– Ты что, только из койки вылезла? – прошипела Рената, когда я, запыхавшись, вошла в офис. – На кого ты похожа! Хоть бы спортивный костюм переодела!
– Сама велела мне бежать как есть, – напомнила я.
– Но я не предполагала, что твое «как есть» столь ужасно! – парировала хозяйка. – Иди сюда, в кабинет…
Все мое детство, потом юность и большая часть зрелости прошли около крайне недовольной дочерью мамы. Она постоянно делала мне замечания:
– Не горбись! Не чавкай! Не болтай! Не ленись! Учись отлично! Забудь о мальчиках! Сначала диплом – потом забавы!
Думаю, мама хотела воспитать идеального члена общества, подгоняла меня под некий живший в ее голове идеал, но я оказалась неблагодарным материалом и служила своим родителям вечным напоминанием их педагогической несостоятельности. Нет-нет, я не совершала ничего асоциального, не курила, не пила, впервые поцеловалась только на свадьбе, брачная ночь была у меня первой во всех смыслах этого слова. Я очень старалась понравиться собственной маме! Но если школьнице Тане и удавалось получить по математике четверку, дома ее незамедлительно спрашивали:
– Почему не пять?
Взяв в руки мою тетрадь с сочинением, мать возмущалась:
– Ну и почерк! Грязно! Не знаю, почему учительница поставила тебе отлично! Больше тройки ты не заслужила!
И папа, и мама скончались, а я так и не стала образцом для подражания. Великолепно знаю свои отрицательные качества: я ленива, медлительна, туго соображаю, пассивна, некрасива, слишком толстая и неповоротливая. Остается лишь удивляться, по какой причине Гри, под которого красотки укладываются штабелями, женился именно на мне. До сих пор меня терзает недоумение: ну что он во мне нашел? Да к тому же муж намного моложе.
Впрочем, я успешно пытаюсь прятать неуверенность за широкой улыбкой, хотя любые намеки на недостатки моей внешности жалят меня сильнее диких африканских ос. Но я очень хорошо понимаю: если покажу свою обиду, окружающие не замедлят этим воспользоваться.
Хотите совет от женщины, над которой постоянно издевались и одноклассники, и одногрупники? Едва кто-то, желая уколоть вас, воскликнет: «Вау! Ты сегодня страшнее атомной войны и явно прибавила в боках!» – не вздумайте надуть губы и заплакать. Жалеть вас не станут, и угрызений совести хам не испытает. Тут нужен иной способ борьбы. Широко улыбнитесь и с радостным выражением идиотки воскликните: «Верно! Прикинь, я хочу принять участие в соревновании „Самая толстая задница“. И начинайте громко хохотать. Пару раз проделаете подобный трюк, и от вас отстанут. Неинтересно ведь дразнить человека, который сам готов посмеяться над собой. Потом вы, конечно, порыдаете в ванной, за плотно закрытой дверью, но посторонние не должны об этом даже догадываться…
И сейчас, услышав слова Логиновой, я немедленно воспользовалась отработанным приемом.
– Что ты, сегодня я выгляжу просто чудесно! Вот вчера… Эх, жаль ты меня не видела, это были руины Черкизовского рынка.
– Почему именно его руины? – вдруг удивилась Логинова. – Обычно вспоминают про Помпеи.
– На Помпеи не тяну, – с ложной скромностью ответила я, – мой потолок – вещевая толкучка.
Рената захихикала.
– Ты обладаешь уникальным даром возвращать людям хорошее настроение, – заявила она.
– У меня случайно это получается, – пожала я плечами, не выходя из роли.
Логинова распахнула дверь и пропустила меня в свой кабинет.
– Вера Петровна, гляньте, подходит? А то фотография часто искажает человека. Хотя в нашем альбоме отличные карточки сотрудников.
Я лишь усмехнулась мелькнувшей мысли: если вы стали похожи на собственное изображение в паспорте, срочно проситесь в отпуск. А затем посмотрела на клиентку.
Худенькая, смахивающая на ощипанного воробышка женщина, опираясь на ручки, встала.
– О! Великолепно! – воскликнула она, окинув меня цепким взглядом. – Даже спортивный костюм в жилу, она обожала такую одежду. И грима много не понадобится. Потрясающее совпадение! Едем!
– Куда? – поинтересовалась я.
– Разве вам не объяснили? – встревожилась Вера Петровна.
– Я еще не успела, – сказала Рената.
– Катастрофа! Она не сможет выучить роль! – простонала заказчица и рухнула обратно в кресло.
– Татьяна наша лучшая сотрудница, – запела хозяйка.
Я приосанилась. Доброе слово и кошке приятно.
– Госпожа Сергеева у нас – суперпрофи, справляется с любыми заданиями легко, – продолжала нахваливать меня Рената.
Вот тут означенная суперпрофи насторожилась. Ох, не зря Логинова льет елей! Видно, приключилась на редкость масштабная неприятность.
– Хватит разговоров, лучше введите актрису в суть дела, – перебила Ренату Вера Петровна.
– Значит, так… – резко изменив тон, повернулась ко мне Логинова. – У Веры Петровна есть муж, Олег Михайлович. У них полное взаимопонимание, дом обеспеченный, проблем никаких.
– Замечательно, – встряла я со своим комментарием.
– Но в последнее время Олег загрустил, – вступила в беседу заказчица. – Всегда был веселым, очень остроумным, а тут совсем сник.
– Неприятности на работе? – предположила я.
– Ни малейшего намека, – отрезала дама, – его бизнес стабилен.
– Может… простите, конечно… любовница? – брякнула я.
Рената незаметно ущипнула меня, но Вера Петровна не разозлилась.
– Мой муж не ходит налево! Я ни о чем таком не знаю! – отвергла она мое предположение.
– А большинство жен и не знает о неверности супругов, – продолжала я. – Мало кто затевает адюльтер с целью сообщить о нем жене!
– Олег мне все рассказывает. Абсолютно! – заявила дама. – Супруг со мной предельно откровенен, я в курсе его дел и моральных терзаний.
Я опустила голову. Желание полностью душевно обнажиться перед другим человеком, пусть даже и близким тебе, является симптомом психического заболевания. У нормальных людей всегда есть некие секреты, большие и малые, которые даже под дулом пистолета не захочется озвучивать. Значит, либо мужик слегка не в себе, либо Вера Петровна обманывается.
– Естественно, я провела работу с мужем, – продолжала клиентка, – и в процессе разговора выяснила: он тоскует по временам своего детства. Понятно?
Мы с Ренатой одновременно кивнули.
– Чтобы Олег восстановился, я оборудовала для него комнату, воссоздала помещение, в котором он провел школьные годы, – вещала Вера Петровна. – Пришлось, конечно, потрудиться, но результат превзошел все мои ожидания. Да вы сами увидите. Олег вошел в детскую и прослезился. Кинулся меня обнимать, заплакал от счастья и сказал: «Теперь у меня есть угол, где я сумею полностью расслабиться. Спасибо, любимая!»
Вера Петровна осеклась, достала сумку, вытащила оттуда платок и начала промокать глаза, тоже прослезившись.
Я посмотрела на Ренату и незаметно покрутила пальцем у виска. Логинова развела руками. Заказчица убрала платок в недра ридикюля и вернулась к своему рассказу:
– Неделя прошла шикарно. Олег буквально возродился – опять шутил, смеялся. Но потом снова погас. И мне опять пришлось с ним работать.
– Думается, в данном конкретном случае лучше всего обратиться к специалисту, пригласить врача, – не выдержала я.
Вера Петровна положила ногу на ногу.
– Солнышко, я психотерапевт. Вам ясно? Я опытный специалист, обладаю обширной практикой и расчудесно разбираюсь в проблеме мужа. А она такова: Олег фактически рос сиротой при живых родителях, недополучил любви и ласки. Значит, просто следует наполнить пустой сосуд. Понятно?
Мы с Логиновой снова закивали.
– В ходе сеансов всплыло одно обстоятельство, – продолжала дама. – В семье Олега была домработница. Она заботилась о мальчике, помогала ему с уроками, хвалила его, а иногда и наказывала. Короче, исполняла еще и обязанности гувернантки. Именно Тигровна являлась для Олега символом спокойствия, бастионом надежности. Увы, старушка умерла, когда Олег учился в десятом классе. И с той поры в его сердце образовалась рана. Муж не может расслабиться, он не ощущает душевного комфорта.
– Какое странное имя – Тигровна, – изумилась я.
– Женщину звали Натэлла Тиграновна, – улыбнулась Вера Петровна. – Однако ребенку было трудно выговаривать ее имя и отчество, и в результате получилась Тигровна. Так вот, вам предстоит сыграть ее роль!
На секунду я опешила, потом протянула:
– Вроде я мало похожа на старуху. И, думается, Натэлла Тиграновна была армянкой. Я же русская и по возрасту отнюдь не бабушка.
– Не волнуйтесь, Вера Петровна, – задергалась Рената. – Татьяна изобразит, что надо. Загримируем ее, замажем, состарим, если надо усики приклеим…
Вера Петровна замахала руками.
– Нет, нет! Тигровне на самом деле было чуть больше тридцати пяти, но ребенку она казалась пожилой. Татьяна очень похожа на гувернантку, вот только надо нарисовать на виске родимое пятно.
– Отлично! – возликовала Логинова. – Сейчас придет гример. И пока он будет работать, вы расскажете Татьяне, как ей себя вести с Олегом.
Через пару-тройку часов мы с Верой Петровной вышли из машины – кстати, совсем не дорогой иномарки – и поднялись по ступенькам к роскошной парадной двери пафосного особняка. Похоже, Олег Михайлович, мечтающий вернуться в беззаботное детство, зарабатывает бешеные деньги, маловероятно, что громадный дом построен на гонорары психотерапевта.
– Детская на первом этаже, – пояснила хозяйка. – Сюда, пожалуйста, через библиотеку. Нет, нет, здесь комната Ирины, нам налево… Оп-ля, пришли!
Дверь, перед которой мы остановились, разительно отличалась от остальных, мимо которых Вера Петровна меня провела. Она была не цельной, сделанной из массива дуба, а просто фанерной. И цвета другого – серо-белая. Кое-где филенки покрывали царапины, а ручка выглядела совсем дешевой. Она представляла собой морду льва, из пасти которого торчало кольцо.
– Входим, – приказала психотерапевт и открыла дверь.
Моему взору открылась спальня. У широкого окна стоял самый обычный двухтумбовый письменный стол. На его поверхности лежало стекло, а под ним – расписание уроков. Рядом была засунута записка: «Бассейн в понедельник, среду и пятницу с 18 до 19.30. Музыкальная школа в четверг, субботу, воскресенье и вторник с 16 до 20. Не забывай сумку». Справа на столешнице высилась стопка учебников, слева несколько тетрадей, обычная настольная лампа, посередине белел перекидной календарь. У стены стоял трехстворчатый шкаф, за ним кровать с железными спинками, верхнюю часть которых украшали маленькие шарики, выкрашенные в белый цвет. У другой стены – книжный стеллаж и нечто вроде комода, заваленного моделями машин. Дальше шло кресло, над ним висел пластмассовый радиоприемник.
На койке мирно спал мужчина, одетый в синюю байковую пижаму, явно сшитую по заказу жены. Теперь подобных одеяний днем с огнем не сыщешь. Нынешним детям повезло больше, чем их сверстникам из прошлого века – у малышей сейчас яркая одежка и замечательные игрушки. Один компьютер чего стоит! А одногодки Олега Михайловича проводили свободное время в компании с моделями машин и самолетов.
– Ну, начинай, – скомандовала Вера Петровна, – желаю тебе удачи. Главное, не сомневайся в своих силах! Олег настроен на игру.
– Он и правда спит? – с недоверием осведомилась я.
– Да, – кивнула она. – У него сегодня выходной, пообедал и лег. Приступай!
Вера Петровна вышла, а я осталась в спальне. Постояла мгновение, потом решительно подошла к кровати и потрясла хозяина за плечо.
– Олежек, вставай!
– Отстань, – прошептал тот.
– Пора чай пить.
– Не хочу!
– Надо подниматься.
– Отвяжись! Какого хрена пристала, дура!
Я опешила. И как следует поступить гувернантке, если воспитанник откровенно хамит? У меня нет своих детей, поэтому отсутствует и родительский опыт, но предполагаю, что грубияна следует наказать.
– Ты как со мной разговариваешь?! Немедленно попроси прощения! – гаркнула я.
Олег сел, потряс головой и, не открывая глаз, заявил:
– С ума сошла? Ох и надоела ты мне, блин! Вали отсюда!
Меня охватило глубочайшее изумление. Слово «блин» почти нецензурное выражение для ребенка. И как мне поступить? Хлопнуть «малыша» по губам? Но текст выученной роли был совсем иной! Ладно, начну его озвучивать.
– Милый Плюша, твои любимые «ушки» на столе, – просюсюкала я. – Иди скорей, пора пить чай с домашним печеньем.
Глаза Олега распахнулись и уперлись в меня. Я заулыбалась и продолжила:
– Тигровна испекла «ушки»!
Лицо хозяина исказила гримаса.
– Ты кто? – еле слышно спросил он.
– Не узнал, милый?
– Н-нет, – прозаикался Олег. – То есть да… О боже! Нет!
– Ты очень крепко спал, – произносила я заученные слова, – я тебя еле-еле добудилась. У нас сегодня десятое октября. Или забыл?
– Десятое октября… – эхом повторил Олег. – О нет! Неправда! Где она?
– Кто? – старательно разыграла я изумление.
Впрочем, я на самом деле испытывала некое удивление. Вера Петровна, когда объясняла мне роль няни, предусмотрела все реакции мужа: сначала он удивится, потом сообразит, что жена приготовила ему новую забаву, и с энтузиазмом включится в игру. Но пока клиент не очень-то идет на контакт.
– Беда, – промямлил Олег, – память у меня совсем отшибло.
Я рассмеялась.
– У мальчиков не бывает склероза. Ну хватит безобразничать, а то я тебя накажу!
– Я мальчик? – не успокаивался Олег.
– Уж не девочка!
– Маленький? – изумился мужчина.
– Хватит разговоров! Пей чай и садись за уроки. Кстати, ты скоро школу заканчиваешь! – гнула я свою линию, поражаясь нелепости спектакля.
Внезапно Олег поднял колени к лицу, обхватил их руками и, качаясь из стороны в сторону, протянул:
– Так какое сегодня число?
– Сказано же, десятое октября.
– А где мама?
– Она отдыхает.
– Где?
– В своей спальне. Вот скоро проснется, и я ей пожалуюсь.
– Сегодня десятое октября?
– О господи… Да!
– Нет, неправда. Не может быть, – прошептал Олег, – ты врешь.
Я подавила вздох. По расчетам Веры Петровны, сейчас ее мужу следовало потребовать полдник – в комнате приготовлено все для чаепития. Но, очевидно, она все же не досконально изучила мужа, и действие стало разворачиваться не по плану.
– Десятое октября? – шарахнулся к стене Олег. – Не хочу! Не хочу! Все! Конец! Нет!
Крик прокатился по комнате и взметнулся к потолку. Вот тут я испугалась и решила прекратить игру.
– Олег Михайлович, успокойтесь.
Куда там! Взгляд хозяина остекленел, как у зомби.
– Тигровна! Ты! Живая! Десятое! Нет! Она здесь! Моя голова! Помоги! Болит! Дай!
– Что? – засуетилась я. – Лекарство? Какое?
Хозяин неожиданно рассмеялся.
– Сейчас мне будет хорошо. Очень!
Не успела я охнуть, как Олег Михайлович вскочил, одним прыжком достиг шкафа, распахнул дверцу, схватил с полки пузырек и разом вылил себе в рот его содержимое.
– Немедленно выплюнь! – приказала я, все еще на автопилоте играя роль няни.
Олег Михайлович сделал шаг вперед, подогнул колени и медленно осел на пол. Затем лег на протертый ковер, разбросал в сторону руки-ноги, вздрогнул и замер.
Я кинулась к Олегу Михайловичу, попыталась перевернуть его на спину, но сумела лишь поднять его голову. Широко раскрытые глаза не моргали, рот был полуоткрыт, а нос стал заостряться прямо у меня на глазах. Я отскочила в сторону, ударилась о кровать, упала и, не вставая, на четвереньках отползла к двери. Похоже, Олег Михайлович только что умер.
На ковре остался пустой пузырек – узкий, длинный, с красной этикеткой и пробкой цвета крови. Горло флакона было витым. Согласитесь, странный дизайн для упаковки лекарственного средства.