, сколько где брать ратников; установляли сами с общего согласия налоги; требовали на суд свой наместников, когда сии грабили или притесняли жителей. Таковые вечи были в Киеве на Подоле, в Новгороде, во Пскове, Владимире, Суздале и в Москве.
В. Почему же сии вечи прекратились и когда?
О. Причиною тому было нашествие татар, выучивших наших предков безусловно покорствовать тиранской их власти.
В. Что было причиною побед и торжества татар?
О. Размножение князей дома Рюрикова, их честолюбие и распри, пагубные для отечества.
В. Почему же зло сие не кончилось с владычеством татар?
О. Предания рабства и понятия восточные покорили их оружию и причинили еще более зла России. Народ, сносивший терпеливо иго Батыя и Сортана, сносил таким же образом и власть князей московских, подражавших во всем сим тиранам.
К. С. Аксаков
В «Записке о внутреннем состоянии России» я указал на основные начала русские, на то, что эти начала были нарушены – вследствие чего и произошло великое зло – и наконец на то, что эти начала должны быть восстановлены для исцеления от этого великого зла и для блага России.
Но, скажут, кроме общих начал, нужно их применение в жизни, нужна практическая сторона дела.
Цель этого дополнения к «Записке» – сказать о том, какого рода практические указания возможны в настоящую минуту.
На это дает ответ самая «Записка», если извлечь из нее основной смысл.
Христианину, имеющему веру истинную, истинные общие начала христианские, можно указать на те или другие его действия, несогласные с его собственною верою, можно дать частные, практические (чтоб употребить любимое многими слово) советы – и этого будет довольно.
Но что скажу я ренегату, отступившему от истинной веры? Одно: обратись к истинной вере, начни вновь исповедовать истину. Это первый и единственно возможный совет для ренегата. Ужели упрекнут, что в этом совете нет практической стороны? Между тем в нем лежит высший смысл жизни. Жизнь не называется же практикой, но что же существеннее и действительнее жизни? Она источник всего и объемлет собою все.
Россия в таком точно положении, как ренегат: она отступила от основных истинных русских начал. Ей, как ренегату, один совет: обратиться вновь к русским началам. Вот первый и единственно существенный совет для России; ибо при удержании теперешней системы никакое улучшение, никакая польза и никакие советы невозможны.
Ужели упрекнут опять, что в этом совете нет практической стороны? Но опять: в нем лежит высший смысл жизни. Страна, народ движется нравственною силою, верует, молится, слабеет и крепнет в вере, падает и возвышается духом, следовательно живет, и, следовательно, вопрос жизни есть для народа первый всеобъемлющий вопрос.
Если же под практическою стороною разуметь осуществление чего бы то ни было на деле, то этот жизненный совет: обратиться к истинным русским началам – имеет, бесспорно, свою практическую сторону, и эта практическая сторона должна быть указана.
Итак, дело в том теперь, какие же основные истинные русские начала. Об этом говорит моя «Записка о внутреннем состоянии России». Но «Записке» недостает сосредоточенного вывода, извлеченного из общих указаний и необходимого для надлежащей ясности и для ощутительного показания действительного, жизненного и в этом смысле практического значения.
Вот этот вывод, оправдание которого находится в самой «Записке о внутреннем состоянии России».
I. Русский народ, не имеющий в себе политического элемента, отделил государство от себя и государствовать не хочет.
II. Не желая государствовать, народ предоставляет правительству неограниченную власть государственную.
III. Взамен того русский народ предоставляет себе нравственную свободу, свободу жизни и духа.
IV. Государственная неограниченная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченная монархия.
V. На основании таких начал зиждется русское гражданское устройство: правительству (необходимо монархическому) – неограниченная власть государственная, политическая; народу – полная свобода нравственная, свобода жизни и духа (мысли, слова). Единственно, что самостоятельно может и должен предлагать безвластный народ полновластному правительству – это мнение (следовательно, сила чисто нравственная), мнение, которое правительство вольно принять и не принять.
VI. Эти истинные начала могут быть нарушены и с той, и с другой стороны.
VII. При нарушении их со стороны народа, при ограничении власти правительства, следовательно, при вмешательстве народа в правительство – не может быть нравственной свободы народной. Вмешиваясь в правительство, народ прибегает к внешней, принудительной силе, изменяет своему пути внутренней, духовной свободы и силы – и непременно портится нравственно.
VIII. При нарушении этих начал со стороны правительства, при стеснении правительством в народе свободы нравственной, свободы жизни и духа – неограниченная монархия обращается в деспотизм, в правительство безнравственное, гнетущее все нравственные силы и развращающее душу народа.
IX. Начала русского гражданского устройства не были нарушены в России со стороны народа (ибо это его коренные, народные начала), но были нарушены со стороны правительства. То есть: правительство вмешалось в нравственную свободу народа, стеснило свободу жизни и духа (мысли, слова) и перешло таким образом в душевредный деспотизм, гнетущий духовный мир и человеческое достоинство народа и, наконец, обозначившийся упадком нравственных сил в России и общественным развращением. Впереди же этот деспотизм угрожает или совершенным расслаблением и падением России на радость врагов ее, или же искажением русских начал в самом народе, который, не находя свободы нравственной, захочет наконец свободы политической, прибегнет к революции и оставит свой истинный путь. И тот, и другой исход ужасны, ибо и тот, и другой гибельны: один в материальном и нравственном, другой в одном нравственном отношении.
X. Итак, нарушение со стороны правительства русского гражданского устройства, похищение у народа нравственной его свободы, одним словом, отступление правительства от истинных русских начал – вот источник всякого зла в России.
XI. Поправление дела, очевидно, зависит от правительства.
XII. Правительство наложило нравственный и жизненный гнет на Россию; оно должно снять этот гнет. Правительство отступило от истинных начал русского гражданского устройства; оно должно воротиться к этим началам, а именно:
Правительству – неограниченная власть государственная; народу – полная свобода нравственная, свобода жизни и духа. Правительству – право действия и, следовательно, закона; народу – право мнения и, следовательно, слова.
Вот единственный существенно жизненный совет для России в настоящее время.
XIII. Но как же его привести в исполнение?
Ответ на это находится в самом указании общих начал: Дух живет и выражается в слове. Свобода духовная или нравственная народа есть свобода слова.
XIV. Итак, свобода слова: вот что нужно России, вот прямое приложение общего начала к делу, до того с ним нераздельное, что свобода слова есть и начало (принцип), и явление (факт).
XV. Но и не удовлетворяясь тем, что свобода слова, а поэтому и общественное мнение, существует, правительство чувствует иногда нужду само вызывать общественное мнение. Каким образом может правительство вызвать это мнение?
Древняя Русь указывает нам и на дело самое, и на способ. Цари наши вызывали в важных случаях общественное мнение всей России и созывали для того Земские соборы, на которых были выборные от всех сословий и со всех концов России. Такой Земский собор имеет значение только мнения, которое государь может принять и не принять.
Итак, из всего сказанного в моей «Записке» и объясненного в этом «Дополнении» вытекает ясное, определенное, прилагаемое к делу и в этом смысле практическое указание, чтó нужно для внутреннего состояния России, от которого зависит и внешнее ее состояние.
Именно:
полная свобода слова устного, письменного и печатного – всегда и постоянно; и Земский собор – в тех случаях, когда правительство захочет спросить мнения страны.
Внутренний общий союз жизни, сказал я в своей «Записке», до того ослабел в России, сословия в ней до того отдалились друг от друга вследствие полуторастолетней деспотической системы правительства, что Земский собор в настоящую минуту не мог бы принести своей пользы. Я говорю: в настоящую минуту, то есть немедленно. Земский собор непременно полезен для государства и земли, и нужно пройти некоторому только времени, чтобы правительство могло воспользоваться мудрым указанием древней Руси и созвать Земский собор.
Открыто возвещаемое общественное мнение – вот чем в настоящую минуту может быть заменен для правительства Земский собор; но для того необходима свобода слова, которая дает правительству возможность созвать вскоре с полною пользою для себя и народа Земский собор.
В «Записке» своей признал я нужным некоторый переход к полной свободе слова – переход через наибольшее смягчение цензуры относительно всякой мысли и всякого мнения и чрез удержание цензуры покуда как ограждения личности. Переход этот должен быть непродолжителен и привести к полной свободе слова.
В «Записке» своей я показываю неосновательность страха тех, которые боятся свободы слова. Этот страх есть неверие в истину, в ее победоносную силу, есть безбожие своего рода, ибо Бог есть истина. Христианская проповедь имела против себя всю свободу языческого слова и победила. Ужели мы неверною, малодушною душою смутимся за Божию истину (ибо нет другой)? Не знаем ли мы, что Господь наш с нами до скончания века?
При нравственной свободе и нераздельной с нею свободе слова только и возможна неограниченная благодетельная монархия; без нее она – губительный, душевредный и недолговечный деспотизм, конец которого – или падение государства, или революция. Свобода слова есть верная опора неограниченной монархии: без нее она (монархия) непрочна.
Времена и события мчатся с необычайною быстротою. Настала строгая минута для России. России нужна правда. Медлить некогда. Не обинуясь скажу я, что, по моему мнению, свобода слова необходима без отлагательств. Вслед за нею правительство с пользою может созвать Земский собор.
Итак, еще раз.
Свобода слова необходима.
Земский собор нужен и полезен.
Вот практический вывод моей «Записки о внутреннем состоянии России» и «Дополнения» к ней.
Считаю должным еще прибавить два примечания.
1. Какую же пользу принесет свобода слова, спросят, быть может, некоторые.
Это объяснить, кажется, нетрудно.
Откуда происходят внутренний разврат, взяточничество, грабительство и ложь, переполнившие Россию? От общего унижения нравственного. Следовательно, надобно нравственно возвысить Россию. Как же возвысить нравственно? Признать и уважать в человеке человека; а это иначе быть не может, как тогда, когда признают за человеком право слова, свободного слова, неразлучного с нравственной, духовной свободой, которая есть неотъемлемая принадлежность высокого духовного существа человеческого.
В самом деле, как иначе избавиться от взяточничества и других неправд? Вы устраните одних взяточников, на место их явятся другие, еще хуже, порождаемые беспрерывно испорченною нравственною почвою, образующиеся из унижения человеческого достоинства. Одно средство против этого зла – возвысить нравственно человека; а без свободы слова это невозможно. Итак, свобода слова уже сама по себе непременно возвысит нравственно человека. Конечно, воры всегда будут встречаться, но это уже будет частный, личный грех; тогда как теперь взяточничество и другие подобные гнусные дела – грех общественный. Кроме того, когда по всей России грянет один общий открытый голос на взятки и грабеж, когда вся Россия укажет всенародно на пиявиц, сосущих ее лучшую кровь, тогда поневоле придут в ужас самые отчаянные воры и взяточники. Правда любит день и свет, а неправда – ночь и темноту. Стеснение общественного слова распространяло в России столь благоприятную для неправды ночь. Со свободою слова взойдет день, которого так боится неправда; свет вдруг озарит безбожные дела в обществе напоказ всему миру; им негде будет укрыться, и они должны будут бежать из общества. К тому же все станет видно и для правительства, праведный гром которого грянет верно. Наконец, при свободе слова общественное мнение укажет на многие полезные меры, на многих достойных людей, равно как на многие ошибки и на многих людей недостойных.
2. Нравственная свобода человека, признанная правительством в свободе слова, будет, само собою разумеется, признана им и в других, хотя бы мелких ее проявлениях в жизни. Одно из таких проявлений, например, есть частная (партикулярная) одежда. Я разумею здесь не одно платье, но способ носить волосы, бороду, одним словом, я разумею здесь костюм (наряд) человека. Частная одежда есть прямое проявление жизни, быта, вкуса и государственного в себе не имеет. Но доселе так еще стеснена свобода жизни, что даже одежда частного человека подлежит у нас запрещению. Одежда не важна сама по себе, но как скоро правительство даже вмешивается в одежду народа, то одежда, именно по своей незначительности, становится тогда важным указателем, до какой степени стеснена свобода жизни в народе. Доселе русский дворянин даже вне службы не может носить русской одежды. С некоторых дворян русских, надевших было русскую одежду, взята через полицию подписка: бороды не носить, отчего они и принуждены были снять русское платье, ибо борода есть часть русского наряда108. Итак, даже в этом пустом проявлении жизни, в одежде, правительство наше продолжает стеснять свободу жизни, свободу вкуса, свободу народного чувства – одним словом, свободу нравственную.
Говорю с совершенной откровенностью свои мысли как в своей «Записке», так и в «Дополнении» – и исполняю тем долг свой к Отечеству и Государю.
Б. Н. Чичерин
Россия достигла критической минуты в исторической своей жизни. Путь, по которому она шла в продолжение нескольких веков, оказывается недостаточным, направление, которому она следовала, дошло до крайних своих пределов и привело к самым гибельным результатам. Таков исторический закон. Народ (а с ним и правительство) долго идет по одной дороге, занятый исключительно одною мыслью, составляющею его необходимую и насущную потребность. Но когда он совершит свое дело, когда он разовьет его во всех его последствиях, тогда он видит, что прежнее направление недостаточно, что оно не исчерпывает еще всей глубины народной жизни. Последовательное развитие крайности непременно доводит ее до нелепых результатов. Крайность сама собою обличает свою несостоятельность и показывает необходимость идти по другому пути, для достижения другой цели, более полной и разумной. Тогда наступает время перелома. Везде чувствуются разлад и бессилие, чувствуется, что есть существенные элементы в государстве, которые дотоле были в пренебрежении и которые, однако, необходимы для полноты жизни. И счастлив народ, у которого есть правительство довольно благоразумное, чтобы сознать этот недостаток, почувствовать свою ошибку и повести его по новому пути. От скольких это избавит его бедствий и междоусобий!
Такой перелом наступил теперь для России. До сих пор развивалась у нас одна форма государственного тела; теперь эту форму надобно одушевить общественною жизнью. До сих пор на сцене был один правительственный элемент; теперь следует допустить к деятельности и оставленный в пренебрежении элемент народный. Веками покорности он искупил свои прежние анархические стремления. Он подчинился государственному порядку, он воспитался для политической жизни. Теперь с ним должно обращаться уже не как с ребенком, которого закутывают в пеленки, а как с мужем, мыслящим и действующим самостоятельно. Но мы остаемся благодарны своему воспитателю и готовы любить его по-прежнему, лишь бы он понял наши потребности и удовлетворил справедливым нашим желаниям. Нам нужны не сословные права, не ограничение царской власти, о котором никто в России и не думает. Нам нужна свобода! Мы хотим, чтобы все, что есть внутри нас, могло свободно высказываться и развиваться, чтобы царь знал, что думает и что делает Россия, и мог править нами с ясным сознанием дела и с разумной любовью к своему народу.
Либерализм! Это лозунг всякого образованного и здравомыслящего человека в России. Это знамя, которое может соединить около себя людей всех сфер, всех сословий, всех направлений. Это слово, которое способно образовать могущественное общественное мнение, если мы только стряхнем с себя губящую нас лень и равнодушие к общему делу. Это слово, которое излечит глубоко проникнувшие язвы, которое изгонит из нас всю внутреннюю порчу, которое даст нам возможность стать наряду с другими народами и с обновленными силами идти по тому великому пути, которого залог лежит в высоких доблестях русского народа. В либерализме вся будущность России. Да столпятся же около этого знамени и правительство, и народ с доверием друг к другу, с твердым намерением достигнуть предположенной цели.
Но что должно разуметь под именем либерализма? Свобода – слово неопределенное. Она может быть и безграничная, и ограниченная; и если безграничной свободы допустить нельзя, то в чем же должна состоять свобода ограниченная? Одним словом, какие меры должно принять либеральное правительство и чего должна желать либеральная партия в обществе?
Постараемся исчислить главные начала, которые вытекают из понятия о либерализме, и те меры, которые, по нашему мнению, необходимы для благоденствия России.
1. Свобода совести. Это первое и священнейшее право гражданина, ибо если власть станет углубляться и в совесть, то что же останется для нее неприкосновенным? Религиозные убеждения человека – святилище, в которое никто не имеет права проникать. Они составляют внутренний мир души его, не подлежащий действиям гражданского закона, ибо закон как установление общественное распространяется на одни общественные отношения граждан. Им определяются их права и обязанности к другим людям и к государственной власти, но отношения к Божеству остаются делом совести. Какой способ человек считает лучшим для спасения души – это до государства не касается. Здесь можно действовать только убеждением, а отнюдь не силою; убеждение же есть дело церкви, которой и должно быть предоставлено напутствие душ к спасению. Закон не имеет здесь никакой власти. Он не может заставить человека веровать так, а не иначе; он может произвести только лицемерие, а отнюдь не искреннее поклонение. Принудительными действиями он достигает только того, что мирные граждане, строго исполняющие общественные обязанности, превращаются для него в врагов, оскорбляемых в самых заветных своих чувствах, а это, без сомнения, столь же вредно для государства, сколько бесполезно для религии.
Само законодательство сознает это и провозглашает свободу совести как основное право всех граждан русской империи. Но, к несчастью, на деле эта свобода ограничена. Несколько миллионов раскольников, составляющих, может быть, самую трудолюбивую и развитую часть русского крестьянства, не только не имеют свободного вероисповедания, но подвергаются всякого рода гонениям и притеснениям. Тогда как язычникам дозволено беспрепятственно поклоняться своим идолам, ближайшие к православию верования преследуются всеми способами. Такое несправедливое противоречие в учреждениях должно быть уничтожено. Чтобы провозглашенное законом начало стало действительностью, необходимо дать раскольникам свободу вероисповедания. Надобно, кроме того, уничтожить и гражданские наказания, установленные как за неисполнение церковных обязанностей, так и за переход из православия в другие вероисповедания. Это опять дело совести, в которое гражданский закон не имеет права вмешиваться. Наконец справедливость требует, чтобы и с евреев сняты были те притеснительные ограничения, которым они подвержены в настоящее время, ибо свобода совести есть право, из которого не должен быть исключен ни один подданный русской империи; ни один не должен страдать за свои религиозные убеждения.
2. Свобода от крепостного состояния, одно<го> из величайших зол, которыми страдает ныне Россия. Это отражение в меньшем, но еще худшем виде той же системы, которая господствует в целом. Помещик есть почти такой же полноправный и безответственный владыка над своими крестьянами, как государь над своими подданными. Он не имеет только права жизни и смерти; в остальном же ни лицо, ни имущество крепостного человека нисколько не ограждены от помещичьего произвола. Положение властей одинаково, злоупотребления одинаковы, и самые доказательства, которыми они стараются оправдать себя, одни и те же. Правительство стоит за права державные, помещики стоят за право собственности. Правительство говорит, что допущение свободы и оппозиции в государстве есть разрушение патриархального союза любви в пользу искусственных отношений, основанных на политических расчетах; помещики говорят, что уничтожение их власти есть заменение патриархального попечения (!) меркантильной системою найма. Правительство утверждает, что народ, которому предоставляется свобода, предается внутренней анархии; помещики утверждают, что освобожденный крестьянин спивается с круга110 и делается никуда не годным. Правительство говорит, что всякая уступка ведет к революции; помещики говорят, что освобождение крестьян будет знаком для всеобщей резни господ. Правительство хочет действовать паллиативными мерами, уничтожением злоупотреблений, и сохраняет самую систему, их порождающую; помещики точно так же не хотят слышать об уничтожении самого корня зла, а допускают только наказание за нарушение никого не ограждающих законных постановлений. Правительство красноречиво описывает блаженство, вкушаемое подданными под его державою; помещики так же красноречиво доказывают, что их крестьяне лучше и счастливее всех свободных людей в мире. Правительство указывает на западные народы как на пример несчастных последствий свободного правления; помещики указывают на состояние государственных крестьян как на такое бедствие, от которого избавлены их крепостные люди. Впрочем, ни та, ни другая власть не хочет видеть, что собственные ее подданные сочли бы за величайшее счастье, если бы их положение хотя несколько уподобилось тому, которое должно служить им уроком и предостережением от пагубных замыслов. Но как правительство, так и помещики равно утверждают, что либеральные стремления не что иное, как подражание Западу, нисколько не приложимое к России. Россия, по их мнению, страна совершенно не похожая на другие, имеющая такие особенности, которые делают существующий порядок единственно для нее возможным. Никто, впрочем, до сих пор не потрудился объяснить, что это за странные особенности. Кажется, это обыкновенно то, что выгодно для властей.
Аргументы, следственно, одинаки: это аргументы всех притеснителей. Но вот в чем различие: правительство есть представитель общества, имеющий необходимую и законную власть, которою оно только пользуется односторонним образом. Помещик же есть частное лицо, облеченное властью, которая не имеет решительно никакого справедливого и законного основания. Власть над лицом может принадлежать только к государству, а всякое частное подданство есть нарушение государственных прав. Оно противно и нравственному чувству, и справедливости, и общественной пользе. Это отдача одного сословия на жертву другому, между тем как все граждане должны одинаково пользоваться благами общественной жизни. Нет поэтому ничего страннее, как слышать помещика, толкующего о либерализме, о притеснениях правительства, тогда как сам он виновник и защитник величайшего притеснения. Помещик не имеет даже права жаловаться на существующий порядок, ибо злоупотребления помещичьей власти гораздо хуже злоупотреблений консервативной администрации, и вред, проистекающий из правительственной системы, ничто в сравнении с вредом, происходящим от крепостного права, которое связывает руки всем сословиям, искажает все общественные отношения, препятствует всякому улучшению учреждений, изъемлет из законного порядка целую треть народонаселения, портит народный характер, убивает в нем человеческое достоинство и водворяет в государстве безнравственность, беззаконие и разврат. Если правительство подвергается ответственности за нынешнее печальное положение государства, то, без сомнения, тяжесть вины должна падать и на дворянство, первого сподвижника престола, ибо оно могло бы хоть отчасти помочь бедственному порядку вещей и этого не делает. Среди всеобщего бессилия к добру если есть сословие, которое может еще оказать истинную услугу отечеству, то это дворянство. Освободивши своих крестьян, оно принесет ему дань гораздо более полезную и благородную, нежели все тщетные жалобы и бесплодные воздыхания, которые раздаются ныне со всех сторон.
Каким образом можно совершить освобождение, здесь не место рассматривать; это завлекло бы нас слишком далеко. Достаточно было указать на необходимость этой меры.
3. Свобода общественного мнения. Все наше изложение клонилось к тому, чтобы показать ее необходимость в государстве. Поэтому мы должны поставить ее на первом плане, как краеугольный камень либеральной политики. Пусть каждый русский сознает себя гражданином своего отечества, призванным содействовать общему делу. Правительство не только не должно подавлять в народе политической жизни, но обязано всеми способами стараться, чтобы каждый мог по возможности иметь ясное понятие о законах своего отечества, о внутреннем его состоянии и о политической системе управления. А этого иначе нельзя достигнуть, как предоставив всем право свободно высказывать свои мнения и убеждения. Человек, который за каждое оппозиционное слово, за каждую смело высказанную мысль может всегда быть схвачен и подвергнут произвольному наказанию, есть раб, а не гражданин. Он не может употреблять свои силы и способности согласно своим убеждениям, а может только безмолвно покоряться чужой воле. Но мы видели, к чему привела нас безмолвная покорность. Пора отложить ее в сторону и на место этого страдательного орудия воздвигнуть общественное мнение, которое может сделаться лучшим и надежнейшим помощником правительства, имеющего в виду народное благо. Одно только общественное мнение способно раскрыть истину, обличить злоупотребления, отыскать способных людей, возбудить деятельность в народе и, наконец, самое правительство побудить к необходимым преобразованиям. Общественное мнение есть выражение народной мысли. Пускай оно сначала будет шатко, незрело, разрознено; все это не может быть иначе после векового безмолвия. Но свобода воспитает его и укрепит, и тогда правительство найдет в нем лучшего своего сподвижника.
4. Свобода книгопечатания, необходимое последствие свободы общественного мнения. Недостаточно иметь возможность высказать свои мысли в разговорах; разговоры – дело частное. Если народное мнение должно иметь общественное значение, то оно должно быть гласно и известно, а это возможно только посредством книгопечатания. Пока существует цензура, подвергающая всякое выражение мысли предварительному разрешению правительства, до тех пор существует только мнение правительства, а народ должен безмолвствовать. Отменение цензуры есть основание всякой либеральной системы, желающей опереться на общественное мнение и дать народу некоторую самостоятельность. Только уничтожением цензуры правительство может доказать, что оно не намерено отделаться одними громкими фразами, а хочет совершить искреннее преобразование в управлении. Нечего бояться ему оппозиционных выходок. Оппозиция не только не ослабит его, а укрепит, если оно будет вести себя благоразумно. Она вызовет и защитников правительства, которым в настоящее время никто не верит, ибо никто не смеет им противоречить, но которые тогда получат силу и значение. Оппозиция даст правильный и законный исход всем подавленным ныне стремлениям народа, ибо высказанное неудовольствие теряет половину своей силы. Вместо тайного и всеобщего раздражения, хватающегося за все правильно и неправильно, она разовьет в народе истинные понятия о вещах, воспитает в нем политический смысл и самому правительству откроет правду, укажет на его недостатки, выскажет различные потребности народа. Оппозиция есть именно выражение этих разнородных потребностей; в их столкновении и борьбе состоит вся политическая жизнь народа. Нужно только, чтобы борьба была мирная и законная, а этого можно достигнуть только предоставлением ей свободного исхода. Пускай высказываются даже нелепые мнения; они обличатся сами собой. Чем оппозиция будет менее разумна, тем менее она найдет поддержки в общественном мнении и тем правительство будет сильнее. Ибо нравственная сила правительства состоит не в том, чтобы все явно безмолвствовали и тайно ему недоброжелательствовали, но в том, чтобы большинство примыкало к нему с доверием и любовью, когда существует возможность противоречия. Только через это становится ясным, что оно имеет истину на своей стороне; теперь же оно на своей стороне имеет только физическую силу. Противоречия правительство не должно бояться, если оно высказывается благоразумно; только воззвание к нарушению законного порядка, только стремление опрокинуть общественные учреждения не должно быть допускаемо. Но для этого у правительства есть закон, карающий виновного. Оно всегда может писателя предать суду и запретить журнал, занимающийся разрушительной пропагандой. Закон должен пресекать зло, а не предупреждать его запрещением самого действия, могущего подать повод к злоупотреблениям. Злоупотребления могут быть всегда и во всем, но из этого не следует, чтобы все надобно было запрещать.
5. Свобода преподавания. Наука должна иметь самостоятельное развитие, и правительство не может налагать на нее своих мнений. Оно должно ограничиться надзором, чтобы кафедры не превратились в центры политической и религиозной пропаганды вместо того, чтобы служить орудием для научного преподавания. Разумеется, при этом должны быть отменены все меры, стесняющие ныне общественное воспитание, которое должно быть основано на либеральных началах, а не на военной дисциплине.
6. Публичность всех правительственных действий, которых обнаружение не может быть вредно для государства, и прежде всего бюджета государственных доходов и расходов. Народ должен знать, что происходит в верховном управлении, общественное дело есть его собственное, и правительство, которое искренно заботится о его пользе, не может бояться гласности своих действий.
7. Публичность и гласность судопроизводства. Для правильности суда, для ускорения хода дел, для уничтожения бесчисленных злоупотреблений, скрывающихся под покровом тьмы, это – мера самая благодетельная. Тяжущийся и подсудимый найдут в ней ограждение от притеснений, судьи – побуждение к правосудию, правительство и народ – познание истинного положения судопроизводства, одной из важнейших отраслей управления. Кроме того, вечное зрелище суда и наказания разовьет в гражданах чувство права и законности, составляющее первое основание всякой разумной общественной жизни, но которое, к несчастью, заглохло у нас совершенно. Каким образом осуществить это преобразование, об этом здесь опять не место говорить.
Вот главные меры, которые должны быть предметом попечения просвещенного правительства и желанием либеральной партии в России. В либерализме, как мы сказали, будущность нашего отечества; он один может пробудить его к новой жизни и дать ему возможность развить все дремлющие в нем силы. Потому каждый искренне любящий свою родину, каждый просвещенный гражданин должен примкнуть к этому знамени. Всеми доступными нам законными средствами, стряхнув с себя губящее нас равнодушие к общему делу, мы должны стремиться к поддержанию великого и благотворного начала свободы. Выскажем его громко, ибо это убеждение внушено нам не пустым и беспокойным стремлением к своеволию, а истинной любовью к отечеству и желанием вывести его из печального состояния, в котором оно находится. Может быть, некоторым придется и пострадать за свою откровенность, но страдать за правое дело не тяжело. Пора нам отвыкнуть от раболепного и унизительного страха перед властью и понять, что благородная твердость убеждений – одна достойна великого народа. Гражданское мужество – такая добродетель, которая у нас почти исчезла, но которая необходима для всякого, желающего совершить что-нибудь полезное. Мы должны действовать сами, не ожидая всего от правительства и не сваливая на него всю вину в наших бедствиях. Мы сами много и много виноваты в нынешнем положении России. Только наша собственная недеятельность, наше бессловесное равнодушие к общественному благу, наша непростительная робость могли допустить правительство до такой степени ослепления. Не видя себе нигде ни преграды, ни увещания, оно вообразило, что идет по настоящему пути, и считало народ совершенно довольным его правлением. Надобно нам наконец возвысить голос и показать, что в нас есть и мысль, и желание добра. Тогда только, когда мы станем смело говорить правду, не опасаясь ни ссылки, ни наказания, когда мы сами подвинемся к деятельности, не дожидаясь правительственного толчка, тогда мы вправе будем сказать, что мы народ, имеющий в себе залог великой будущности. А кто из нас не желает этого для России?
М. А. Бакунин
<…> 3. Свобода есть абсолютное право всех взрослых мужчин и женщин не искать чьего-либо разрешения на свои деяния, кроме решения своей собственной совести и своего собственного разума, определяться в своих действиях только своей собственной волей и, следовательно, быть ответственными лишь ближайшим образом перед ними, затем перед обществом, к которому они принадлежат, но лишь постольку, поскольку они дают свое свободное согласие принадлежать к таковому.
4. Неправда, что свобода одного гражданина ограничивается свободой всех остальных. Человек действительно свободен лишь в той мере, в какой его свободно признанная свободной совестью всех остальных и как в зеркале в нем отражающаяся и излучающаяся из него свобода находит в свободе других подтверждение и расширение в бесконечность. Человек действительно свободен только среди равным образом свободных людей, и так как он свободен лишь в своем качестве человека, то рабство хотя бы одного-единственного человека на земле является, как нарушение самого принципа человечности, отрицанием свободы всех.
5. Свобода каждого может, таким образом, найти осуществление только при равенстве всех. Осуществление свободы в правовом и фактическом равенстве является справедливостью.
6. Существует только один-единственный догмат, один-единственный закон, одна-единственная моральная основа для людей – свобода. Уважать свободу ближнего есть обязанность; любить его, служить ему есть добродетель. <…>
9. <…> Невозможно установить конкретное, всеобщее и обязательное правило для внутреннего развития и политической организации наций, ибо существование каждой отдельной нации подчинено множеству различных исторических, географических и экономических условий, которые не позволяют установить образец организации, равно подходящий и приемлемый для всех. Такое безусловно лишенное всякой практической полезности предприятие было бы, впрочем, вторжением в богатство и непосредственность жизни, которая любит бесконечное разнообразие, и, что имеет еще большее значение, стало бы в противоречие с самим принципом свободы. <…>
3) Свобода каждого совершеннолетнего индивида, мужчины или женщины, должна быть полной и безусловной; свобода передвижения, свобода громко высказывать всякое свое мнение, быть ленивым или прилежным, неморальным или моральным, одним словом, по своему усмотрению распоряжаться своей личностью и своим имуществом, не отдавая в этом никому отчета; свобода честно жить собственным трудом или позорной эксплуатацией благотворительности или личного доверия, раз последние добровольны и оказываются взрослым лицом. 4) Неограниченная свобода всякого рода пропаганды путем речей, печати, в общественных и частных собраниях, без всякой другой узды, налагаемой на эту свободу, кроме благотворной естественной мощи общественного мнения. Безусловная свобода союзов и соглашений, не исключая тех, которые по своей цели будут неморальны или казаться таковыми, и даже тех, целью которых было бы извращение и разрушение индивидуальной и общественной свободы. 5) Свобода может и должна обороняться только свободой, и опасным противоречием и бессмыслицей является посягать на нее под вводящим в заблуждение своей кажущейся истинностью предлогом защиты ее, ибо мораль не имеет другого источника, другого побуждения, другой причины и другой цели, кроме свободы, а так как она сама не что иное, как свобода, то все налагаемые на свободу в защиту морали ограничения обращаются во вред морали. Психология, статистика и вся история доказывают нам, что индивидуальная и социальная имморальность всегда была следствием дурного общественного и домашнего воспитания и отсутствия или извращения общественного мнения, которое существует, развивается и морализуется только благодаря свободе, и прежде всего была следствием ошибочной организации общества. <…>
С. Л. Франк
На очереди дня стоит выработка конституционного акта, определяющего начала нового государственного устройства России. Все понимают, что первая полномочная государственная дума113, какой бы характер она ни носила официально, по существу необходимо должна выполнить задачу учредительного собрания, т. е. установить основной закон и определить условия осуществления государственной власти. Вот почему общественное мнение, печать и политические партии должны немедленно же выработать и обсудить проекты основного закона, которые могут быть предложены на рассмотрение собранию народных представителей. В этом отношении многое уже сделано. Мы имеем проект основного закона, выработанный еще прошлой зимой группой «освобожденцев»114 и напечатанный сперва за границей, а потом в России (в журнале «Право» и в приложении к сборнику «Конституционное государство»115). В несколько измененном виде тот же проект в редакции проф. Муромцева был напечатан в «Русских ведомостях»116. Конституционно-демократическая партия в своей программе довольно детально определила юридические принципы, на которых должно быть основано конституционное устройство российского государства. Таким образом, некоторый законодательный материал для выработки основного закона уже налицо. Тем не менее один принципиальный вопрос существенного значения остался еще совсем не затронутым. Это вопрос об общем формальном характере конституционного акта. Должен ли он свестись к простой совокупности положительных юридических норм, регулирующих государственное устройство, или, наряду с этим, в него должно быть внесено торжественное провозглашение общих принципов политического правосознания, лежащих в основе конституционного и демократического строя? Короче, нужна ли нам, наряду с конституционным законом, особая декларация прав?
Вопрос о необходимости декларации прав у нас до сих пор не поднимался; составители проектов основного закона молчаливо отвергли эту идею и ограничились включением в самый текст норм некоторых общих политических принципов. По-видимому, общественное мнение или не видит особой надобности в декларации прав, или же еще не обратило достаточно внимания на самый вопрос. И это нетрудно объяснить: идея декларации прав мало популярна как потому, что для нее нет близких исторических прецедентов (последняя декларация прав содержалась в французской конституции 1848 года), так и потому, что она до известной степени противоречит господствующим взглядам на право и государство и исторически тесно связана с теорией «естественного права», потерявшей популярность в наш «положительный» век.
Согласно господствующему мнению государственная власть, какова бы ни была ее форма, юридически всемогуща, т. е. не допускает никаких ограничений. Всякое право есть продукт государства, зависит от государственной власти и подчинено ей. Так называемое правовое государство отличается в этом отношении от государства полицейского или деспотического только тем, что оно само себя ограничивает рядом постоянных норм, которые оно в своих собственных интересах решается соблюдать. Тем не менее и правовое государство остается неограниченным властелином в сфере права, так как оно во всякое время может отменить или изменить наложенные им на себя правовые ограничения. С этой точки зрения лишено всякого смысла провозглашение каких-либо вечных и неотъемлемых принципов и прав. Все, что не есть закон, юридическая норма, лишено вообще всякой силы, а закон по самому существу дела исходит от государственной власти и потому не может сам ограничивать ее суверенитет. Правда, большинство правовых государств знает различие между конституционным и обычным законом, между учредительной и законодательной функцией государственной власти. Но это различие – с точки зрения неограниченности суверенитета – в сущности говоря, лишено принципиального значения. Текущая законодательная деятельность должна протекать в рамках, установленных конституционным учредительным законом, отмена или изменение которого обставлены особыми условиями и могут осуществляться либо иными органами, либо в иных, более сложных формах, чем обычное движение законодательства. Но в конце концов, если воля суверена ясна и решительна, он может изменить и подчинить себе все право без всяких исключений117. Суверен всемогущ; он не знает над собой ничего неприкосновенного, никаких принципов или норм, которые служили бы непреодолимой преградой для его державной воли. Естественно, что для такого мировоззрения декларация вечных и священных принципов права представляется в лучшем случае какой-то ненужной и бессмысленной рисовкой, детской затеей, основанной на архаических реминисценциях «естественного права» и не выдерживающей серьезной и логической юридической критики.
Это всемогущество суверена, перенесенное сперва с римского народа на римского императора, перешедшее затем, по учениям Бодэна и Гоббса, на королевскую власть и, наконец, теорией Руссо вновь возвращенное самодержавному народу, стало какой-то почти логической аксиомой юридической науки. Странным образом не замечается, что это учение широко раскрывает двери всякому произволу и деспотизму, от которого принципиально не может огородить никакая конституция, никакая даже самая демократическая и либеральная форма государственного устройства. Сегодня суверен «признал за благо» дать неприкосновенность личности, обеспечить свободу мысли и совести – завтра он может признать эти права неудобными или опасными и отнять их, «car tel est notre bon plaisir»118. И это может в одинаковой мере сделать и абсолютный монарх, и «монарх в парламенте», и республиканское национальное собрание. В известном смысле можно сказать, что с точки зрения этой теории единственной логически и юридически мыслимой формой государственного устройства является самодержавие, т. е. неограниченность государственной власти. Допускается только различие в субъекте власти, но никак не в самом ее характере. Самодержавная власть может быть перенесена с монарха на народное представительство или разделена между ними, но, кто бы ею ни владел, она остается самодержавной. Социал-демократическая партия в своей программе открыто говорит о замене «царского самодержавия» «самодержавием народа»119 – и нельзя не признать, что она поступает по крайней мере логично.
Но независимо от политических и моральных доводов, говорящих против этого учения, его несостоятельность может быть доказана и чисто теоретически. Право и закон – не одно и то же; нельзя согласиться с исходной точкой рассуждения абсолютистов, согласно которой все право есть продукт государственной власти, истекает из нее или по крайней мере заимствует свою юридическую силу из ее санкции. Наоборот, можно сказать, что лишь наименее прочная и относительно несущественная часть права закреплена в законе и определена государственной властью. Существо и основу права образуют нормы отношений между людьми, опирающиеся на общее правосознание и обязательные независимо от того, внесены ли они в собрание узаконений или нет. Только узкие специалисты-юристы могут за юридическими нормами просмотреть право; только они могут забывать, что фундамент правовой жизни образуют не те сложные и запутанные юридические формулы, с которыми они имеют дело и которые регулируют только спорную, не укрепившуюся в общем сознании и нередко ему даже недоступную часть права, а те немногие ясные и простые правовые принципы, которые известны всем и определяют непосредственный уклад отношений между людьми. Что рабство недопустимо, что нельзя убивать и грабить – эти нормы ужели определяются только статьями закона и могут быть ими отменены? Ясно, что они крепче всякого закона и всякого государственного строя: они коренятся в душах людей, образуют моральные, но юридически обязательные принципы, которые внушены людям всем их воспитанием, господствующим в обществе образом мысли и чувствования. Эти принципы никакой закон фактически не в состоянии отменить, и они составляют ту прочную правовую атмосферу, которая окружает всякую законодательную деятельность и ставит произволу устойчивую преграду.
Такие же принципы существуют и в политической жизни, хотя здесь они часто оказываются менее устойчивыми. Но из этого не следует, что ими можно пренебрегать в этой области; наоборот, из этого следует нечто совершенно иное – именно необходимость путем особых воспитательных средств укрепить их и прочно привить общественному правосознанию. Такова была задача всех деклараций прав, и в наши дни общей смуты и шатания с особенной настойчивостью ощущается необходимость подобной декларации, которая формулировала бы основные принципы политической жизни, имеющие морально-правовое значение и потому могущие претендовать на значение вечных и ненарушимых норм.
К чему же должна сводиться эта декларация? Мы полагаем, что было бы бесконечно трудно пытаться на манер прежних «деклараций» охватить в подобном акте целиком основные принципы господствующего правосознания. Вместе с тем это было бы в значительной мере бесплодно, так как по отношению к некоторым из этих принципов пришлось бы ограничиться простым провозглашением морально-политического верования, не способным облечься в живую плоть правовой нормы. А в этом отношении мы действительно должны считаться с трезвым и суровым настроением времени, требующим не слов – хотя бы искренних и содержательных – а серьезного практического дела. В наши дни декларация прав не может быть одним возвещением политической веры; она должна, не теряя своего характера как признания вечных, «метаюридических»120 принципов, иметь все же значение положительного юридического акта и включать в себя только то, что может уложиться в эту реальную правовую форму. Декларация прав должна быть учредительным законом о вечных и неотъемлемых правах граждан. Реалистически настроенного юриста, быть может, смутит это словосочетание: «закон о вечных правах»; оно покажется ему нелепым противоречием. Мы не имеем здесь возможности детально обосновать конструкцию этого понятия. Нам думается, однако, что действительного противоречия тут нет: смысл такого закона состоит, конечно, не в создании этих вечных прав – иначе они от него зависели бы и не были бы «вечными и неотъемлемыми» – а в их констатировании и санкционировании. Но если бы даже такое понятие действительно содержало юридические трудности и шероховатости, живое общественно-педагогическое значение подобного акта, укрепляющего принципы правосознания, настолько велико, что ради него можно смело рискнуть этими трудностями. Творчество права всегда богаче и сложнее его научных формулировок и по необходимости должно обгонять их.
Такая декларация прав, являющаяся одновременно и возвещением принципов и установлением положительных норм, может иметь лишь одну задачу: определение отношения между государственной властью и правами личности, обеспечение прав личности путем отграничения их от законных прав власти. Она должна установить тот минимум прав граждан, который современное правосознание признает абсолютно неприкосновенным для государственной власти. Таким образом, содержание подобной декларации должно совпадать с содержанием отдела «об основных правах граждан» в конституционных актах, с той только разницей, что конкретные юридические нормы «декларация» должна закреплять и обосновывать торжественным возвещением общих принципов, на которых они покоятся121.
Ниже следует текст предлагаемого нами проекта декларации прав. При его составлении мы пользовались проектом основного закона, выработанным «освобожденцами», отделом «о правах граждан» программы конституционно-демократической партии и тем же отделом западноевропейских конституций (преимущественно бельгийской). В принципиальном отношении ново по сравнению с этими материалами в нашем проекте – помимо общего его характера как «декларации» – во-первых, провозглашение принципа неприкосновенности для государства человеческой жизни, с вытекающими из него требованиями недопустимости смертной казни и строгого ограничения вооруженных репрессий, и, во-вторых, признание на основании принципа свободы совести необязательности военной службы для лиц, уклоняющихся от нее по религиозным мотивам. Обоснованием этих, как и всех остальных пунктов нашего проекта, мы, быть может, займемся впоследствии, если идея «декларации прав» обратит на себя внимание печати и политических кругов и будет в принципе принята сочувственно. Само собою разумеется, что и для нас важнее всего не те или иные детали в содержании этого проекта, а его общая идея.
1. Государственная власть действует в интересах общего блага и ограничена в своем верховенстве вечными и неотъемлемыми правами российских граждан. Эти права суть гражданское равенство и личная свобода.
2. Все русские граждане равны перед законом и властью. Сословные различия отменяются. Различие происхождения, национальности и вероисповедания не может иметь своим последствием неравенство гражданских или политических прав и обязанностей.
3. Личная свобода означает неприкосновенность жизни, личности и жилища, свободу совести и мысли, свободу устного и печатного слова, свободу преподавания, свободу собраний и союзов, свободу передвижения и право петиций.
4. Человеческая жизнь священна и неприкосновенна. Лишение жизни допустимо только в состоянии необходимой самообороны. Государственная власть в отношении посягательства на человеческую жизнь приравнивается частному лицу.
В силу этого:
а) Смертная казнь отменяется навсегда и не допускается ни по какому суду и ни за какие преступления.
б) Применение вооруженной силы против граждан допускается только в случаях насильственных действий или открытого вооруженного восстания и лишь в качестве крайнего средства обороны. Всякая власть, злоупотребившая вооруженной силой, карается на тех же основаниях, как и частное лицо.
5. Свобода и неприкосновенность прав каждого обеспечены законом.
В силу этого:
а) Никто не может быть подвергнут преследованию или наказанию иначе как на точном основании закона, изданного и обнародованного до совершения проступка. Никакие кары, взыскания или ограничения прав не могут быть налагаемы на частных лиц какою-либо властью, кроме судебной. Никакие чрезвычайные суды не допускаются.
б) Никто, за исключением случаев захвата на месте преступления, не может быть задержан или лишен свободы иначе как по мотивированному постановлению судебной власти. Всякое задержание, произведенное без достаточных оснований или продолженное сверх законного срока, дает право пострадавшему на возмещение государством понесенных им убытков.
6. Жилище каждого неприкосновенно. Вход в частное жилище без согласия хозяина допускается лишь в случаях, предусмотренных законом и, за исключением случаев необходимости немедленной помощи, не иначе как по постановлению судебной власти. Равным образом обыск, выемка и вскрытие частной переписки допускаются только в случаях, указанных законом, и не иначе как по постановлению судебной власти.
7. Совесть, мысль и вера составляют неотъемлемое свободное достояние личности и не подчинены государственной власти, которая распространяется только на действия граждан. Государственная власть не вправе объявлять вредными или опасными никакие верования, убеждения и политические или религиозные учения.
8. Не допускаются никакие преследования, наказания и умаления прав отдельных лиц или групп населения за их верования, убеждения и принадлежность к политическим или религиозным союзам и партиям, равно как за перемену и отказ от вероучения. Всякий волен свободно избирать церковь, в которой он желает участвовать, основывать новые вероисповедные союзы и общины или не принадлежать ни к какому вероисповедному обществу.
9. Отправление религиозных и богослужебных обрядов и распространение вероучений свободно, если только совершаемые при этом действия не заключают в себе каких-либо общих проступков, предусмотренных уголовными законами.
10. Никакая церковь не может находиться под опекой или контролем государственной власти.
11. Никакие вероисповедные акты не могут влиять на гражданское состояние; бракосочетания и рождения регистрируются гражданскими властями на основании гражданских законов и только из этой регистрации почерпают законную силу.
12. Лицам, уклоняющимся от несения военной службы по мотивам религиозным или нравственным, должна быть предоставлена возможность замены военной службы какой-либо иной государственной повинностью.
13. Человеческое слово свободно. Каждый волен высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно обнародовать их и распространять путем печати или иным способом. Цензура, как общая, так и специальная, как бы она ни называлась, упраздняется и не может быть восстановлена; равным образом не допускаются никакие иные предупредительные меры по отношению к печати. Никто не подлежит ответственности за самое содержание высказываемых им мнений, если только этим не совершается какого-либо общего преступления, предусмотренного уголовным законом; за таковое преступление виновные отвечают только перед судом.
14. Преподавание свободно; каждое лицо, общество и учреждение вольно обучать как детей, так и взрослых и основывать школы всякого типа. Никакие предупредительные меры и ограничения свободы преподавания не допускаются.
15. Все российские граждане имеют право устраивать публичные собрания как в закрытых помещениях, так и под открытым небом для обсуждения всякого рода вопросов, не испрашивая на то разрешения.
16. Все российские граждане имеют право составлять союзы и общества для целей, не противных уголовным законам, не испрашивая на то разрешения; это право не подлежит никаким предупредительным мерам.
17. Каждое частное лицо пользуется свободой передвижения и выезда за границу. Паспортная система упраздняется, и никакой вообще принудительный контроль государства за местожительством и передвижением граждан не допускается. Никакое частное лицо не может быть ограничено в свободе передвижения и выбора местожительства иначе как по судебному приговору.
18. Право петиций принадлежит как каждому отдельному гражданину, так и всякого рода группам, союзам и собраниям.
19. Должностные лица за нарушения прав граждан, совершенные при отправлении должности, подлежат гражданской и уголовной ответственности на общем основании, причем для привлечения их к суду не требуется согласие их начальства.
20. Всеми означенными правами пользуются также иностранные подданные, проживающие на территории российского государства.
21. Все означенные права обеспечиваются судебной защитой. Суд не вправе руководиться законом, нарушающим или ограничивающим эти неотъемлемые права, и должен освобождать от следствия и наказания лиц, обвиняемых в неисполнении законов и административных распоряжений, противоречащих означенным правам граждан.
А. А. Мейер
Народ, завоевавший свободу, конечно, знает, что такое свобода.
Однако же то, что знает народная душа, далеко не всегда знают и понимают отдельные группы лиц и отдельные лица.
Мы сплошь и рядом видим, как плохо, как превратно понимается свобода людьми, которые готовы говорить о свободе очень красивые слова.
В чем же заключается истинный смысл свободы?
Народ свободен, когда он сам устраивает свою жизнь, т. е. когда нет над ним никаких хозяев, предписывающих ему жить так, а не иначе.
Верховная власть должна принадлежать всему народу.
Никто в отдельности – ни царь, ни диктатор, ни какая-либо часть народа или какая-либо группа лиц – не может быть верховной властью.
Народ в целом, весь народ должен избрать себе своих представителей, которые создавали бы и применяли законы и по указаниям которых действовали бы именем народа министры.
Если же власть находится не в руках всего народа, а в руках какого-либо одного класса, какой-либо одной части народа или в руках одного лица, свободы нет.
Только правительство, назначаемое самим народом, не будет мешать ему свободно развиваться и двигаться вперед, потому что оно зависит от народа и вынуждено считаться с общими нуждами, а не с интересами какой-либо части народа.
Не было в России более свободного класса людей, чем та клика предателей и глупцов, которая правила Россией при старом порядке. Им все было позволено, для них не писан был никакой закон. Но эта свобода одного класса создавала несвободу народа.
И всякая диктатура – кто бы ни стал диктатором, какой бы класс ни присвоил себе всю власть в стране – нарушает свободу народа, потому именно, что предоставляет всю свободу хозяйничающему классу диктатору.
Свобода народа требует, чтобы воле всего народа подчинялась каждая группа лиц и каждое отдельное лицо. Воля же народа выражается в тех законах, которые создают избранные всем народом представители его и за исполнением которых наблюдает ответственное перед народом правительство.
Поэтому для всякого сознательного человека ясно, что свобода народа связана с обязанностью каждого гражданина подчиняться закону.
Мы добивались и добились свободы народа, а не свободы каких-либо отдельных групп населения. Мы отменили свободу помещиков, попиравших свободу народа, и народ не допустит, чтобы полная свобода перешла снова к какому-либо одному классу в ущерб свободе народа – будет ли это класс капиталистов, или банкиров, или землевладельцев, или даже одних только промышленных рабочих.
Для того чтобы никакой отдельный класс не захватывал свободы для себя одного и не попирал свободы народа, все должны подчиняться закону. Для всех классов и для всех граждан должен существовать один закон, перед которым все должны быть равны.
Без равенства всех перед законом нет свободы народа.
Народу нужна свобода для того, чтобы развивать свои силы и способности, чтобы становиться более просвещенным, более зрелым духовно. Свобода сделает творчество народа более богатым, и вклад его в общую сокровищницу человечества будет при свободе гораздо более значительным.
Стремясь к свободе, мы должны стремиться к тому, чтобы народ исполнял свои обязанности пред человечеством, чтобы он не угнетал другие народы и противодействовал угнетению одними других, чтобы он нес миру свет и свободу, а не рабство и насилие.
Каждый гражданин свободного народа должен ставить себе эти задачи и подчинять им свои личные и классовые интересы.
В свободном народе интерес должен отступать на второй план пред требованием всего народа и пред теми задачами, которые стоят перед народом.
Достоин быть гражданином свободного государства только тот, кто умеет отказываться от своих выгод, жертвовать своими интересами для свободы народной.
Жертвуя своими выгодами, свободные граждане должны в то же время и охранять свои права и свои интересы от покушений на них с чьей-либо стороны.
Необходимо каждому отдельному лицу и каждому классу следить за тем, чтобы никто не нарушал его прав, чтобы никто не присваивал себе незаконной власти.
И, конечно, сопротивляясь всякому нарушению своих прав, мы обязаны и сами следить за собой, следить за тем, не нарушаем ли мы прав других.
Граждане свободного народа не могут говорить: думай каждый о себе, до другого мне нет дела. Так говорят и так поступают только рабы, так учило нас поступать старое правительство, которому была выгодна наша бессознательность, наша бессовестность и наше рабство.
Свободный народ требует от каждого, чтобы он думал обо всех других и прежде всего думал о самом народе, о его задачах и о его свободе.
Для того чтобы развитие народа шло без задержек, необходимо, чтобы каждому гражданину и каждой группе граждан были предоставлены:
1) свобода совести,
2) свобода слова,
3) свобода собраний, союзов и стачек.
Самое важное и самое драгоценное благо – свобода совести.
Каждому должно быть предоставлено право верить так, как того требует его совесть. Каждый вправе исповедовать религию, какую он найдет для себя наиболее приемлемой, или совсем не исповедовать никакой религии, если его совесть это позволяет.
Ни государственная власть, ни отдельные организации, ни частные лица не имеют права вмешиваться в дела совести, не имеют права насильственно заставлять кого-либо верить так, а не иначе или совсем не верить, не имеют права навязывать другим исполнение каких-либо религиозных обрядов или мешать исполнять обряды.
Бывают вероучения, которые связаны с суеверными обрядами, выражающимися в насилии над другими людьми.
Например, у некоторых диких народов до сих пор существуют человеческие жертвоприношения, а по правилам некоторых религий за кражу чужой собственности полагается отрезать руку. У нас в России есть секта (скопцов), иногда допускающая насильственное изувечение людей.
Государство, охраняющее граждан от всякого насилия, не может допускать подобных действий. За совершение их оно должно подвергать виновных суду. Суд должен в каждом отдельном случае решать, совершено ли действительно насилие или нет.
Но судить можно только за насилие, а не за веру, хотя бы и изуверскую, и не за проповедь веры.
Совершивший насилие должен быть привлечен к суду – но государству нет дела до того, как верует совершивший насилие человек.
Свободный народ не может также допустить никакого нарушения свободы слова, как устного (речи, разговоры, проповеди, преподавание), так и письменного (в газетах, книгах, письмах, воззваниях).
Право каждого высказываться свободно помогает раскрывать злоупотребления и непорядки, которые при несвободе слова остаются замолчанными, скрытыми.
Свободное высказывание помогает гражданам сговариваться между собою для общей работы на пользу народа и для борьбы с врагами народа.
Наконец, самое важное, без свободы слова немыслимо свободное развитие науки, искусства, философии, религии, немыслимо, следовательно, духовное и нравственное развитие народа.
Свободой слова должны пользоваться совершенно одинаково все граждане, к каким бы партиям они ни принадлежали.
При старом порядке тоже была свобода слова – только не для всех, а для одних лишь защитников старого порядка. Кто защищал помещиков и царя, тому давалась свобода слова (а иногда еще в придачу и денежная мзда), а кто стоял за улучшение порядков, за свободу и за демократический строй, тем зажимали рот и за всякое слово ссылали и сажали в тюрьмы.
Свободный народ не допустит, чтобы одни пользовались свободой слова, а другие нет.
Поэтому он не повторит той несправедливости, какую совершала старая власть, не станет лишать свободы слова даже врагов свободы, даже тех, кто стал бы говорить против новых порядков.
Свобода слова – всем.
Пусть и те партии, которые раньше сами зажимали нам рот, пишут и говорят свободно.
Они боялись нашего свободного слова, потому что знали свою неправоту. Нечистые дела всегда боятся света. Мы же не боимся их свободного слова, потому что нечего нам прятать и укрывать.
Им нечего было возразить сторонникам свободы, и потому они предпочитали насильно заставить их молчать.
Нам же есть чем ответить на все злые слова защитников старого. Мы заставим их замолчать не насилием, а нашим свободным словом, словом правды.
Пусть все говорят свободно: народ услышит, кто говорит правду, кто неправду.
Демократия твердо стоит на том, что свобода должна быть полная и равная для всех.
Наши слова иногда причиняют вред другим людям.
Это бывает тогда, когда мы позволяем себе клеветать на кого-либо, распускать ложные слухи, оскорблять словами или когда пользуемся словом для призыва к какому-либо преступному, злому, насильственному действию.
В этих случаях, как и в случаях насилия, совершаемого изуверами, государство обязано вмешаться: закон, создаваемый свободным народом, потребует от граждан, чтоб они не совершали подобных преступлений – а кто ослушается этого закона, тот должен быть привлечен к суду.
Точно так же должен быть привлечен к суду и всякий, кто разглашает какие-либо военные тайны, если разглашение их вредно для народа.
Но и в тех, и в других случаях должно преследоваться по суду не свободное слово, не выражение мысли, а только клевета, оскорбление, предательство.
Свобода слова не означает свободы клеветать и совершать всякого рода злые дела. Суд должен в каждом отдельном случае разобраться, было ли совершено злое деяние, заключалась ли в словах клевета или оскорбление или они были только искренним выражением взглядов, было ли совершено предательство, выдача тайн врагу или безвредное сообщение о каких-либо фактах. Само же по себе слово – суду не подлежит.
Государственная власть сама по себе еще не в состоянии была бы устроить жизнь народа и поддерживать правильный порядок, если бы сам народ, все граждане сами всюду на местах не участвовали в устроении жизни.
Недостаточно передать власть в руки избранного народом правительства и на том успокоиться, будто вся жизнь во всех ее мелочах может быть устроена государственной властью.
Есть много забот, которые должно взять на себя само население, не ожидая, что все сделает правительство.
В каждой отдельной местности, у каждого отдельного класса, у каждой профессии есть свои интересы, свои нужды и свои обязанности перед народом. Поэтому граждане должны устраивать особые организации, союзы, общества, партии для защиты своих интересов и для исполнения своих обязанностей.
Кроме того, само развитие народа, его образование, успешная работа его в области искусства, науки, вообще культурного творчества, а также религиозная жизнь народа – все это требует весьма часто соединения граждан в союзы, общества, партии.
Свобода народа может быть достигнута только при том условии, что гражданам предоставлена полная свобода образовывать союзы всякого рода.
Союзы же и общества могут действовать только при свободе собраний, совещаний, съездов. Поэтому свобода союзов должна быть соединена со свободой собраний.
В нынешней экономической жизни огромную роль играют временные сговоры большого числа людей о прекращении совместно какой-либо работы, если условия оказываются невыгодными.
Отдельный человек не может изменить условий работы, сколько бы он ни заявлял об их невыгодности: ему всегда скажут, что на его место найдется много желающих.
Только общее дружное заявление многих и отказ их от работы в случае неисполнения требования может заставить тех, от кого это зависит, изменить условия работы.
Такой отказ от работы, такая забастовка, стачка работников есть вполне законное их право.
Вот почему наряду со свободой союзов и собраний должна быть обеспечена гражданам также и свобода стачек.
Само собою разумеется, что и свобода союзов не должна пониматься как свобода устраивать общества, преследующие преступные цели.
Свобода союзов не означает того, что можно устраивать, напр., воровские организации, разбойничьи шайки и т. п.
Всякое преступление и подготовка к преступлению должны быть преследуемы законом. И если общество образуется для подготовки какого-либо преступления, оно, конечно, не может быть допущено.
Но все организации, все союзы и партии, служащие народу и делу его развития, должны пользоваться полной свободой, как бы ни понимали тот или иной союз, та или иная партия благо народа.
Кроме указанных трех условий – свободы совести, слова, союзов и стачек – для успешного развития народных сил, как материальных, так и духовных, необходима еще неприкосновенность личности.
Никто в свободном государстве не должен быть лишаем свободы (арестовываем) иначе, как по распоряжению законного суда.
Только в том государстве, где исполняется это требование, нет произвола.
Если же какая-либо власть без суда, по своему усмотрению, может арестовывать граждан, то это создает возможность самого вопиющего произвола. А там, где царит произвол, где никто не может быть уверен в своей безопасности, где всякому могут поставить в вину его деятельность, ничего преступного не представляющую, где человека незаслуженно подвергают лишению свободы – там никакая искренняя, честная работа на пользу народа не может идти с достаточным успехом.
Итак, народ может быть свободным только тогда, когда отдельным лицам обеспечена свобода.
Но, конечно, для свободного развития личности недостаточно свободы слова, совести, собраний и т. д.
Как бы прочны ни были эти свободы, но, если судьба заставляет человека жить впроголодь, трудно ожидать от него больших успехов в науках, искусствах, в проявлении всякого рода талантов, трудно даже надеяться на то, чтобы у него было достаточное понимание и умение оценить блага культуры.
Для того чтобы человеческая личность развивалась беспрепятственно, ей необходимо быть свободной от тисков нужды. Все смогут подниматься все выше и выше в своем творчестве, когда прекратится та эксплуатация труда, благодаря которой большинство людей живет, перебиваясь со дня на день.
Все перечисленные выше свободы – это так называемые политические свободы. Для свободного совершенствования личности одних только политических свобод мало: необходимо еще добиться и освобождения экономического.
Если бы какой-либо благодетель взялся за такое устроение жизни, при котором уже не было бы нужды и голода, и если бы ему удалось уничтожить эксплуатацию и подарить трудящимся благополучие – этим еще не была бы достигнута действительная свобода.
Благополучие, которое люди получили бы из чужих рук, без всякой с их стороны борьбы, не делало бы их свободными.
Свобода личности, как и свобода народа, заключается в самостоятельном устройстве своей жизни (самоопределении).
Эксплуатируемые должны сами себя освободить от эксплуатации: они должны добиваться лучшего материального положения путем борьбы. Свобода экономическая должна быть завоевана ими, а не дарована им – только при этом условии она будет действительной свободой, только при этом условии человек не потеряет своей свободы.
Политические свободы еще не делают человека вполне свободным. Но без них немыслима была бы борьба за экономическое освобождение.
Без свободы слова и особенно без свободы союзов и собраний никакое освобождение от эксплуатации невозможно, потому что для борьбы за это освобождение необходимо трудящимся организоваться в союзы, совещаться о совместных выступлениях, агитировать и вести пропаганду борьбы за свободу труда, устраивать стачки.
Завоевание политической свободы необходимо поэтому для самой борьбы за полное освобождение человека.
Однако жестоко ошибаются те, которые думают, что свобода будет уже полностью осуществлена, если человек будет только экономически и политически свободен.
Истинно свободен не тот, кто пользуется только внешними свободами и кто не терпит нужды, а тот, кто, кроме того, свободен и внутренне. Без внутренней свободы человек – раб, в каком бы свободном государстве он ни жил.
Внутренне несвободная человеческая личность не сумеет даже и воспользоваться благом внешней свободы.
Поэтому все, стремящиеся к свободе, должны не только бороться за экономическую и политическую свободу, но одновременно с этим работать также и над повышением свободы внутренней.
Внутренняя свобода человеческой личности заключается в господстве человека над самим собой.
Мы сказали выше, что народ свободен тогда, когда он сам собою управляет, сам устраивает свою жизнь. Точно так же и отдельный человек свободен только в том случае, если он сам хозяин над своими действиями и над своими чувствами, сам управляет собою.
Человек, душа которого подчиняется страсти, живет только от минуты к минуте, не умеет себя сдерживать, не умеет владеть своими пожеланиями – такой человек не может быть свободным.
Внутренне свободен тот, кто подчиняет всю свою жизнь, все свои чувства и волю великой цели собственного облагорожения, совершенствования. Посвящая себя этой цели, он уже не допускает, чтобы им владело какое-либо отдельное, случайное его пожелание, которое может идти вразрез с его общим, основным стремлением.
Указывает же пути к этой цели – разум, твердая, верная себе самой мысль, и потому внутренне свободен человек, если во всех своих действиях он соображается с разумом, подчиняет ему чувства и желания свои.
Внутренне свободный человек, стремящийся к поднятию себя на большую духовную высоту, уже не может думать только о своих интересах. Он знает долг перед другими людьми и перед целым народом.
Сознание своего долга, а не только своих интересов, есть первый и самый главный признак свободного человека.
Раб повинуется только внешней силе, только внешнему господину, и если и совершает полезные и нужные дела, то не по своей воле, не по сознанию обязанности, а из покорства господину. Поэтому раба могут занимать только его интересы, только его собственная выгода. О своих интересах он думает много, обязанность же ему известна только как исполнение чужой воли, и обязанностей своих он не любит.
Свободный человек, управляющий сам собой, сам знает свои обязанности и не нуждается в палке. Поэтому он и озабочен тем, чтобы действительно выполнить свой долг, он сам, не ожидая приказания, умеет заставить себя делать то, чего требует его разум во имя его собственного облагорожения. Он умеет отстоять и свои интересы и отстаивает их не ради своего только благополучия, а ради того, чтобы успешнее исполнять свои обязанности пред собой самим, перед народом и перед людьми вообще.
Внутренне свободный человек не остановится иногда и перед тем, чтобы пожертвовать своими интересами ради исполнения своего долга.
Такая жертва не страшна тому, кто сам управляет собой, кто сам решает, что жертва необходима.
Только раб боится поступиться своими выгодами, потому что трепещет от одной мысли, что господин воспользуется его слабостью, его уступкой и крепче затянет на нем петлю.
Внутренняя свобода уничтожает в корне этот рабский страх, и она же – и только она – дает человеку силы отстоять, когда нужно, свои права.
Люди, любящие свободу и служащие ей, должны твердо помнить, что свободная личность может быть только в свободном народе, а свободный народ может состоять только из свободных личностей.
А. Д. Сахаров
1. Союз Советских Республик Европы и Азии (сокращенно – Европейско-Азиатский Союз, Советский Союз) – добровольное объединение суверенных республик Европы и Азии.
2. Цель народа Союза Советских Республик Европы и Азии и его органов власти – счастливая, полная смысла жизнь, свобода материальная и духовная, благосостояние, мир и безопасность для граждан страны, для всех людей на Земле независимо от их расы, национальности, пола, возраста и социального положения.
3. Европейско-Азиатский Союз опирается в своем развитии на нравственные и культурные традиции Европы и Азии и всего человечества, всех рас и народов.
4. Союз в лице его органов власти и граждан стремится к сохранению мира во всем мире, к сохранению среды обитания, к сохранению внешних и внутренних условий существования человечества и жизни на Земле в целом, к гармонизации экономического, социального и политического развития во всем мире. Глобальные цели выживания человечества имеют приоритет перед любыми региональными, государственными, национальными, классовыми, партийными, групповыми и личными целями. В долгосрочной перспективе Союз в лице органов власти и граждан стремится к встречному плюралистическому сближению (конвергенции) социалистической и капиталистической систем как к единственному кардинальному решению глобальных и внутренних проблем. Политическим выражением конвергенции в перспективе должно быть создание Мирового правительства.
5. Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье. Целью и обязанностью граждан и государства является обеспечение социальных, экономических и гражданских прав личности. Осуществление прав личности не должно противоречить правам других людей, интересам общества в целом. Граждане и учреждения обязаны действовать в соответствии с законами Союза и республик и принципами Всеобщей декларации прав человека ООН. Международные законы и соглашения, подписанные СССР и Союзом, в том числе Пакты о правах человека ООН и Конституция Союза, имеют на территории Союза прямое действие и приоритет перед законами Союза и республик.
6. Конституция Союза гарантирует гражданские права человека – свободу убеждений, свободу слова и информационного обмена, свободу религии, свободу ассоциаций, митингов и демонстраций, свободу эмиграции и возвращения в свою страну, свободу поездок за рубеж, свободу передвижения, выбора места проживания, работы и учебы в пределах страны, неприкосновенность жилища, свободу от произвольного ареста и не обоснованной медицинской необходимостью психиатрической госпитализации. Никто не может быть подвергнут уголовному наказанию за действия, связанные с убеждениями, если в них нет насилия, призывов к насилию, иного ущемления прав других людей или государственной измены.
7. В основе политической, культурной и идеологической жизни общества лежат принципы плюрализма и терпимости.
8. Никто не может быть подвергнут пыткам и жестокому обращению. На территории Союза в мирное время полностью запрещена смертная казнь.
9. Принципы презумпции невиновности являются основополагающими при судебном рассмотрении любых обвинений каждого гражданина. Никто не может быть лишен какого-либо звания и членства в какой-либо организации или публично обвинен в совершении преступления до вступления в законную силу приговора суда.
10. На территории Союза запрещена какая-либо дискриминация в вопросах работы, оплаты труда и трудоустройства, поступления в учебные заведения и получения образования по признакам национальности, религиозных и политических убеждений, наличия в прошлом судимости, при условии ее снятия, а также (при отсутствии прямых противопоказаний) по признакам пола, возраста и состояния здоровья.
11. На территории Союза запрещена дискриминация в вопросах предоставления жилья, медицинской помощи и в других социальных вопросах по признакам пола, национальности, религиозных и политических убеждений, возраста и состояния здоровья, наличия в прошлом судимости.
12. Никто не должен жить в нищете. Пенсии по старости для лиц, достигших пенсионного возраста, пенсии для инвалидов войны, труда и детства не могут быть ниже прожиточного уровня. Пособия и другие виды социальной помощи должны гарантировать уровень жизни всех членов общества не ниже прожиточного минимума. Медицинское обслуживание граждан и система образования строятся на основе принципов социальной справедливости, доступности минимально-достаточного медицинского обслуживания (бесплатного и платного), отдыха и образования для каждого вне зависимости от имущественного положения, места проживания и работы.
Вместе с тем должны существовать платные системы повышенного типа медицинского обслуживания и конкурсные системы образования, обеспечивающие более высокий общий уровень на основе конкуренции.
13. Союз не имеет никаких целей экспансии, агрессии и мессианизма. Вооруженные силы строятся в соответствии с принципом оборонительной достаточности.
14. Союз подтверждает принципиальный отказ от применения первым ядерного оружия. Ядерное оружие любого типа и назначения может быть применено лишь с санкции Главнокомандующего Вооруженными силами страны при наличии достоверных данных об умышленном применении ядерного оружия противником и при исчерпании иных способов разрешения конфликта. Главнокомандующий имеет право отменить ядерную атаку, предпринятую по ошибке, в частности, уничтожить находящиеся в полете запущенные по ошибке межконтинентальные ракеты.
Ядерное оружие является лишь средством предотвращения ядерного нападения противника. Долгосрочной целью политики Союза являются полная ликвидация и запрещение ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения, при условии равновесия в обычных вооружениях, при разрешении региональных конфликтов и при общем смягчении всех факторов, вызывающих недоверие и напряженность.
15. В Союзе не допускаются действия каких-либо тайных служб охраны общественного и государственного порядка. Тайная деятельность за пределами страны ограничивается задачами разведки и контрразведки. Тайная политическая, подрывная, дезинформационная деятельность, поддержка террористической деятельности и участие в ней, участие в контрабанде, в торговле наркотиками и в других незаконных действиях запрещаются.
16. Основополагающим и приоритетным правом каждой нации и республики является право на самоопределение.
17. Вступление республики в Союз Советских Республик Европы и Азии осуществляется на основе Союзного договора в соответствии с волей населения республики по решению высшего законодательного органа республики.
Дополнительные условия вхождения в Союз данной республики оформляются Специальным протоколом в соответствии с волей населения республики. Никаких других национально-территориальных единиц, кроме республик, Конституция Союза не предусматривает, но республика может быть разделена на отдельные административно-экономические районы.
Решение о вхождении республики в Союз принимается на Учредительном Съезде Союза или на Съезде народных депутатов Союза.
18. Республика имеет право выхода из Союза. Решение о выходе республики из Союза должно быть принято высшим законодательным органом республики в соответствии с референдумом на территории республики не ранее чем через год после вступления республики в Союз. Республика может быть исключена из Союза. Исключение республики из Союза осуществляется решением Съезда народных депутатов Союза большинством не менее ⅔ голосов, в соответствии с волей населения Союза, не ранее чем через три года после вступления республики в Союз.
19. Входящие в Союз республики принимают Конституцию Союза в качестве Основного закона, действующего на территории республики наряду с Конституциями республик. Республики передают Центральному Правительству осуществление основных задач внешней политики и обороны страны. На всей территории Союза действует единая денежная система. Республики передают в ведение Центрального Правительства транспорт и связь союзного значения. Кроме перечисленных общих для всех республик условий вхождения в Союз, отдельные республики могут передать Центральному Правительству другие функции, а также полностью или частично объединять органы управления с другими республиками. Эти дополнительные условия членства в Союзе данной республики должны быть зафиксированы в протоколе к Союзному договору и основываться на референдуме на территории республики.
20. Оборона страны от внешнего нападения возлагается на Вооруженные силы, которые формируются на основе Союзного закона. В соответствии со Специальным протоколом республика может иметь республиканские Вооруженные силы или отдельные рода войск, которые формируются из населения республики и дислоцируются на территории республики. Республиканские Вооруженные силы и подразделения входят в Союзные Вооруженные силы и подчиняются единому командованию. Все снабжение Вооруженных сил вооружением, обмундированием и продовольствием осуществляется централизованно на средства союзного бюджета.
21. Республика может иметь республиканскую денежную систему наряду с союзной денежной системой. В этом случае республиканские денежные знаки обязательны к приему повсеместно на территории республики. Союзные денежные знаки обязательны во всех учреждениях союзного подчинения и допускаются во всех остальных учреждениях. Только Центральный банк Союза имеет право выпуска и аннулирования союзных и республиканских денежных знаков.
22. Республика, если противное не оговорено в Специальном протоколе, обладает полной экономической самостоятельностью. Все решения, относящиеся к хозяйственной деятельности и строительству, за исключением деятельности и строительства, имеющих отношение к функциям, переданным Центральному Правительству, принимаются соответствующими органами республики. Никакое строительство союзного значения не может быть предпринято без решения республиканских органов управления. Все налоги и другие денежные поступления от предприятий и населения на территории республики поступают в бюджет республики. Из этого бюджета для поддержания функций, переданных Центральному Правительству, в Союзный бюджет вносится сумма, определяемая бюджетным Комитетом Союза на условиях, указанных в Специальном протоколе.
Остальная часть денежных поступлений в бюджет находится в полном распоряжении Правительства республики.
Республика обладает правом прямых международных экономических контактов, включая прямые торговые отношения и организацию совместных предприятий с зарубежными партнерами.
23. Республика имеет собственную, независимую от Центрального Правительства систему правоохранительных органов (милиция, министерство внутренних дел, пенитенциарная система, прокуратура, судебная система). Однако судебные решения и приговоры по уголовным и гражданским делам, принятые в республике, могут быть обжалованы в кассационном порядке в Верховном Суде Союза. Приговоры по уголовным делам могут быть отменены в порядке помилования Президентом Союза или Президиумом Съезда народных депутатов Союза. На территории республики действуют союзные законы, при условии утверждения их Верховным законодательным органом республики, и республиканские законы.
24. На территории республики государственным является язык национальности, указанной в наименовании республики. Если в наименовании республики указаны две или более национальности, то в республике действуют два или более государственных языка. Во всех республиках Союза официальным языком межреспубликанских отношений является русский язык. Русский язык является равноправным с государственным языком республики во всех учреждениях и предприятиях союзного подчинения. Язык межнационального общения не определяется конституционно. В республике Россия русский язык является одновременно республиканским государственным языком и языком межреспубликанских отношений.
25. Первоначально структурными составными частями Союза Советских Республик Европы и Азии являются Союзные и Автономные республики, Национальные автономные области и Национальные округа бывшего Союза Советских Социалистических Республик. Бывшая РСФСР образует республику Россия и ряд других республик. Россия разделена на четыре экономических района – Европейская Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь. Каждый экономический район имеет полную экономическую самостоятельность, а также самостоятельность в ряде других функций в соответствии со Специальным протоколом.
26. Границы между республиками являются незыблемыми первые 10 лет после Учредительного съезда. В дальнейшем изменение границ между республиками, объединение республик, разделение республик на меньшие части осуществляются в соответствии с волей населения республик и принципом самоопределения наций в ходе мирных переговоров с участием Центрального Правительства.
27. Центральное Правительство Союза располагается в столице (главном городе) Союза. Столица какой-либо республики, в том числе столица России, не может быть одновременно столицей Союза.
28. Центральное Правительство Союза включает:
1) Съезд народных депутатов Союза;
2) Совет Министров Союза;
3) Верховный Суд Союза.
Глава Центрального Правительства Союза – Президент Союза Советских Республик Европы и Азии. Центральное Правительство обладает всей полнотой высшей власти в стране, не разделяя ее с руководящими органами какой-либо партии.
29. Съезд народных депутатов Союза имеет две палаты. 1-я Палата, или Палата Республик [1000 (750?) депутатов], избирается по территориальному принципу по одному депутату от избирательного территориального округа с приблизительно равным числом избирателей. 2-я Палата, или Палата Национальностей, избирается по национальному признаку. Избиратели каждой национальности, имеющей свой язык, избирают определенное число депутатов, а именно – по одному депутату от 600 тыс. (500 тыс.?) избирателей данной национальности и дополнительно еще два депутата данной национальности. Выборы в обе палаты – всеобщие и прямые на альтернативной основе – сроком на пять лет.
Обе палаты заседают совместно, но по ряду вопросов, определенных регламентом Съезда, голосуют отдельно. В этом случае для принятия закона или постановления требуется решение обеих палат.
30. Съезд народных депутатов Союза Советских Республик Европы и Азии обладает высшей законодательной властью в стране. Законы Союза, не затрагивающие положений Конституции, принимаются простым большинством голосов от списочного состава каждой из палат и имеют приоритет по отношению ко всем законодательным актам союзного значения, кроме Конституции.
Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии и законы Союза, затрагивающие положения Конституции Союза Советских Республик Европы и Азии, а также прочие изменения текста статей Конституции принимаются при наличии квалифицированного большинства не менее ⅔ голосов от списочного состава в каждой из палат Съезда. Принятые таким образом решения имеют приоритет по отношению ко всем законодательным актам союзного значения.
31. Съезд обсуждает бюджет Союза и поправки к нему, используя доклад Комитета Съезда по бюджету. Съезд утверждает высших должностных лиц Союза. Съезд назначает Комиссии для выполнения одноразовых поручений, в частности для подготовки законопроектов и рассмотрения конфликтных ситуаций. Съезд назначает постоянные Комитеты для разработки перспективных планов развития страны, для разработки бюджета, для постоянного контроля над работой органов исполнительной власти. Съезд контролирует работу Центрального банка. Только с санкции Съезда возможны несбалансированные эмиссия и изъятие из обращения союзных и республиканских денежных знаков.
32. Съезд избирает из своего состава Президиум. Члены Президиума не имеют других функций и не занимают никаких руководящих постов в Правительстве Союза и республик и в партиях. Президиум съезда обладает правом помилования.
33. Совет Министров Союза включает Министерство иностранных дел, Министерство обороны, Министерство оборонной промышленности, Министерство финансов, Министерство транспорта союзного значения, Министерство связи союзного значения, а также другие министерства для исполнения функций, переданных Центральному Правительству отдельными республиками в соответствии со Специальными протоколами к Союзному договору. Совет Министров включает также Комитеты при Совете Министров Союза.
Кандидатуры всех министров, кроме министра иностранных дел и министра обороны, предлагает Председатель Совета Министров и утверждает Съезд. В том же порядке назначаются Председатели Комитетов при Совете Министров.
34. Верховный Суд Союза имеет четыре палаты:
1) палата по уголовным делам;
2) палата по гражданским делам;
3) палата арбитража;
4) Конституционный суд.
Председателей каждой из палат избирает на альтернативной основе Съезд народных депутатов Союза.
35. Президент Союза Советских Республик Европы и Азии избирается сроком на пять лет в ходе прямых всеобщих выборов на альтернативной основе. До выборов каждый кандидат в Президенты называет своего заместителя, который баллотируется одновременно с ним.
Президент не может совмещать свой пост с руководящей должностью в какой-либо партии. Президент может быть отстранен от своей должности в соответствии с референдумом на территории Союза, решение о котором должен принять Съезд народных депутатов Союза большинством не менее ⅔ голосов от списочного состава. Голосование по вопросу о проведении референдума производится по требованию не менее 60 депутатов. В случае смерти Президента, отстранения от должности или невозможности им исполнения обязанностей по болезни и другим причинам его полномочия переходят к заместителю.
36. Президент представляет Союз в международных переговорах и церемониях. Президент является Главнокомандующим Вооруженными силами Союза. Президент предлагает на утверждение Съезда кандидатуры Председателя Совета Министров Союза и министров иностранных дел и обороны. Президент обладает правом законодательной инициативы в отношении союзных законов и правом вето в отношении любых законов и решений Съезда народных депутатов, принятых менее чем ⅔ от списочного состава депутатов.
37. Экономическая структура Союза основана на плюралистическом сочетании государственной (республиканской и союзной), кооперативной, акционерной и частной (личной) собственности на орудия и средства производства, на все виды промышленной и сельскохозяйственной техники, на производственные помещения, дороги и средства транспорта, на средства связи и информационного обмена, включая средства массмедиа, и собственности на предметы потребления, включая жилье, а также интеллектуальной собственности, включая авторское и изобретательское право.
38. Земля, ее недра и водные ресурсы являются собственностью республики и проживающих на ее территории наций. Земля может быть непосредственно, без посредников, передана во владение на неограниченный срок частным лицам, государственным, кооперативным и акционерным организациям с выплатой земельного налога в бюджет республики. Для частных лиц гарантируется право наследования владения землей детьми и близкими родственниками. Находящаяся во владении земля может быть возвращена республике лишь по желанию владельца или при нарушении им правил землепользования и при необходимости использования земли государством по решению законодательного органа республики с выплатой компенсации.
39. Количество принадлежащей одному лицу частной собственности, изготовленной, приобретенной или унаследованной без нарушения закона, ничем не ограничивается (за исключением земли). Гарантируется неограниченное право наследования являющихся частной собственностью домов и квартир с неограниченным правом поселения в них наследников, а также всех орудий и средств производства, предметов потребления, денежных знаков и акций. Право наследования интеллектуальной собственности определяется законами республики.
40. Каждый имеет право распоряжаться по своему усмотрению своими физическими и интеллектуальными трудовыми способностями.
41. Частные лица, кооперативные, акционерные и государственные предприятия имеют право неограниченного найма работников в соответствии с трудовым законодательством.
42. Использование водных ресурсов, а также других возобновляемых ресурсов государственными, кооперативными, арендными и частными предприятиями и частными лицами облагается налогом в бюджет республики. Использование невозобновляемых ресурсов облагается выплатой в бюджет республики.
43. Предприятия с любой формой собственности находятся в равных экономических, социальных и правовых условиях, пользуются равной и полной самостоятельностью в распределении и использовании своих доходов за вычетом налогов, а также в планировании производства, номенклатуры и сбыта продукции, в снабжении сырьем, заготовками, полуфабрикатами и комплектующими изделиями, в кадровых вопросах, в тарифных ставках, облагаются едиными налогами, которые не должны превышать в сумме 35% фактической прибыли, в равной мере несут материальную ответственность за экологические и социальные последствия своей деятельности.
44. Система управления, снабжения и сбыта продукции в промышленности и сельском хозяйстве, за исключением предприятий и учреждений союзного подчинения, строится в интересах непосредственных производителей на основе их органов управления, снабжения и сбыта продукции.
45. Основой экономического регулирования в Союзе являются принципы рынка и конкуренции. Государственное регулирование экономики осуществляется через экономическую деятельность государственных предприятий и посредством законодательной поддержки принципов рынка, плюралистической конкуренции и социальной справедливости.