Патти и Коротышка сидели вдвоем в комнате номер десять на неубранной постели. В конце концов Марк пригласил их на завтрак. Он уже собрался уходить, потом повернулся и снисходительно улыбнулся – мы снова друзья, и не нужно глупить. Патти хотела согласиться, но Коротышка сказал «нет». Они пошли в номер и выпили воды из-под крана, которую налили в стаканчики, стоявшие на раковине в ванной комнате.
– Ты будешь чувствовать себя еще хуже, когда попросишь его накормить нас ланчем. Тебе надо было сразу покончить с неприятными вещами. А теперь ты будешь себя мучить.
– Ты должна признать, что это выглядело странно, – заметил Коротышка.
– Что именно?
– Все, что произошло.
– О чем ты?
– Ты и сама видела. Ты там была, – проворчал Коротышка.
– А ты скажи мне своими словами, – попросила Патти.
– Я должен сказать? Теперь ты говоришь, как он. Ты видела, что произошло. Он начал с какой-то ужасной вендетты против меня.
– Я видела, что Питер добровольно потратил собственное время, пытаясь нам помочь. И сразу принялся за работу. Я даже еще не проснулась. А потом ты его оскорбил, заявив, что он испортил машину.
– Да, я согласен, вчера двигатель работал не слишком хорошо, но теперь и вовсе перестал. Что еще могло произойти? Очевидно, он что-то с ним сделал.
– С твоей машиной могло произойти все, что угодно. Быть может, когда ты запустил двигатель вчера вечером, это стало последней каплей, переполнившей чашу.
– То, что он заставил меня сделать, показалось мне странным, даже жутким.
– Он заставил тебя сказать правду, Коротышка. Мы уже были бы в Нью-Йорке и заключили бы сделку, и подъезжали бы к одному из тех мест, где можно поменять автомобиль. Оставшуюся часть пути мы проделали бы с комфортом.
– Я сожалею, – сказал Коротышка. – Правда.
– Может быть, механик сумеет починить машину.
– Может быть, нам стоит все бросить и уйти. Пока не пришлось заплатить еще пятьдесят долларов за комнату.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Патти. – Что значит уйти?
– На своих двоих. Мы можем дойти до дороги и подождать, когда нас кто-нибудь подвезет. Ты говорила, что в двадцати милях отсюда есть город с автобусной станцией. Мы бы сели там на автобус.
– Дорога между деревьями тянется на две мили. Ты готов нести чемодан? Он же больше тебя. И мы не можем оставить его здесь. К тому же это всего лишь проселочная дорога. По ней нет движения. Мы сами так всё спланировали, ты не забыл? А если нам придется прождать целый день, пока нас кто-нибудь подберет? В особенности учитывая, что с нами будет огромный чемодан. Такие вещи отпугивают людей. Они просто не станут останавливаться. К тому же у них может быть заполнен багажник.
– Ладно, будем рассчитывать, что механик починит машину. Или довезет нас до города. В своем грузовичке. Вместе с нашим большим чемоданом. А там мы что-нибудь придумаем.
– Еще пятьдесят долларов могут проделать брешь в наших финансах.
– Все еще хуже, – сказал Коротышка. – Пятьдесят долларов – капля в океане. Мы сможем жить здесь целую неделю за те деньги, которые нам придется отдать механику. Представляешь, эти парни платят ему только за то, что он приезжает! Как если б тебя вынуждали отстегивать деньги потому, что ты еще жива. Знаешь, все совсем не так, когда выращиваешь картофель, который механик ест, кстати сказать. Они любят картофель. Фри и запеченный, а также с сыром и беконом. Что, если я скажу им, что они должны отдать мне кругленькую сумму, чтобы я подумал, как лучше вырастить для них картофель?
Неожиданно Патти вскочила с постели, и Коротышка покачнулся.
– Я пойду прогуляюсь, – заявила она, подошла к двери, повернула ручку и потянула дверь на себя.
Ничего не произошло. Дверь снова была заблокирована. Патти проверила замок.
– Совсем как ночью, – сказала она.
Коротышка встал и подошел к двери.
Подергал ручку.
Дверь открылась.
– Может быть, ты неправильно ее поворачивала.
– Как ты думаешь, сколько существует способов повернуть ручку?
Коротышка закрыл дверь и отступил в сторону.
Патти подошла и попробовала еще раз, так же взялась за ручку, так же повернула ее и потянула на себя.
Дверь распахнулась.
– Странно, – сказала она.
Над центром Лаконии сияло солнце; казалось, что оно висит на небе чуть слишком низко, как в первые дни осени, но светило оставалось таким же теплым, как летом. Ричер пересек улицу на зеленый свет светофора, вошел в кофейню в одиннадцать десять, на пять минут опережая расписание, и нашел место за маленьким металлическим столиком в углу сада, откуда видел тротуар у входа в здание, где находились муниципальные офисы. Ричер не знал, как должен выглядеть Картер Каррингтон, хотя кое-какие идеи у него имелись. Во-первых, Элизабет Касл посчитала абсурдным предположение, что Картер мог быть ее поклонником. Во-вторых, она постаралась дать понять, что они не находятся даже в приятельских отношениях. В-третьих, его сослали в задний офис. В-четвертых, ему нельзя было общаться с посетителями. В-пятых, он являлся энтузиастом методологий переписи.
Всё вместе – не самые хорошие знаки.
В сад можно было попасть через другой вход, с парковки, и посетители постоянно приходили и уходили. Ричер заказал черный кофе навынос, но вовсе не потому, что собирался поспешно уйти из кафе, – ему не понравились альтернативные варианты, а чашки выглядели и весили, как ночные горшки. Никуда не годные чашки для кофе, по его мнению, но других они вполне устраивали, и сад постепенно заполнялся народом. Очень скоро осталось всего три свободных места, одно из которых неминуемо оказалось напротив Ричера. Факт его жизни. Окружающие считали, что к нему не стоит приближаться без уважительной причины.
Первой со стороны городских офисов появилась женщина лет сорока, суетливая, компетентная, вероятно, возглавлявшая один из отделов. Она поздоровалась с большинством посетителей – обычное дело, когда встречаются сотрудники одного учреждения, – бросила сумку на свободный стул, но не на тот, что находился напротив Ричера, и направилась к стойке, чтобы сделать заказ. Джек продолжая наблюдать за зданием, увидел, как из него вышел молодой мужчина и зашагал вдоль квартала. Даже издалека не вызывало сомнений, что он высокого роста и хорошо одет. Отличный костюм, белая рубашка, тщательно завязанный галстук. А еще коротко подстриженные, непокорные волосы, словно он пытался привести их в порядок, но у него ничего из этого не вышло. Загорелый, сильный, полный энергии и задора. Иными словами, он производил впечатление и на фоне старых кирпичных зданий выглядел как кинозвезда.
Вот только он слегка прихрамывал. Едва заметно, на левую ногу.
Женщина, подходившая к стойке, вернулась с чашкой и тарелкой, села на место, занятое сумочкой, после чего осталось всего два свободных стула, один из которых тут же заняла другая женщина – вероятно, глава какого-то другого отдела, потому что она приветствовала совсем не ту группу посетителей. Остался всего один свободный стул в саду – напротив Ричера.
И тут в сад вошел парень-кинозвезда. Вблизи он производил такое же впечатление, к тому же обладал привлекательной внешностью, быть может, немного грубоватой. Как ковбой, посещавший колледж. Высокий, поджарый, умелый. Лет тридцати пяти. Ричер сделал небольшую ставку на то, что он военный в отставке. Все говорило именно об этом. За секунду Ричер составил его воображаемую биографию, от СВПО[5] в западном университете до раны, полученной в Ираке или Афганистане, некоторое время, проведенное в медицинском центре Уолтера Рида, затем отставка и новая работа в Нью-Гэмпшире, возможно, на руководящей должности, возможно, ему приходилось проводить переговоры с представителями городской администрации. Высокий красавчик держал в руках стаканчик кофе навынос и бумажный пакет, слегка промокший от масла. Окинув взглядом сад, он обнаружил единственное свободное место, к которому и направился.
Обе женщины, начальницы отделов, повернулись к нему.
– Привет, Картер, – сказали они одновременно.
Красавчик поздоровался с ними и наградил обеих убийственной улыбкой, но не стал останавливаться и сел напротив Ричера.
– Вас зовут Картер? – спросил Джек.
– Совершенно верно, – ответил тот.
– Картер Каррингтон?
– Приятно познакомиться, а как зовут вас?
В его голосе звучало больше любопытства, чем неудовольствия. У него была речь образованного человека.
– Элизабет Касл посоветовала мне поговорить с вами. Она из городского архива. Меня зовут Джек Ричер. У меня имеется вопрос о старой переписи населения.
– Это спорный вопрос правового порядка?
– Нет, личный.
– Вы уверены?
– Единственный спорный вопрос состоит в том, уеду я отсюда на автобусе сегодня или завтра, – сказал Ричер.
– Я городской адвокат, – сказал Каррингтон. – А также совершенно помешан на переписи. По этическим причинам я должен понимать, с кем вы хотите поговорить.
– С любителем переписи, – ответил Ричер. – Мне нужна справочная информация.
– Как давно проходила перепись?
Ричер рассказал ему сначала про ту перепись, когда его отцу было два года, потом о следующей, когда отцу исполнилось двенадцать.
– В чем состоит ваш вопрос? – спросил Каррингтон.
И Джек рассказал ему всю историю, поведав о семейных документах и двух компьютерных файлах, в которых не нашлось фамилии Ричер.
– Любопытно, – сказал Каррингтон.
– В каком смысле?
Красавчик немного помедлил.
– А вы также служили в морской пехоте? – спросил он.
– В армии, – сказал Ричер.
– Это необычно, не так ли? Чтобы сын морского пехотинца пошел служить в армию, вот что я имел в виду.
– Для нашей семьи не так уж необычно. Мой брат тоже служил в армии.
– Мой ответ будет состоять из трех частей, – начал Каррингтон. – Во-первых, могло быть сделано несколько случайных ошибок. Но две ошибки с точки зрения статистики – штука маловероятная. Каковы шансы? Однако двинемся дальше. Вторая и третья часть ответа не указывают на факт существования теоретических предков теоретического человека. Поэтому вам следует принять то, что я рассуждаю теоретически. В целом, как у большинства людей в большинстве случаев – огромном большинстве, ничего личного, – бывает множество исключений; скажем, самого разного толка штуки, верно? Так что не обижайтесь.
– Ладно, – сказал Ричер. – Я не буду.
– Сосредоточимся на том моменте, когда вашему отцу исполнилось двенадцать. Забудем о предыдущей переписи. Более поздняя лучше. К этому моменту прошло семь лет с начала Великой депрессии и Нового курса[6]. Подсчет населения в те времена имел огромное значение. Чем больше людей, тем больше федеральных долларов. Можете не сомневаться, правительства штата и города изо всех сил старались никого не пропустить в тот год. И все же ошибки случались. Вторая часть ответа состоит в том, что наибольшая их часть приходилась на арендаторов, жителей домов на несколько семей, безработных, тех, у кого был низкий уровень образования и доходов, а также получавших пособия. Иными словами, к данной категории относились люди, находившиеся в бедственном положении.
– Вы уже знаете, что людям не нравится слышать такое о своих дедушках и бабушках?
– Однако вторая часть ответа им нравится больше, чем третья, – заметил Каррингтон.
– И какова она?
– Их предки прятались от закона.
– Любопытно, – сказал Ричер.
– Такое случается, – продолжал Каррингтон. – Очевидно, что никто из тех, кто находился в федеральном розыске, не стал бы заполнять бумаги во время переписи. А кто-то считал, что, скрывая сам факт своего существования, они могут выиграть в будущем.
Ричер ничего не ответил.
– Чем вы занимались в армии? – спросил Каррингтон.
– Военная полиция, – ответил Джек. – А вы?
– А почему вы решили, что я служил в армии?
– Возраст, внешность, манеры и поведение, хромота и уверенная компетентность.
– Вы заметили, – сказал Каррингтон.
– Я прошел соответствующую подготовку. Я был полицейским. Могу предположить, что нижняя часть вашей левой ноги – протез. Едва заметный, а значит, очень хороший. В наши дни для армии делают самые лучшие.
– Я никогда не служил, – ответил Каррингтон. – Я просто не мог.
– Почему?
– Я родился с редким отклонением от нормы. Оно имеет длинное, сложное название и означает, что у меня нет костей голени. Но все остальное на месте.
– Значит, вы всю жизнь тренировались.
– Я не ищу сочувствия.
– А я вам его и не предлагаю. Но должен сказать, что у вас получается очень неплохо. У вас почти идеальная походка.
– Благодарю вас, – сказал Каррингтон. – Расскажите мне о том, каково быть полицейским.
– Это была хорошая работа, пока не закончилась.
– Вы видели, какой эффект оказывали преступления на семьи, – сказал Каррингтон.
– Иногда.
– Ваш отец ушел в морскую пехоту, когда ему исполнилось семнадцать лет, – проговорил Каррингтон. – На это должна была быть причина.
Патти Сандстрём и Коротышка Флек сидели перед своим номером на пластиковых стульях, стоявших под окном, смотрели на кусок дороги, которую видели между деревьями, и ждали механика. Но тот все не ехал. Коротышка встал и еще раз попытался завести двигатель «Хонды» – а вдруг все исправится само собой? У него был такой телевизор – примерно один раз из трех он начинал работать без звука; приходилось выключать его из сети и врубать снова.
Коротышка повернул ключ, но ничего не произошло. Включить, выключить, включить, выключить, никакой разницы. Он вернулся к своему стулу. Патти встала, вытащила все имевшиеся у них карты из бардачка, вернулась с ними на стул и разложила на коленях. Она нашла место, где они сейчас находились, в конце одной из паутинок длиной в дюйм, посреди бледно-зеленого участка леса размером около пяти миль в ширину и семь снизу доверху.
Конец паутины находился немного в стороне от центра леса, в двух милях от северной границы и трех от западной. И на равном расстоянии от южной и северной. Зеленое пятно обведено не слишком яркой линией, словно являлось чьей-то собственностью. Возможно, хозяин мотеля владел и лесом. За ним не было ничего интересного, если не считать двухполосной дороги, на которую они свернули, – она шла на юго-запад, к городу с названием, напечатанным полужирным шрифтом. Лакония, Нью-Гэмпшир. Скорее тридцать миль, чем двадцать. Ее вчерашняя догадка оказалась слишком оптимистичной.
– Может быть, нам следует сделать то, что ты предложил вчера, – сказала Патти. – Забыть о машине и уехать отсюда на эвакуаторе. Лакония находится рядом с I-девяносто три. Мы сможем попросить кого-нибудь довезти нас до развязки. Или взять такси. Возможно, это будет стоить меньше, чем еще одна ночь здесь. Мы доберемся до Нашуа или Манчестера, потом до Бостона, а дальше на автобусе в Нью-Йорк – билеты будут дешевыми.
– Я сожалею о машине, – сказал Коротышка. – Правда сожалею.
– Нет смысла переживать из-за того, что уже случилось.
– Может быть, механику удастся ее починить, – сказал Коротышка. – Не исключено, что это совсем просто. Возможно, где-то отошел контакт, и ничего больше. У меня был приемник, который никак не хотел работать, он не включался, и всё, в общем, вел себя как дохлый кусок дерьма, а потом я увидел, что вилка выпала из розетки…
Они услышали шаги и увидели, как из-за угла появился Стивен и направился к ним. Он прошел мимо номеров двенадцать и десять, остановился перед ними и сказал:
– Приходите на ланч. Не принимайте близко к сердцу то, что сказал Марк. Он очень расстроен. И вправду хочет вам помочь, но не может. Он рассчитывал, что Питер починит вашу машину за пару минут. И ужасно огорчился, когда у него не получилось. Марк любит, когда все для всех заканчивается хорошо.
– А когда приедет механик? – спросил Коротышка.
– Мы ему еще не звонили, – ответил Стивен. – Телефон не работает с самого утра.