В едином миграционным центре города Москва (находится он не в столице, а под деревней Сахарово) я снова встретил Мишу. Он ждал электронной очереди на получение вида на жительство и выглядел умиротворённым. Только взгляд янтарных глаз, устремлённый в пол, так и норовил пробурить тоннель в бездну.
Решив, что обознался, я моргнул четыре раза. Мало ли людей, предпочитающих всем рубашкам именно такую – красную с жёлтыми квадратами? И столь тщательно заправленную, что шея сзади оголена чуть более положенного. Таких тысячи!.. Ведь да? Миллионы? Ох, кого я обманываю… Миша существует в единственном экземпляре. И, вопреки здравому смыслу, там стоял он.
Я чуть не выронил из рук капучино – эту грязь, с трудом извлечённую из вендингового автомата. Охранник посмотрел на меня, мол, лучше мне отдай, с радостью выпью восемнадцатую чашечку за день. Отдам, дядя охранник. Только спрячь меня куда подальше и защити. Пользоваться дубинкой не запрещается.
Подходить к Мише, спрашивать, как это возможно, что он по меньшей мере существует да плюс ко всему – явился в Москву, мне не хотелось. Я опасался, что в его чемоданчике – том самом, кожаном, с застёжкой-кочергой – окажется коготь Длинной леди. А может, лепесток царицы Конгломерата. Или антрацит из Шубинской шахты? И тогда всё, от чего я убегал последние годы, окажется правдой. Быть может, даже Шубин. А это – нельзя. Это – катастрофа.
Миша меня не заметил. Я сел в другом конце зала ожидания и достал какую-то модную книгу – из тех, что вся Москва читает. Чтобы и я такой был – из “всей Москвы”, свой в доску. Затем я прошёл медкомиссию, сдал дактилоскопию и вышел из огромного здания. На выходе из МФЦ меня и других мигрантов встречали бомбилы. Самый высокий и шумный из них предложил цену – 250 рублей до Москвы.
– Одно место, сразу едем! – крикнул он мне в лицо. Эта фраза напомнила о Шахтёрской площади в Донецке, где человек заглядывал на остановке в маршрутку и громогласно объявлял: “Одно место до Горловки!”.
Я обрадовался, что ждать не придётся, и отправился к его старой “Daewoo Lanos”. Каково было моё удивление, когда, открыв дверь, я обнаружил на заднем сидении Мишу. Он меня узнал и улыбнулся. Деваться было некуда – я сел рядом. Не проваливаться же сквозь землю…
Опять.
– Почему не едем? – спросил пассажир, сидящий впереди, рядом с водителем.
– Ещё одного найдём и поедем.
– Вы же говорили, сразу едем! – воскликнул я, но водитель просто пожал плечами. Тогда я протянул ему 500 рублей и сказал: – Поехали сразу, пожалуйста.
Водитель снова пожал плечами, и мы, нарушая все мыслимые законы ПДД, помчались по Варшавскому шоссе в сторону Подольска. Первое время Миша молчал, а я делал вид, что пишу кому-то длинное сообщение, хотя на самом деле поглядывал на его чемоданчик.
Потом Миша повернулся и сказал:
– Давно из Дикополья?
Вопрос я услышал с трудом. Он доносился сквозь ближневосточную попсу из радио уважаемого водителя и сквозь эту необъяснимую ауру Миши, которая умела расположить к себе любого незнакомца, не говоря уж о друзьях. Но был ли я ему другом?
– С тех пор, – сказал я, – как переехал из фантазий в реальный мир и прописался в нём. Давно, Миш.
– Понятно… – задумчиво проговорил Миша и слегка погладил свой коричневатый, уже изрядно потрёпанный чемоданчик, словно лампу джинна – авось то, что я называю “фантазиями”, явится ему на помощь в этом диалоге?
Водитель, чтобы обогнать пробку, выехал на обочину и помчался по грунтовке. Мне стало не по себе: я много раз готовился умереть, но так, кажется, и не сумел смириться с самим фактом существования смерти. Впрочем, страх этот – ерунда по сравнению с тем, что я много лет назад испытал в маленьком доме “Гладкого княжества” (а вернее – старой доброй Гладковки). Незадолго до того как пол обвалился и в гостиную вошли…
– Миш?.. – нарушил я молчание.
– Да?
– А всё, что было с нами там…
– В Дикополье?
– …это правда?
– Правда, – подтвердил Миша.
– Но тогда… Как ты…
– Благодаря тебе.
– А?
– Странное у тебя произношение. Когда мы виделись в прошлый раз, ты звучал по-другому. Да, время беспощадно к нашей речи. Увы! Ах!
– Миша. Тебя не должно быть здесь. Никак. Это невозможно. Когда мы виделись в последний раз, ты, ты… Я ведь помню, я помню всё…
– Видимо, нет. Видимо, ничего ты не помнишь.
И воспоминания унесли меня на пятнадцать лет назад, когда я заканчивал школу и незнакомый человек спас меня от компании гопников. Кто бы знал, чем это обернётся! Кто бы знал.
После покупки диска с квестом “Шорох” на книжном рынке я почти вприпрыжку направлялся домой. О потраченных двенадцати гривнах, сэкономленных на булочках с маком, нисколечки не жалел.
Да, от хоррор-игр у меня давно не ёкало, но на войне с самим собой все средства хороши. И всё-таки, проходя мимо торгового центра, а точнее, пахнущего кожаными куртками советского универмага “Маяк”, я решил поиграть по-взрослому.
Как известно (не знаю насчёт “всем”, но мне – точно), в районе “Маяка” земля вибрирует и, если поймать её неуловимый ритм, можно увидеть что-то, чего другие не видят.
Короче говоря, дождался я красного сигнала светофора для пешеходов – и побежал ловить вибрации. Бип! Звуки тормозов! Крик: “Ты что творишь?!”. Матюки. И вот – я на другой стороне. Дышу с трудом, но ситуацию контролирую.
– Дороги детям не игрушки, – сказал мне какой-то дяденька.
Я обернулся. Подверг незнакомца фирменному анализу. Почти услышал, как в голове заскрипели механизмы. Зовут дяденьку наверняка Алексей. Чувства юмора у него нет, смеётся над анекдотами про Петьку и Василия Ивановича. Разведён. Причём не с супругой, а с мечтами. Это грустнее.
– А вы в детстве в самосвал любили играть, – ответил я. – Возвращаясь из садика, всю дорогу думали, как будете насыпать в кузов песок. Но во дворе песка не было, поэтому вы насыпали грязь. И когда делали это после дождя, мама ругалась.
Дяденька что-то буркнул и ушёл. Значит, я попал. Как всегда. Надеюсь, Алексей не заявит на меня в полицию, где у него работает троюродный брат.
Я дождался следующего светофора. Рванул, как на физкультуре. Снова сигналы! Ругательства! Крики! Один “шевроле” промчался буквально у меня под носом. Ух-х!
На сегодня хватит. Задача выполнена. Вибрирующая земля мне всё показала: этот “шевроле” – призрачный! Водитель погиб в автокатастрофе год назад. И никто, кроме меня, его не видел, только Солнце, остальные звёзды – и те ослепли.
Довольный собой, я решил, что на сегодня приключений достаточно. Ха! Как будто это нам решать, когда приключениям быть, а когда – заканчиваться! Они нас находят, хотим мы этого или нет. Вот меня и нашли без моего ведома и желания.
Ко мне подбежал человек и сказал:
– Привет, остановись, пожалуйста.
Небольшого, как и я, роста, с конопатым лицом и встревоженным взглядом. Неприятный. Из тех, кто предпочитает тушить сигареты о побелённые стены в подъездах, а вечерами – осквернять могилы.
Я остановился. Сложно сопротивляться тем, кто заведомо сильнее тебя. А учитывая, что я не самый спортивный школьник, сильнее меня практически все. Раньше-то меня Илюха защищал, но…
– Ты с рынка идёшь? – спросил конопатый.
– Да…
– А чего бегаешь? От кого-то бежишь?
– Да нет…
К моему собеседнику подошли ещё двое. Стали чуть поодаль, держа руки в карманах. Такие же – жуткие персонажи криминальных сводок, граждане демонических царств.
– Слушай, я просто проверить кое-что хочу. А ты шо делал на рынке?
Мы проехали пробку и мчались по трассе на всех парах. Неприятное воспоминание навеяло тоску и тяжесть в сердце. Миша прав: я давно отучил себя от “шокания”, “гэкания” и прочих прелестей суржика[1] и, наверное, теперь звучал для него как-то неправильно.
Ещё я отучил себя перебегать дорогу в неположенном месте и искать неприятности. И, главное, придумывать несуществующие вещи. Какие вибрации земли у “Маяка”? Что за самосвал и хозяин его Алексей?
Миша посапывал рядом, словно убаюканный динозавр: пришелец из далёкого прошлого. Тогда, на рынке, я не был с ним знаком, и, честно говоря, хотелось бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. А лучше, чтобы не происходило вовсе.
– Я диск покупал, – ответил я конопатому.
– А-а-а… А какой, где?
– В магазине “Аркона”. Там, чуть дальше, – я указал рукой. – “Шорох”.
– А продавцы смогут это подтвердить, если что?
– Ну да.
– Понятно. Короче, ситуация такая: у меня мать телефонами тут торгует. Своя точка. У неё украли один, новый, с камерой…
Книжный и радиорынок – главные центры в городе с куплей-продажей подержанных гаджетов. Об их происхождении ходило много слухов – якобы все воришки зарабатывали здесь сбытом краденого, кражей краденого, сбытом украденного краденого и далее по списку. А если знать, где искать, можно было обзавестись и более экзотичными вещами: волшебными изумрудами или шлемом сильнейшего из богатырей – Святогора. Но я, разумеется, тайными знаниями не обладал.
А Конопатому я ничего не ответил, и он продолжал:
– Ты пойми меня правильно, я ж за мать лицо отгрызу, понял, да? Она сказала, что украл паренёк какой-то. Где-то твоего возраста. Я тебя ни в чём не обвиняю, но ты тут бегаешь, ведёшь себя как вор, ну реально. Сходи со мной к ней – она скажет, ты это или нет. Лады?
– Да я тороплюсь… – неуклюже пробормотал я, глядя по сторонам. Прохожие нас не замечали. И наверняка они не делали вид, что не замечают, просто мы стали невидимыми, в этом всё дело.
– Я тебе говорю – за мать я что хочешь сделаю, – как-то резче сказал Конопатый, и его друзья сделали два шага, вытащив руки из карманов. – Она тебя описала, понял, да? Сказала ещё, что надпись на спине какая-то была…
Он обошёл меня, посмотрел на футболку с китайскими иероглифами в районе лопатки и округлил глаза:
– Есть надпись… – сказал он, да так искренне, что я даже готов был поверить в неопровержимое доказательство моей вины – надпись на одежде. – Слушай, давай без этих, лады? Сходим проверим. Телефон у тебя есть? Покажи.
Я показал “Нокию”, которую родители подарили мне на день рождения. Конопушки Конопатого побагровели, даже количество их увеличилось:
– Это тот телефон… – он взял меня за локоть и агрессивно сказал: – пошли. Она недалеко, во дворе. Заходить не будем, она с первого этажа посмотрит, и всё. Закумарил[2].
И повёл меня через дорогу. На зелёный. По правилам. Дружки, закурив, последовали за нами. Я не мог развернуться и уйти, эту функцию внутри меня поразил вирус боязни, и я просто смотрел прямо перед собой.
Недалеко находилась городская больница. Не милиция. Хотя что бы я сделал? Пусть даже блюститель порядка мимо прошёл? Ну? Что? Попросил о помощи? Да куда там. Даже не подмигнул бы, давайте честно. Я не Святогор. Уж он бы – ух! Взял бы их, да за головы, да как треснул бы об асфальт, а потом ещё и старушку бы через дорогу перевёл. Жаль, я не он. И никогда таким не стану.
А может, и не нужна мне помощь? Может, мне нравится, что эти чуваки ко мне доколебались! Это острее, чем красный светофор, опаснее, это хоть что-то новенькое…
Мы обогнули какую-то пятиэтажку и зашли во двор, широкий, но пустой, точно заброшенный и никому, кроме Конопатого, не интересный. Одна только мокрая рубашка, сушившаяся на одиноком турнике, выдавала в царстве пыли и песочных кирпичиков наличие местных жителей. И ещё, быть может, надпись “Шахтёр – чемпион!” на бордюре.
Конопатый подвёл меня к крайнему подъезду и встал рядом со сломанной пополам лавкой. Не хватало тут только облезлого коня, припаркованного в ожидании не менее облезлых рыцарей.
– Покажи ещё раз телефон, – потребовал Кон.
– А где ваша мама? – спросил я.
– Ты мать мою не трожь, понял? Телефон показывай!
Я извлёк “Нокию” и крепко сжал в руке.
– Новенькая, – сладострастно проворковал Конопатый и агрессивно почесал шею обеими руками. – Давай сюда. Красть – нехорошо, понял, да?
Понял, отчего же. И тебя понял, Конопатый. Зовут тебя, наверное, Семён. Ты рос в семье алкоголиков, обожал “Спокойной ночи, малыши”, только заяц тебя подбешивал. В школе тебя недолюбливали, поэтому ты обозлился. На всех сразу, но в большей степени – на самого себя. Общество не дало тебе реализовать таланты, и гоп-стоп стал единственной профессией, в которой ты хоть как-то сумел себя проявить.
Я протянул руку с телефоном. Зажмурился… И подставил лицо под удар. Не могу быть как Святогор, значит, буду как святой библейский. Может, оно и к лучшему.
– Бей, Семён, – сказал я.
– Что? Какой я тебе…
Вдруг дверь в подъезд открылась. Я это услышал, не увидел, так как продолжал жмуриться. А когда открыл глаза, то и увидел тоже. Парня наверняка по имени Миша, с чемоданчиком.
– Так, Горыныч, – сказал он. – Ты мне установленные порядки не нарушай. Шубин недоволен. Когда Шубин недоволен, я тоже недоволен. А когда я недоволен, все вокруг тоже должны быть недовольны, а тебе как будто бы всё нравится. Мальца в покое оставь – и уходи восвояси. Не нравишься ты мне.
Когда он назвал меня “мальцом”, я удивился. Миша выглядел моим ровесником. Только осанка его, красная рубашка с жёлтыми квадратами, заправленная в строгие брюки, и какое-то неуловимое умение прямо держать подбородок выдавали: у него много больше жизненного опыта, чем у меня.
– Че-е-е-во-о… – ошарашенно проговорил Конопатый, оскалился и, сжав кулаки, двинулся на странного незнакомца. – Да я твоего Шубина…
Миша не дрогнул. Он быстрым движением постучал по чемоданчику, и в его правой руке, словно по мановению волшебной палочки, оказалась…
– Это кочерга, – объявил Миша.
Конопатый в ужасе отшатнулся. “Что за кочерговая фобия?” – подумал я. Дружки Конопатого таращились с таким же страхом, как их вожак, и явно ждали команды.
– Но ты знаешь её под другим именем… – Миша поднял странное орудие над головой, и мой мир перевернулся.
Мы чуть не врезались в синий внедорожник. Водитель даже не выругался, вырулил с безразличным лицом и сделал музыку громче. Миша проснулся, громко зевнул, посмотрел на меня и снова закрыл глаза.
– Миш? – я толкнул его локтем. Мне жутко хотелось кое-что у него спросить.
– Ага?
– А Кладенец ещё с тобой?
Миша улыбнулся и почему-то похлопал себя по животу.
– Со мной, дорогуша. Где б ему ещё быть.
И опять уснул.
Двор изменил цветовую гамму. Стал оранжевым с примесью бордового и какого-то… такой цвет принимает сильно раскалённая сковородка, на которую не дай бог капнуть водой. Тела гоп-троицы тоже менялись: кожа их зеленела, из-за этого возникал ядовитый контраст с фоном, а под трескающейся одеждой росла чешуя. Языки удлинялись, вываливаясь изо ртов, и раздваивались.
Конопатый кашлянул огоньком и выругался. А один из его товарищей отгрыз половину чересчур длинного когтя и сплюнул. Единственное, что не изменилось, – запах. Троица всё так же пахла смесью алкоголя, грязных носков и замшевого чехла от телефона.
Миша смотрел на них равнодушно, я – очарованно. Но не испуганно, зафиксируйте это. Люди боятся высоты, темноты и ядерных ракет, а к тому, что происходило сейчас, эволюция органы чувств не готовила.
Перед нами стояли три ящера ростом с представителей баскетбольной команды. Позади Конопатого Семёна – а конопушки сохранились, только в виде болотно-зелёных тёмных пятен на чешуе – мотылялся хвост. А дружки его скорее походили на тираннозавров с длинными, выдающимися вперёд пастями.
Они вдруг разом зашипели – и ринулись на Мишу. Когти-сабли, зубы-рапиры – в бой! Я подумал: ну, всё. Был спаситель – нет спасителя. После него переметнутся на меня и я всё-таки получу по голове. Интересно, в каком месте её проткнут: на макушке или в области виска?
Однако рефлексы Миши оказались богатырскими. Святогорскими! Он уклонился от Семёна, сделал шаг, крутанулся и стукнул его по затылку. Ящер с грохотом повалился на землю. Двое других попытались напасть скоординированно: один – снизу, другой, подпрыгнув, сверху. Миша этот трюк разгадал. Подсел, сделал апперкот – бум! Ящер в воздухе взлетел ещё выше. Кочерга описала широкую дугу, красивую, как по циркулю, и сшибла с ног последнего врага.
У меня отвисла челюсть со всеми тремя пломбами, вставленными в прошлый вторник, – от такого-то мастерства. Я срочно должен научиться орудовать кочергой так же круто!
– Горыныч… – выдохнул Миша, покачав головой, – ещё одно происшествие – и ты будешь изгнан. Я не шучу. И Шубин не шутит, – понимая, что никто его не слушает по причине отключки, он повернулся ко мне. – Миша.
Двор приобрёл былые краски. Воздух разрезали детские крики и стук мяча со стороны футбольного поля. Перед нами лежали три человека в спортивных костюмах, избитые и никакие тебе не ящеры. В окно первого этажа выглядывала старушка по имени… дайте угадаю… Авдотья Агаповна, бывшая гимнастка и любительница вышивать пингвинов на носочках.
– Саша, – сказал я и пожал протянутую руку. – А ты правда Миша?
Так здорово, что я угадал. Подумал – Миша, а он и впрямь Мишей оказался.
– Ну да. Чего ж мне шутки шутить? Приятно познакомиться. Пойдём отсюда, Саша. А то набегут…
Мы вышли на улицу Тайных Университетов, и только там, возле магазина тортов “Лучиано”, я задал волнующий меня вопрос.
– Так это был, я так понимаю…
– Горыныч.
– …не Семён?
– Горыныч, говорю ведь. Та ещё погань. Но сердце доброе. Иногда.
– Но ведь это… из сказок… – неуверенно сказал я.
– Ты не удивляйся, Саша. А впрочем, говорить, что тебе делать и как себя чувствовать, я не вправе. Дикополье – край удивительный. Горыныч не может здесь быть злобным драконом, не по-нашенски это. А вот троицей бандитов – пожалуйста.
– Дикополье? Это что?
– Это край наш так называется, ежели под правильным углом на него посмотреть, – блестящие глаза Миши игриво бегали туда-сюда, словно показывая, как это – смотреть «под правильным углом». – У всякого города есть обратная сторона – та, в которой обитает волшебство. Обычным топонимом обзывать её нельзя – отпугнёшь. Даже улицу…
– Я все улицы по-своему называю.
– Вот и молодец! Ну, пока, Саша! Мы ещё с тобой увидимся. Совсем скоро. Нынче в Дикополье неспокойно, и твоя помощь мне придётся очень кстати.
Он поклонился и запрыгнул в подъехавший троллейбус. А я так и остался стоять, глядя на статую шахтёра с куском угля в руке. Всё произошло так быстро, а я, как обычно, стормозил и не успел задать ни одного толкового вопроса. Дикополье, блин. Про Дикополье! Про это я и у мамы спрошу!
Зато много чего додумал самостоятельно. Если вкратце, я осознал, что Миша – иллюзионист из Румынии с восемнадцатью братьями, я – сошёл с ума, а мир – он, в общем, то же самое, что и я.