Мы перешли мост и оказались в районе Рыжей Калины. По левую руку на добрых пару километров тянулся забор, за ним – областная хирургическая больница, диагностический центр и кампус медицинского университета. Алина мечтала сюда поступить. А Илюха, занимаясь карате, приезжал на соревнования – главный тренер ДОАТК[8] одновременно был заведующим кафедрой физподготовки будущих медиков.
– В доме – домовой, а в морге – морговой, – вдруг сказал Миша.
– Что? – не понял я.
Он кивнул в сторону забора.
– Так патологоанатомы шутят. Тут-то за клиникой морг, бывал я там по поручению Шубина. Морговой пугал одного санитара. Палкой по кушеткам стучал, подвывал, ну не дебил? Приструнили мы моргового. Вручили халат, указку и отправили на кафедру – пущай студентов накануне экзаменов морально поддерживает и хирургам руки – чтобы не дрогнули. А затем возвращается себе в морг и делает что хочет. Да вот только после проделанной работы ничего, кроме спать, хотеться ему не будет.
Что-то в Мишиных историях было настолько родное, что я слушал его с благоговением. Роднее даже той игрушки трансформера, что у меня с шести лет, папа из командировки привозил. А ещё от его историй нестерпимо хотелось есть.
Мы купили по шаурме, я тут же откусил приличный кусок, и соус полился мне на кроссовок.
– Мы уже недалеко, – сказал Миша, деликатно объедая лаваш. И впрямь: минут через пять мы протиснулись меж двух девятиэтажек, из тех, что вечно воняют мусоропроводами, и остановились у подъезда в большом дворе. Этот двор отличался от того, куда привёл меня Горыныч, – здесь властвовал незримый огонь, из-за него казалось, что в воздухе жарче положенного, хоть бери и делай дополнительный прогноз погоды.
– Кто тут живёт? – спросил я.
– Один паренёк по имени Никита. Славный малый. Родился в…
– Подожди, дай угадаю. Родился в Дзержинскстане, фамилия – Доленко. Любит копаться в технике и мечтает изобрести самолёт нового поколения. Ну? Сколько попаданий?
– Сказать по правде, ни одного. А чего это ты?
– Люблю угадывать.
– И как, часто получается?
– Так да. В десяти случаев – железно.
– Из скольки?
– Из миллиона.
– Понял. Это интересно. Только сейчас ты немного промахнулся. Никита Коваленко…
– Блин! Коваленко! Точно.
– …родился в Снежном.
– Блин! Только не в Снежном, а в Заснеженном.
– Ага. Родители переехали в наш дикопольный град, когда ему было четыре. Чем увлекается – я не знаю, но точно не изобретательствами, он гуманитарий до мозга костей, как и ты. С детства Никиту дразнят за маленький рост – сначала в садике, а теперь – в школе.
– И Длинная леди… – прошептал я.
– Именно. Терроризирует его, окаянная.
– Но откуда она взялась? Это всего лишь легенда из интернета, её кто-то придумал. К слову, не очень хорошо. Я бы придумал лучше.
Миша присел на корточки, оторвал кусок травинки, пожевал и выплюнул.
– Не люблю разговоры об этом разговаривать, – сказал он. – Как оно, мол, появилось, и всё такое прочее. Что было сначала – нечисть или рассказ о ней? Всё взаимосвязано, и одно без другого существовать не может. Данность такова, что Длинная леди явилась на земли Дикополья, а уж каким образом – то не нам выяснять. Нам необходимо решить, что с ней делать, и только. Ты взял тормозок[9]?
– Нет. Горнячок об этом не говорил.
Миша набрал полную грудь воздуха, чтобы тяжело вздохнуть. Затем вздохнул. А после этого переступил через ограду на клумбу, чудом не оборвав цветок, и стукнул два раза ногой по земле:
– Горнячок! А ну сюда иди, негодяй! – ничего не последовало. – Горнячок? Дважды повторять не буду. Шубину расскажу.
Я услышал ворчание. Утробное, словно кто-то, заживо в гробу захороненный, решил причитать на судьбу, а не орать “Помогите!”. Над землёй показалась кирка. Р-р-раз! – она взрыхлила землю, и перед нами возник Горнячок собственной персоной.
– Забыл я! Запамятовал! – вопил он. – Много поручений для Горнячка! Привет, Саша.
– Привет.
– А ну кыш пошли с моего палисадника! – закричала с первого этажа старушка, Валентина Петровна. – Сейчас милицию вызову!
– Извините, пожалуйста, – сказал ей Миша, взял за шиворот Горнячка, и мы втроём зашли в подъезд.
Дверь с мягкой коричневой обивкой была исцарапана снизу кошачьими когтями. Миша посадил Горнячка в чемодан, что вызвало волну протестов, но спорить с помощником Шубина, видимо, – себе дороже.
– Особых правил и указаний от меня не будет, – серьёзно сказал Миша. – Главное – не пугай Никиту. Мы его друзья, помочь пришли. Будь дружелюбным.
– Понял, – сказал я. – Но я всегда дружелюбный.
– Добро.
Миша позвонил в дверь. По ту сторону раздалось неприятное стрекотание, и через минуту хриплый голос спросил:
– Кто?
– Мы из ППДЛ, подразделения по борьбе с Длинными Леди, – Миша заговорщически мне подмигнул, – пришли помочь. Никита Коваленко здесь живёт?
«Как официально!» – подумал я. Ещё бы удостоверение сделать, и, считай, новое подразделение готово. Дверь открылась. На пороге стоял худой парень с неестественно вытянутым телом, судя по лицу – лет пятнадцати. Пижама, явно не по росту, смотрелась нелепо: штаны – по колено, кофта – по локти, виден пупок.
– Какой ты высоченный! – воскликнул Миша.
– Да? – немного смутился парень и попытался натянуть кофту на живот. – Вы заметили?..
– Конечно. Саша, заметил?
– Заметил, – подтвердил я.
Никита обрадовался. Он отошёл в сторону, давая нам пройти, и закрыл дверь на замок.
– А родители ничего не заметили. Валера, друг мой, тоже заметил, он, кстати, в комнате сейчас, вы вот заметили, я тоже, а родители нет. Офигеть, да? Вы обо мне откуда узнали?
– Шубин подсказал.
– Шубин?
– Да. Слышал о таком?
– Естественно. У меня папа шахтёр. Рассказывал о Шубине много всякого. Он его вроде как спас однажды, от обвала отвёл… Но я думал, это просто байки.
Миша улыбнулся, но ничего не ответил. Его фирменная харизма работала без перебоев – Никита совершенно не смущался незнакомцев (нас) в квартире. Мол, раз пришли, значит, так надо.
Хорошо, что Миша не пользуется этим ради грабежей! Или пользуется?.. Будем надеяться, что нет.
Мы разулись. Я повесил на тремпель ветровку и уловил со стороны кухни запах разогретого борща. Несмотря на съеденную шаурму, во мне пробуждался аппетит, и я буквально чувствовал, как сметанно-бурячная юшка льётся мне в рот. Решил, что Никита если предложит, то перекусим, а если нет – то нет.
– Куда идти? – спросил Миша.
– А куда нам надо? – не понял Никита. Его бледное лицо почти сливалось с ландышами на обоях.
– Туда, где ты увидел Длинную леди впервые.
– Тогда в мою комнату. По коридору и направо.
Никита предложил нам тапки. Миша отказался, а я надел – не люблю пачкать носки, хотя, помню, в детстве бегал по терриконам чуть ли не босиком.
Впереди шёл Миша, за ним – я, замыкал шествие Никита. В конце коридора стояло трюмо с кучей косметики, феном и узким, но высоким зеркалом. Когда Миша завернул в комнату, я бросил взгляд на отражение, и увидел, что за Никитой следует женщина – худая, как спичка, чёрная, как фон на заставке Star Wars.
Я обернулся, но никого не обнаружил. Снова посмотрел в зеркало – пусто.
– Что-то не так? – спросил Никита. Он возвышался надо мной маяком или каланчой какой-нибудь.
– Всё не так, – честно признался я.
– Согласен. Ты из какого класса?
– Из десятого.
– И я. Школа – говно.
– Согласен.
В комнате творился настоящий кавардак: разбросанные всюду конфеты, фантики, какие-то крошки, печенье, даже кусок недоеденного торта на блюдце. В центре комнаты на табуретке стоял парень в жёлтой футболке с дырой в рукаве и чёрных джинсах. Он подвязывал к люстре верёвку с бантиком на конце.
– Только не говорите, что Матюкливого гнома вызываете, – покачал головой Миша.
– А почему нет? Я прочитал, что он может не только матюкаться, но и помогать… – сказал Никита.
– Ясно. Вот только в Дикополье не так его вызывать надо.
– А как?
– Ник, кто это? – парень, сделав своё дело, слез с табуретки.
Мы познакомились. Валера, друг детства Никиты, учился на класс старше. Выглядел он заряженным на свершения.
– Бант не на верёвку, а на дрот[10] нужно подвязать, – объяснил Миша. – Баять[11] громко нельзя, даже заклинания. Наш гном тишину любит. К слову-то, называют его тут иначе – Халабудный Стервец. Стало быть, если вы планировали покрывало на себя накидывать…
Миша вопросительно посмотрел на ребят. Те кивнули.
– …это не сработает. Халабуду построить надобно, простую, с четырнадцатью прищепками с жестяными кольцами. А затем – выключить большой свет. Вместо свечи – фонарик. У меня есть, но нужен, Никита, твой, раз Стервец тебе помогать будет. И три раза повторить: “Халабудный Стервец, приди, полакомись…”. Вопросы?
Никаких вопросов. Никита и Валера принялись безропотно исполнять поручения Миши, а я присел на край кровати.
– Зачем нам Матюкливый гном? – спросил я, когда они вышли из комнаты в поиске необходимых артефактов.
– Всяка помощь не повредит, – ответил Миша. – Поглядим.
Из-за шевелящихся занавесок по комнате гулял мерцающий свет. Я дёргался от каждой тени, шороха за окном, стука веток о стекло. Ощущалось чьё-то присутствие, но спокойный вид Миши, восседающего на кресле, компенсировал мои переживания.
Уже тогда я подумал, что хорошо бы Мише всегда быть рядом – успокаивать своей беспечностью и уверенностью и, возможно, хоть как-то наполнять пустоту, оставленную во мне с исчезновением Илюхи.
Вскоре необходимые предметы были собраны. Сложность составили только прищепки, за которыми пришлось стучаться к соседям. Мы быстро соорудили маленький шалаш и утрамбовались в него вчетвером. Никита, сгорбившись, прижал острые коленки к подбородку.
– Днём как-то и не страшно, – сказал Валера.
– А дня быть и не должно, – с ударением на первую “о” сказал Миша. После чего дважды хлопнул в ладоши, и сквозь покрывало перестал пробиваться солнечный свет. За окном в мгновение ока наступила ночь.
– Это как так?! – воскликнул дрожащим голосом Валера. Я сам как будто захлебнулся наставшей одномоментно ночью и не смог вымолвить ни слова.
– Спокойно, – Миша положил ему ладонь на плечо, и Валера быстро взял себя в руки и глубоко вздохнул. Я тоже успокоился, хотя очень крепко выругался про себя. – Ночь только у нас. Остальные дикопольцы всё ещё ловят лучи.
– Магия какая-то? – заинтересованно спросил Валера.
– Всего-лишь одолжение, – улыбнулся Миша. – Караульщик огневого камня – твой, кстати, тёзка, Никита, – забирает и отдаёт свет, когда это требуется Шубину или мне.
– Что ещё за караульщик?
– Смешной дядька! Камни угольные своими считает, а они на солнце блестят, вы бы видели. Вокруг него вихрь чёрный вьётся. Кафтан грязный, изгвазданный, да ермолка на голове. Вот всё, что я о нём знаю. А как он свет себе подчинил – того не ведаю. Возможно, так с углями сроднился, что подземную тьму себе подчинил.
– А Шубин не подчинил?
– А Шубину это не надо. С тьмой он в друзьях ходит, а не в хозяевах.
– Мне отец рассказывал о Шубине… – сказал Валера.
Обстановка к историям располагала, это правда. Было в ней что-то из детства, оно как будто возвращалось с каждым словом и движением рядом с Мишей, и хотелось укутаться в неё, словно в одеяло, нависающее над нашими головами. Казалось, даже тени здесь оживают, только не злые – добрые, на защиту нашу встают, от Бабая стеречь, от всего того, что только детская фантазия способна себе накрутить.
Появление Миши переселило меня в загадочное Дикополье. И я зацепился за свой новый дом и всеми силами просил, чтобы это мгновение не заканчивалось. Кого просил? Да кого угодно… Пусть даже и Шубина, о котором продолжал рассказывать старшеклассник Валера.
– Шубин был рабочим на шахте в царское время.
– Просто рабочим? Не духом?
– Да нет! Духом он потом стал!
– А кто был царь?
– Не знаю, какой-нибудь Константин, наверное…
– Ну какой Константин, мы ж не в Византии!
– Да неважно! Ну Александр пусть. Или Екатерина. Я там знаю? Так вот, как-то шахтёры устроили забастовку против маленькой зарплаты. И Шубин был их предводителем! Вот.
– И что?
– Ну, царские солдаты его в кандалы и заключили. И прибили прямо на дне шахты. А когда вернулись за трупом, никого не нашли.
– Жуть, – сказал Никита и ещё крепче обнял колени.
– Зато теперь Шубин помогает всем шахтёрам, которых обижают.
– Цари? – спросил я.
– Да кто угодно.
– И такое рассказывают, – подтвердил Миша.
Я, к слову, слышал совсем другую историю, но рассказывать её не стал. Мало ли – может, она неправдива, а у Валеры – правдива и я сейчас попаду впросак?
– Не будем терять времени, – сказал Миша. – Никита, фонарик хороший, добротный. Положи его вот здесь, нехай наверх светит. И-и-и… Берёмся за руки!
Мы взялись.
– Халабудный Стервец, приди, полакомись… – произнёс Миша. Мы повторили. А затем все хором, но тихо: – Халабудный Стервец, приди, полакомись! Халабудный Стервец, приди, полакомись!
И притихли, вслушиваясь. Просидели так минут пять, но ничего не произошло. Никита разочарованно вздохнул, и мы выбрались из своего убежища.
– Надо было по-моему вызывать, – сказал Валера. – Никто не пришёл.
– Он придёт, когда время придёт, – философски заметил Миша, включил настольную лампу (солнечный свет пока что нам не нужен, мол) и попросил Никиту рассказать, что с ним случилось, ничего не утаивая.
Но Никита вдруг как скрючился, как взревел – и за шею схватился!
– Больно! – крикнул он и больше ничего ни крикнуть, ни сказать не сумел. И без того длинный и худой, он начал вытягиваться прямо на наших глазах. Точно цилиндр теста в руках пекаря.
К Никите подбежал Валера, но незримая сила оттолкнула его, и парень пролетел через всю комнату, пока не стукнулся о стену.
Миша, стремительно отщёлкнув замки чемоданчика, извлёк шахтёрскую каску с закреплённым на лбу фонариком, навёл луч на Никиту…
И мы увидели Длинную леди.
Голова под потолок. В чёрных лохмотьях. Подранные окровавленные ступни. С тяжёлым взглядом, направленным сквозь грязные ошмётки волос. Страшная. Чудовищная.
Сердце моё запрыгало. Миша был прав: такая опасность мне и не снилась! А если и снилась, то в тех снах, что утекают под утро и никогда не возвращаются.
Длинная леди завизжала, точно в её гортани сидела тысяча свиней. Свет спугнул её, и спустя мгновение она растворилась. Никита беспомощно повалился на пол. Валера пришёл в себя, и мы втроём вернули худого школьника в сознание. Длинная леди вытянула его голосовые связки настолько, что говорить Никита больше не мог.
– Недолго ему осталось, – сказал Миша. – Ждать нельзя.
– Ты достанешь свою кочергу и отмутузишь Длинную леди? – с надеждой спросил я, оглядываясь по сторонам. – Дай мне тоже, хочу драться.
– Не так всё просто, – покачал головой Миша. – И не торопись драться с противником, которого не познал до конца. Выманим её. Явись она в следующий раз по своей воле – обязательно застанет нас врасплох. Нам нужен кто-нибудь низкий. В качестве наживки.
Миша бросил взгляд на чемодан. Оттуда донёсся голос Горнячка:
– Я высокий.
– У вас там кто-то сидит?.. – спросил Валера.
– Кроме того, нам потребуется помощь, – проигнорировав вопрос Валеры, сказал Миша. – Есть у меня на примете одна весьма привлекательная женщина.
Горнячок насупленным воробушком сидел посреди коридора, сжимая в руках кирку. Я наблюдал за ним через зеркало, на котором Валера рисовал помадой Никитиной мамы дверцу и лесенку.
– Матюкливый гном не явился, – сказал Валера. – С чего вы взяли, что Пиковая дама придёт?
– Она всегда приходит, – ответил Миша. Вокруг рисунка Валеры он чертил какие-то знаки куском угля. – И не Пиковая дама, а Вальяжная Сменщица. Тут у неё легенда иная. Вальяжная Сменщица не в игровой карте живёт, а в карточке-пропуске на завод, без подписи, с фотографией никому не знакомой женщины. Рабочие говорят, что найти такую карточку где-нибудь под станком – не к добру, сменят тебя или уволят.
– Круто, – сказал Валера.
Я вспомнил, что один папин коллега якобы видел такую карточку, но подбирать не стал – от греха подальше.
Миша в четвёртый раз пересказал план. Мы должны прочитать заклинание (оно не очень отличалось от вызова Халабудного Стервеца – нужно сказать три раза: “Вальяжная Сменщица, приди”) и спрятаться в комнате Никиты. А Горнячок должен при этом жаловаться на маленький рост, громко и жалобно.
Горнячок, к слову, долго не соглашался – “Нормального росту я, нормального!” – но под натиском Миши и угрозой, что тот позовёт Шубина и всё ему расскажет, маленький человечек сдался.
– Готовы? – спросил Миша.
Мы с Валерой кивнули.
– Что ж!
– Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди. Вальяжная Сменщица, приди! – разом сказали мы и забежали в комнату.
Горнячок принялся фальшиво причитать:
– Я низкий! Я кроха! Я как пенёк! И все надо мною смеютсо! Смеютсо надо мной! Низкий я, ох, голова моя короткая!
Поначалу ничего не происходило, и я подумал, что всё это было напрасно. Илюха ненавидел слово “напрасно”: как-то я пришёл в компьютерный клуб сыграть в контр-страйк, а Илюха там. Думаю: здорово, сыграем вместе. А клуб оказался забит, мест нет, очередь. Говорю Илюхе: напрасно я припёрся… А он громко так ответил – в наушниках был – “нет ничего напрасного!”. И ушёл курить, освободив мне своё место. Да, один грешок за ним водился – он пыхтел, как паровоз.
…Вдруг и без того чёрный коридор сделался ещё чернее. Компьютерный клуб из воспоминаний растворился.
В проходе появился силуэт Длинной леди. Движения дерганны, точно плёнку на куски нарезали. Она приближалась к Горнячку, медленно, угловато, какими-то дьявольскими траекториями… Горнячок умолк. Почувствовал, видать, затылком приближение врага.
Он медленно развернулся и промолвил без тени страха:
– Моё кайло[12] ждало тебя, окаянная!
Это, конечно, заявка на битву! Но Длинная леди церемониться с Горнячком не собиралась. Она подскочила – и ударила его ногой. Горнячок отлетел к зеркалу. По стеклу побежали трещины. Миша включил фонарь на лбу и выбежал в коридор с кочергой-кладенцом наперевес.
– Именем Шубина заклинаю тебя, Длинная леди, подчиниться! – торжественно объявил он и замахнулся.
Длинная леди издала пронзительный звук, от которого у меня заложило уши. Готовая к сражению, она слилась с тенью на стене, после чего вытянула неестественно бледную, длинную, как будто нарисованную руку и раздавила фонарь.
Стало темно. Лишь очертания, непознанные контуры мелькали в густой тьме. Миша ударил. Кочерга воткнулась в стену, а Длинная леди выползла из противоположной, схватила Мишу за шею и швырнула на пол.
Ещё один боец выведен из строя…
…Тут она и посмотрела на меня. Тогда я понял: вот он – конец. Вытянут и меня – и Митькой звали. И стану я как палка. Как тот дрын, что я принёс в нашу последнюю с Илюхой встречу.
– Саша! Слушай голос земли своей! – прохрипел Миша откуда-то снизу, когда я принял боксёрскую стойку.
Что слушать? Не понял.
– Что слушать?.. – шепнул я уголком рта, косясь на Длинную леди.
Не знаю, закатил ли Миша глаза из-за моего вопроса, но он завёл песню. Прекрасным чарующим голосом и с такой мелодией, от которой так и веяло детской люлькой для взрослых.
– На Донской земле привольной
Нашли уголь-антрацит.
Там порыли ямы-норы,
Где работают шахтёры…
И по-хорошему на песню эту, на строки, на мягкие ноты, требовалось время.
Логично, что, пока Миша её пел, Длинная леди должна меня убить, намотать на чей-нибудь ус, как тряпку… но что-то произошло. Время встало в позу – и отказалось следовать правилам. Первое слово, спетое голосом Миши, замедлило его – время – как машинку.
И тогда я ощутил родной край – всем телом. Подземные ходы, глухие отзвуки в штольнях, перезвон инструментов на заводских конвейерах, перекати-поле в степях. Все эти “шокания” и “поперёд батька́ в пекло”, все эти “ни бэ, ни мэ, ни кукареку” и угрюмую доброту в автобусе, что развозит шахтёров по домам после ночной смены…
Это проникло в меня.
Я увидел.
Я услышал, как где-то глубоко-глубоко под землёй стучит Сердце Дикополья.
Когда Длинная леди протянула ко мне костлявые руки, моя кожа обросла угольной рудой и обожгла пальцы злодейки, точно лава извергающегося вулкана.
Монстр взревел.
Я обрёл доселе невиданную решимость. Неужто я овладел силой Святогора, что способна передвигать горы?.. Никогда не дрался по-настоящему. Боксёрская стойка – всё, чему я научился у Илюхи. Но я выкинул вперёд руку и стукнул Длинную по лицу.
Она отшатнулась и уставилась на меня, готовая разорвать на лохмотья.
Но я, я Саша, Саша Святогоров внук, я планировал дать бой не на жизнь, а на смерть!
Я бросился вперёд, и Длинная леди отшвырнула меня в сторону. Моя кожа вернулась в прежнее состояние. Я ударился копчиком. Болью прострелило от копчика до мозжечка.
– Не теряй головы, Саша! – крикнул Миша.
Я встряхнул ею, головой-то. Вроде на месте. Но наполненная растерянностью вместо серого вещества. Извините, я снова не знаю, что делать!
Длинная леди летела ко мне, чтобы добить. Но тут из коридора послышался треск разбиваемого стекла. На трюмо неуклюже вывалилась тучная дородная женщина с румяными щеками. Она подошла к Длинной леди, схватила её за волосы и гаркнула, точно вахтёрша – на опоздавших в общагу студентов:
– Ах ты сучка!
Монстр, в свою очередь, попытался таким же образом ухватить женщину за волосы, но коричневая крашеная стрижка у той была короткой. Они стали бороться, но преимущество было на стороне родной и понятной всем нам Вальяжной Сменщицы. Миша подобрал кочергу, ударил Длинную леди по затылку, и та повалилась на пол.
Миша одобрительно мне кивнул. Захотелось борща.
– Капец у вас тут весело, – донёсся из угла голос Матюкливого гнома, или Халабудного Стервеца, поедающего остатки торта. Причём, конечно же, он сказал не “капец”.