16 декабря 1795 года Джейн исполнилось двадцать лет. Том до сих пор не появился, но Джейн сохраняет оптимизм, поскольку напросилась на обед к своей дорогой подруге и тете Тома, миссис Лефрой. Джейн подозревает, что Том считает бестактным просить ее руки у отца, в то время как судьба Джорджи висит на волоске. Тем не менее он мог бы объявить о своих намерениях самой Джейн, тем более что сегодня ее день рождения. Скандал с арестом Джорджи не может отпугнуть его, Том – верный человек. По крайней мере, Джейн на это надеется.
Соответственно, Джейн одевается с особой тщательностью. Она терпит ужасные щипцы для завивки, вместо того чтобы полагаться на естественную красоту своих волнистых волос, и разрешает себе одолжить из гардероба Кассандры платье василькового цвета. У Джейн есть собственное платье, сшитое из того же отреза хлопка, но, поскольку она не так тщательно ухаживала за ним, ткань выцвела.
В семейной гостиной Остенов мать и отец в халатах и чепцах сидят за накрытым скатертью столом. Краснощекая Анна в детском стульчике грызет свой пухлый кулачок, а Джеймс устроился на корточках перед камином с кусочком хлеба на вилке для поджаривания. По дому священника пробегает холодок, несмотря на пламя в камине.
– С днем рождения, дорогая! – Миссис Остен натужно улыбается, обнажая зубы, но не поднимая уголки рта вверх.
– Спасибо, мама. – Джейн садится и наливает себе чашку чая: черного, но, увы, без сахара. В центре стола лежит большой сверток, завернутый в коричневую бумагу. Только Джейн испытывает не радость, а чувство вины. Как родители могут праздновать день ее рождения, когда жизнь еще одного из их детей по-прежнему остается в опасности? – Но вам не следовало этого делать. Не в нынешних обстоятельствах.
Мистер Остен выглядывает из-за газеты, направляя взгляд на сверток.
– Он уже давно был готов. Кроме того, мы должны сохранять привычный образ жизни настолько, насколько это возможно. Господь на небесах знает, что Джорджи невиновен и у нашей семьи нет причин стыдиться за него. По возможности придерживаться нашей обычной рутины – единственный способ пережить эти неприятности.
В прошлом Джейн была виновата в том, что считала своих родителей бессердечными из-за их стойкости перед лицом трудностей. Теперь она симпатизирует их прагматизму. Постоянный страх за судьбу брата тяжелым камнем давит ей на грудь, но плачем и причитаниями в спальне весь день напролет она не спасет Джорджи. Она должна сохранять хладнокровие, если хочет поймать убийцу.
– Полагаю, ты прав.
Джеймс снимает тост с вилки, обжигая руку о хлеб, когда кладет его на тарелку.
– Ой! – Он дует на кончики пальцев и трясет ладонью. – Не хочешь открыть свой подарок, Джейн? Обычно ты не такая сдержанная.
Джейн отодвигает чай и подтягивает к себе сверток.
– Ну, я уже почти взрослая женщина. Самое утонченное и благородное создание. Еще год, и я достигну совершеннолетия.
Подарок тяжелый. Хотелось бы надеяться, что это не пяльцы для вышивания или подобная ерунда. Девушка аккуратно развязывает бечевку и разворачивает бумагу, стараясь не порвать ее, – даже коричневая бумага стоит немалых денег, и Джейн никогда не упускает возможности использовать ее повторно.
В свертке она находит деревянную коробочку, покрытую лаком и слишком изящную, чтобы предназначаться только для хранения чего-либо. Крышка крепится на петлях. С обеих сторон шкатулки есть латунные ручки, а запирающий механизм выполнен в форме ромба. Джейн открывает коробочку, как книгу. Детали клиновидной формы образуют наклон – наклон для письма.
Джейн прикрывает рот рукой. Коробка превратилась в переносной письменный столик, обитый темно-зеленой кожей.
– Ну что, – говорит мистер Остен, – нравится?
Девушка качает головой, не веря в заботливость своего дорогого отца, не говоря уже о его щедрости.
– Больше, чем я могу выразить словами.
Во время поездок в гости к многочисленной родне Остенов Джейн с завистью смотрела на джентльменов, пользующихся в обеденных залах постоялых дворов переносными письменными столами. Она мечтала иметь собственный столик с тех самых пор, как впервые увидела такой. Внутри коробки есть несколько отделений, в которых находится маленькая стеклянная баночка с чернилами, миниатюрный серебряный горшочек с присыпкой, нарезанные листы бумаги и даже перочинный нож для заточки пера.
Отец Джейн не просто подарил ей деревянную шкатулку. Это возможность носить с собой все необходимое для написания историй, куда бы она ни отправилась, надежно запирая свои идеи до тех пор, пока не наступит пора ими поделиться с миром.
Миссис Остен доливает в заварочный чайник кипяток из медного чайника.
– Мы подумали, ты могла бы хранить там рукопись о леди Сьюзан. Тогда у тебя не будет оправдания не закончить ее, куда бы тебя ни занесла судьба. Одному Господу известно, куда лежит твой путь.
– Святый Боже! – Резко выставив локти в стороны, мистер Остен встряхивает страницы газеты.
В одном из внутренних отделений Джейн нашла два маленьких ключа и была слишком занята запиранием и отпиранием маленького ящика своего нового письменного стола, чтобы спросить отца, почему он ругается. Держась за латунную ручку, она выдвигала и задвигала ящик, то и дело заглядывая внутрь, как будто там магическим образом может что-то появиться.
– Что такое, дорогой? – Миссис Остен дует на горячий рисовый пудинг в деревянной миске Анны.
– Пишут о мадам Рено – новость о ее кончине попала в «Таймс».
– О, Боже милостивый! – Джеймс застыл, занеся над хлебом нож для масла. – Там ведь не упомянули Джорджи и ожерелье?
Трудно понять, как кто-либо, знакомый с Джорджи, может поверить, что он способен причинить вред мадам Рено, но в недобросовестных руках лондонской прессы он превратится в монстра.
Мистер Остен вчитывается в статью.
– Нет, никаких имен не называли. Статью разместили на страницах светской хроники и посвятили тому, как ужасающее обнаружение ограбленной и убитой женщины омрачило помолвку будущего баронета и наследницы хлопчатобумажной фабрики. Все, конечно, поймут, о ком это. Сэр Джон будет плеваться ядом.
– Как и миссис Риверс. – Утонченные черты лица миссис Остен приобрели измученный вид, а под ее обычно сияющими глазами залегли темные круги. – Не совсем то вхождение в высшее общество, на которое она рассчитывала.
Она протягивает Анне чашку теплого молока. Малышка хватает бабушку за запястье, и молоко расплескивается по столу.
Джейн обвивает рукой свой письменный набор и придвигает его поближе к себе.
– Если это напечатали в газете, им следовало бы привлечь свидетелей, а не публиковать подробности смерти мадам Рено ради подогревания интереса читателей. – Она захлопывает крышку шкатулки и запирает ее ключом. – Это приводит в бешенство. Мистер Крейвен неправильно проводит расследование. Ясно, что жертву убили не в результате ограбления. Во всяком случае, не преднамеренного.
– Почему это? – наклоняет голову мистер Остен.
Джейн прижимает ладони к крышке своей шкатулки для письменных принадлежностей, ощущая поверхность гладкого твердого дерева.
– Потому что профессиональный вор носил бы с собой оружие, что-то вроде ножа или пистолета. Ему не пришлось бы пользоваться грелкой для постели из чулана леди Харкорт. Не так ли?
– Это мог быть какой-то авантюрист, – замечает миссис Остен. – Другой торговец, который заметил ожерелье и испытал соблазн, перед которым не смог устоять? Возможно, он пытался незаметно похитить его, но женщина позвала на помощь? Если вор хотел заставить ее замолчать, а не убить, это может объяснить, почему он выбросил улику. Ожерелье было слишком опасно оставлять у себя.
– В этом тоже нет никакого смысла. – Джейн раздражает всеобщая готовность принять мотив преступления за чистую монету. – Почему выбрали именно ее? И почему напали именно в чулане Харкортов, а не где-либо еще?
Миссис Остен вздрагивает, плотнее запахивая халат на плечах.
– Кто знает? Та бедная горничная, о которой ты нам рассказывала. Ей, должно быть, потребовалась целая вечность, чтобы отмыть пятна крови с половиц, не говоря уже о том, чтобы вернуть меди блеск.
Джейн глубоко вздыхает.
– Это просто возмутительно. Должен быть способ, с помощью которого мы сможем установить настоящего преступника. Тогда мистеру Крейвену придется снять обвинения с Джорджи.
Родные смотрят на девушку в потрясенном молчании. Джеймс наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.
– Но, Джейн, мы делаем все, что в наших силах. Мы прочесали местность на многие мили вокруг, но пока не нашли никаких следов бродяг. Наверное, они уже покинули графство. Мы должны расширить поиски – привлечь кого-нибудь из землевладельцев Сассекса на случай, если эти негодяи направятся к побережью.
Джейн стискивает зубы. В поместье Харкортов не видели никаких незнакомцев. Почему сэр Джон пытался убедить всех, что они были? У нее растут подозрения относительно мотивов, побудивших его сфабриковать такую историю, и воспоминание о том, как миссис Твистлтон бросилась на защиту баронета, пугает ее еще больше.
– Что ж, если мой самый умный ребенок не может с этим разобраться, на что надеются власти? – Мистер Остен трет глаза.
– Очень любезно с твоей стороны, отец. – Джеймс подпирает подбородок рукой. – Но, признаюсь, это меня озадачило. Преступники не могли полностью замести следы. Ты видел письмо, которое я подготовил для юриста? Недди подтвердил, что он доволен условиями и просит отправлять счета напрямую ему.
Мистер Остен мельком подмигивает Джейн, подбадривая ее разбитое сердце.
– Я видел письмо, Джеймс, спасибо. Я бы сказал, что его можно отправлять.
Джейн уставилась на свои колени, пытаясь скрыть ухмылку. Однажды, когда она была наедине с отцом в его кабинете, он заявил, что с ее стороны очень хитро позволить Джеймсу верить, что он умнее ее, чтобы было легче его дурачить.
Мадам Рено убили около семи часов вечера. Джейн проверила приглашение на бал у Харкортов: гостей ожидали с восьми. Следовательно, убийство произошло в то время, когда поблизости было гораздо меньше людей, чем она первоначально думала – Харкорты, Риверсы, слуги и торговцы. Это значительно сокращает список подозреваемых. Осталось лишь изучить каждого из них и обманом заставить убийцу выдать себя.
От Стивентона до Эша – чуть менее двух миль. Это хорошая прогулка в погожий день, и Джейн совершала ее много раз… правда, никогда раньше поблизости не бродил убийца. Несмотря на решимость не позволить злодею отобрать у нее личную свободу так, как он отнял жизнь мадам Рено, девушка ускоряет шаг и вздрагивает от каждого шороха в живой изгороди. К тому времени, когда она достигает церкви Святого Эндрюса, ее сердце бьется, как у загнанной лани. Не желая выглядеть взволнованной перед своим тайным возлюбленным при первой встрече после их любовного свидания в оранжерее, Джейн заставляет себя неторопливо пройтись по церковному двору, чтобы восстановить дыхание. Надгробия здесь более вычурные, чем у церкви Святого Николая, но покрыты таким же пятнистым лишайником и клубками пушистого зеленого мха.
Миссис Лефрой открывает дверь и высовывает голову в золотом тюрбане наружу, на бледный солнечный свет. Она достигла среднего возраста, но является превосходной наездницей, и физические упражнения поддерживают ее изящную фигуру.
– Входи, Джейн, входи…
Джейн задается вопросом, смогут ли они с Томом когда-нибудь достичь такой же непринужденной атмосферы изысканного гостеприимства, как у его тети и дяди. Она, конечно, на это надеется.
Лефрои улучшили дом во многом таким же образом, как обогатили общество Хэмпшира своим культурным щегольством. Некогда обветшалое здание из красного кирпича теперь может похвастаться элегантным фасадом в палладианском стиле[24], а под свежевыкрашенными створчатыми окнами вьется плющ. Джейн переступает порог и следует за хозяйкой, украдкой оглядываясь по сторонам в поисках Тома. На полке для обуви не видно его высоких сапог, как нет и пальто на ряде медных крючков. Миссис Лефрой в роскошном пестром халате идет по узкому коридору в сторону своей лучшей гостиной, которую называет «салоном». Комната оклеена зелеными обоями с имитацией шпалер, обставлена подобием французской мебели и наполнена книжными шкафами.
Отсутствие Тома бросается в глаза.
– Мистер Лефрой не присоединится к нам?
Миссис Лефрой берет корзинку Джейн, чтобы та могла снять плащ и шляпку.
– Джорджа нет дома, он организует помощь бедным на зиму, – отвечает она, имея в виду своего мужа, преподобного Джорджа Лефроя.
– Нет, я имела в виду мистера Тома Лефроя.
– Тома?! – Миссис Лефрой подносит свои длинные белые пальцы к горлу. – С чего бы ему присоединяться к нам?
Джейн опускает голову, чувствуя, как бледнеет ее лицо.
– О, я просто так спросила.
Если Том не поделился новостью об их взаимном увлечении с родными, он не может быть серьезен в своих намерениях по отношению к Джейн. Возможно, он намеренно избегает ее, поэтому ушел, когда увидел, как она приближается к дому, либо потому, что его ужасает перспектива быть связанным с женщиной, брата которой обвинили в крупной краже, либо она ему никогда по-настоящему не нравилась. Джейн хватается за спинку кресла, чтобы не упасть, затем обходит его и плюхается на сиденье.
Миссис Лефрой отворачивается и ставит корзинку Джейн на буфет красного дерева.
– Собираешь терн? Хочешь приготовить настойку для сердца?
– Что? – Джейн морщит нос. – А-а, нет… это для чернил.
– Значит, тебе удается писать? При данных обстоятельствах? – Миссис Лефрой присаживается на краешек шезлонга.
– Нет, не совсем. Но я подумала, что хорошая долгая прогулка на свежем воздухе поможет мне прочистить мозги. – Джейн протягивает замерзшие ноги к огню. Она пыталась продолжить «Леди Сьюзан», но не смогла написать даже записку Кассандре. Она начала письмо своей любимой сестре, но вместо обычного веселого изложения деревенских сплетен обнаружила, что царапает:
«Стивентон, среда, 16 декабря 1795 года
Моя дорогая Кассандра,
кто мог убить несчастную модистку мадам Рено?»
Таким письмо и осталось – всего три строчки. Незаконченное, оно лежит на зеленой кожаной крышке ее переносного письменного стола, дома, на комоде. Рядом с письмом на деревянной подставке, которую Фрэнк вырезал для Джейн, выставлена соломенная шляпка, купленная у мадам Рено. К зеркалу прислонено напечатанное на жестком пергаменте приглашение на злополучный бал у Харкортов.
– Это, должно быть, ужасно для всех вас. – Миссис Лефрой похлопывает Джейн по руке. – Мой муж уже вызвался выступить в качестве свидетеля в защиту Джорджи, но ты обязательно дай мне знать, если мы еще чем-нибудь можем помочь.
– Спасибо, я так и сделаю. – Глядя на дубовую каминную полку, Джейн заставляет губы изобразить подобие улыбки. По периметру полки вырезаны виноградные лозы и этрусские вазы. Медные часы в виде кареты отсчитывают время.
Комната наполняется сильным ароматом кофе, когда горничная вносит на подносе расписанный цветами стаффордширский кофейник и ставит его на приставной столик. Миссис Лефрой закрывает глаза, вдыхая аромат.
– Твоя бедная мама. Как она справляется?
– Даже не знаю. Похоже, она держится бодро.
Раньше Джейн думала, что ее родители невосприимчивы к нескончаемой череде несчастий, которые постоянно обрушивались на них. Несмотря на все неудачи – болезни и тяжелые утраты в большой семье, происшествия на ферме и постоянные усилия заработать достаточно денег для покрытия расходов, – родители всегда пребывали в хорошем настроении. Теперь Джейн видит их огорчение из-за Джорджи, запечатленное на лицах и в медленной походке. Пускай их стоицизм не знает границ, но годы берут свое.
Миссис Лефрой наклоняется вперед, наливая густой черный кофе в две маленькие чашечки.
– И эта несчастная женщина… я ходила посмотреть, как ее готовят к погребению.
– Мадам Рено. – Джейн накручивает на палец один из своих с трудом завитых локонов и выпрямляет его.
– Да, пусть земля ей будет пухом. Леди Харкорт тоже вне себя от огорчения. Она возлагала большие надежды на этот вечер, а он закончился такой трагедией… Она вложила сердце и душу в организацию бала. Была такой оживленной, какой я давно ее не видела. Ты знаешь, как она обычно погружена в себя. И кто может ее винить? Она через многое прошла. Потеря Эдвина и все эти неблагоразумные поступки сэра Джона… – Миссис Лефрой делает паузу. – Возвращение Джонатана домой и его помолвка – единственный луч света на ее горизонте.
Краем глаза Джейн наблюдает за поджатыми губами миссис Лефрой, когда та отхлебывает кофе из своей чашки. Есть ли хоть капля правды в непристойных сплетнях Мэри об экономке сэра Джона? Если он действительно нанял падшую женщину вести хозяйство, это, несомненно, объясняет слепую преданность миссис Твистлтон ему.
– О да, все эти неблагоразумные поступки сэра Джона, – подхватывает Джейн.
– Боже, он еще и пьет… – цокает языком миссис Лефрой, – …и играет в азартные игры…
Она гладит себя по горлу, и Джейн действует напрямик:
– …не говоря уже о миссис Твистлтон.
– Уф… эта миссис Твистлтон. Почему сэр Джон считает необходимым вести себя так под носом у своей бедной жены, выше моего понимания. Одно дело, когда он распутничает в Бейзингстоке, но привести потаскуху в Дин-хаус и нарушить брачные обеты под собственной крышей! Леди Харкорт была бы оскорблена, если б узнала. Презренный человек… у него совсем нет сострадания к расшатанным нервам жены.
Джейн выпрямляется, широко раскрыв глаза.
– Вы хотите сказать, сэр Джон спит со своей экономкой?!
Миссис Лефрой ахает, ее пальцы взлетают ко рту.
– Джейн, маленькая шалунья! Что я сказала? Иногда ты кажешься такой строгой матроной, что я забываю, какая ты невинная. Не говори своей матери, что я рассказала тебе этот слух, я услышала его от своей парикмахерши, а она самая ужасная сплетница. Это все домыслы… мне не следовало говорить ни слова.
Джейн невольно смеется. Если б миссис Лефрой была убийцей, Джейн, без сомнения, вытянула бы из нее правду ровно за пять минут.
– Не скажу. А даже если б и сказала, она, как обычно, обвинила бы меня в том, что я дала волю воображению.
Но когда Джейн вытирает слезы веселья, она вздрагивает.
Ее отец часто читает старую заезженную проповедь о скользкой дорожке к грехопадению. Если сэр Джон и миссис Твистлтон виновны в прелюбодеянии, какие еще грехи они могли совершить? Но ни у кого из них не могло быть причин желать смерти мадам Рено. Разве что модистка видела их прежде в Бейзингстоке и пригрозила разоблачить интрижку. Это отрезвляющая мысль.
До конца своего визита Джейн выпытывает у миссис Лефрой подробности о распутстве сэра Джона и истинном характере миссис Твистлтон. Но миссис Лефрой с пониманием относится к уловкам Джейн и отказывается потакать своей юной подруге в дальнейших необоснованных сплетнях, вместо этого переводя разговор на литературу.
Одна из причин, по которой Джейн нравится посещать дом священника в Эше, заключается в том, что ей предоставляется беспрепятственный доступ к библиотеке. Перед уходом миссис Лефрой кладет роман «Эвелина»[25] в плетеную корзину Джейн. Джейн читала эту книгу несколько раз, но, очевидно, подруга знает, что знакомый текст принесет ей утешение – даже в этот период больших страданий. Когда хозяйка распахивает входную дверь, сердце Джейн неожиданно трепещет. Среди зарослей калины виднеется знакомая худощавая фигура.
– А, восхитительная мисс Остен! – Том Лефрой прижимает шляпу к груди и кланяется. При дневном свете в своем иссиня-черном двубортном сюртуке и высоких сапогах он меньше похож на щеголя и больше – на охотника. – Я пропустил ваш визит? В таком случае вы должны позволить мне проводить вас домой.
– Может, приказать подать экипаж? – Миссис Лефрой прикладывает руку к груди.
– О нет, спасибо. Сегодня прекрасный день, и я не хочу вас утруждать. – Джейн обменивается молчаливой улыбкой с Томом, затем проходит через садовую калитку на церковный двор. Солнечный свет играет на гранитных надгробиях.
– И это удовольствие для меня. – Том спешит за ней.
Как только они выходят на дорожку, Том предлагает ей руку. Джейн просовывает ладонь в небольшую щель между его локтем и мускулистым телом. Они идут так близко, что их бедра соприкасаются, и все ее тело покалывает.
– Мне было жаль услышать о неприятной истории с вашим братом. Я надеюсь, что ваши родители справляются с напряжением.
– Спасибо. – Джейн прикусывает губу, размышляя, как лучше обратиться к нему за юридической консультацией. Эта ситуация – нечто большее, чем просто «неприятная история», и ей нужен блестящий ум Тома, чтобы помочь ее разрешить. – У них все хорошо, насколько можно надеяться. Но это стало ужасным потрясением для всех нас. Я все время жду, что проснусь и обнаружу, что мне просто приснился страшный сон.
– Могу себе представить. – Том вздрагивает, словно отгоняя что-то неприятное. – Итак, вы скучали по мне?
Джейн не сводит глаз с тропинки.
– Скучала? С чего бы? Вы куда-то пропадали? Если и да, то, осмелюсь сказать, я этого не заметила, – поддразнивает она. Листья самых разных форм и оттенков коричневого, от бледно-золотистого до темно-шоколадного, усеивают дорожку. Джейн на ходу вдавливает их в землю.
– Мне пришлось вернуться в город. Уладить кое-какие дела для моего двоюродного деда Ланглуа[26]. Он спонсирует мою учебу в Линкольнс-Инн, так что я в его власти. Но он уверил меня, что сейчас я свободен. Как минимум до февраля.
Теплое чувство разливается в груди Джейн. Том больше не исчезнет. К февралю они наверняка определятся со своим будущим.
– Выходит, вы – вольная птица.
– Да, действительно. Дайте мне еще почитать «Леди Сьюзан». Она меня совершенно очаровала.
Джейн привыкла получать комплименты за свои рассказы от близких. Сколько себя помнит, она могла заставить друзей и семью заливаться от смеха. Но Том – первый человек, не считая ее ближайших родственников или горстки давних друзей, с кем она осмелилась поделиться творчеством.
– Не могу сказать, что я удивлена. Леди Сьюзан – самая искусная кокетка во всей Англии.
– О, я бы сказал, что у нее есть конкурентки на этот титул. – Том хватает девушку за локоть и увлекает за собой.
Огромный дуб раскинул голые ветви над тропинкой, надежно укрывая Джейн и ее возлюбленного. Том оглядывается по сторонам, затем заключает девушку в свои теплые объятия и касается ее рта мягкими губами. Каждое нервное окончание в теле Джейн трепещет. Она жаждала этого момента с тех пор, как они расстались в прошлый раз. Теперь, когда Том наконец-то рядом, она жалеет, что не может остаться в этом моменте навечно.
Когда Том отстраняется, на его губах появляется печальная улыбка.
– Чем ты занималась, пока меня не было? Помимо приема многочисленных поклонников, из которых, полагаю, я в конце очереди. – Он отходит на несколько шагов. – Писала весь день?
– На самом деле нет. – Джейн стоит как вкопанная. – Как я уже сказала, я была озабочена затруднительным положением моего брата Джорджи. Жаль, что я ничем не могу ему помочь.
В надежде на ответ она пристально смотрит на Тома.
– Признаюсь, я размышлял над его делом, и сомневаюсь, что тебе понравится то, что я скажу… – Том делает паузу, уперев руки в бока и уставившись в небо в ожидании, пока Джейн его догонит. – Но я бы посоветовал избежать судебного разбирательства через признание недееспособности.
– Недееспособности?!
– Да. Он не совсем в себе, твой брат, не так ли? – Том постукивает пальцем по виску.
Джейн сделала такое же предложение своим родителям, но из уст Тома идея объявить Джорджи сумасшедшим звучит совершенно бессердечно. Неудивительно, что отец наотрез отверг ее.
– Я тоже озвучивала эту версию, но мой отец сказал, что это означало бы признать Джорджи виновным по умолчанию. И что психушка еще хуже тюрьмы.
Впереди во всю ширину дорожки раскинулась большая грязная лужа. Том, защищенный своими высокими сапогами, смело проходит по ней.
– В таком случае для твоего брата остается лишь один вариант – признать себя виновным в краже и сдаться на милость суда. Гарантий нет, но при условии, что вы привлечете благосклонность правосудия, его приговор может быть смягчен до отправления на выселки.
Джейн приподнимает юбки и осторожно пробирается по корням огромного дерева, чтобы последовать за Томом.
– Выселки?
– Да, его отправят в исправительную колонию, вероятно, в Австралию, и обяжут оставаться там в течение четырнадцати лет.
– Я знаю, что такое выселки, но… – Джейн колеблется. Джорджи не способен самостоятельно выбраться из деревни, не попав в беду. Она не может представить, как он выживет, будучи насильственно вывезенным в Ботани-Бей[27] более чем на десять лет. Учитывая его особенности здоровья, сомнительно, что он переживет плавание.
– Знаю, это не идеальное решение, но лучшее, что я могу придумать. Если твой брат предстанет перед судом и признает себя невиновным, а присяжные сочтут его виновным – что они наверняка сделают, учитывая, что у него явно было ожерелье и нет достоверного объяснения, как оно попало к нему законным путем, – тогда… – Красивое лицо Тома мрачнеет. – Ей-богу, Джейн, надеюсь, я не первый, кто сообщает тебе это, но… это будет смертный приговор. В этом нет никаких сомнений.