– Матушка, отец объявил войну миру демонов. Он собирает войска, военные барабаны не умолкают.
– Вот как? – несколько отрешённо отозвалась богиня небесных зеркал.
Она глядела на свою руку, пальцы которой покрывали мелкие трещинки. Их становилось больше с каждой минутой. Сколько времени у неё осталось?
– Мне удалось объединить Великие семьи. Демоны выступят против небесного войска единым фронтом.
В её взгляде отразилась боль и волнение. Ху Фэйцинь подумал, что не стоит ей рассказывать о том, что он собирается применить Небесный вызов.
Он осторожно спросил:
– Матушка, ты сильно расстроишься, если отец… хм…
– …протянет лапы? – докончил до него Ху Вэй.
Ху Фэйцинь бросил на него гневный взгляд. Ху Вэй только пожал плечами. Богиня небесных зеркал поджала губы.
– Матушка? – обеспокоенно спросил Ху Фэйцинь.
– Будь у меня силы, я бы убила его собственными руками, – резко сказала она.
– А вот это мне нравится! – воскликнул Ху Вэй.
Ху Фэйцинь испытал лёгкое потрясение:
– Матушка… но ведь… Разве ты не любишь его?
Богиня небесных зеркал нахмурилась, но ответила не сразу. Ху Фэйцинь успел передумать всё на свете. Вообще-то, если уж начистоту, он ничего не знал об отношениях Небесного императора и богини небесных зеркал. Это могло быть и совсем не по любви: кто на Небесах осмелится противиться Небесной воле? Думать об этом было неприятно, но это вполне могло оказаться правдой.
– Это уже не имеет значения, А-Цинь, любила я его или нет. Если человек превращается в чудовище, в бешеного зверя, его нужно сажать на цепь, если он с неё сорвётся – убить. Твой отец превратился… Нет, он всегда был чудовищем, но никто не осмеливался сказать ему это в лицо.
– Я сказал, – кисло улыбнулся Ху Фэйцинь.
Она кивнула и слабо улыбнулась ему в ответ.
– Матушка… Грядёт война. Но… я боюсь, что отец может поступить нечестно. Я до сих пор не знаю, что с цзецзе. Он… Отец может использовать цзецзе в качестве заложницы. И не знаю, как я поступлю тогда… Матушка?
– Ох, А-Цинь… – выдохнула богиня небесных зеркал, накрывая губы ладонью.
Ху Фэйцинь почувствовал, как внутри прорастает тревога.
– Матушка, что такое? С цзецзе что-то случилось? Не молчи!
– А-Цинь, именно это твой отец и собирался сделать, но Хуашэнь-эр… она… Хуашэнь-эр умерла, А-Цинь. Она забрала собственную жизнь, чтобы не становиться пешкой в отцовской игре.
Ху Вэй уже долго жил на свете и много перевидал, но то, что он увидел сейчас, он запомнил на всю жизнь и не забывал до конца своих дней.
С лица Ху Фэйциня сбежала краска, взгляд застыл.
– Что? – прошептал, почти выдохнул он. – Цзецзе… умерла?
Это известие стало для него настоящим шоком. Он пошатнулся и рухнул на колени, дыхание стало тяжёлым, звуки и восприятие внешнего мира ускользнули из сознания, он оглох и ослеп на какое-то время, будто получил сзади удар по затылку.
Ху Вэй широко раскрыл глаза. Он никогда не видел прежде, чтобы Ху Фэйцинь плакал. Да, глаза Ху Фэйциня поблёскивали слезами, если Ху Вэй его пронимал до печёнок, но то было проявлением злости. Когда Ху Фэйцинь был ранен и Ху Вэй его лечил, он тоже видел проблески слёз на его глазах – от боли. Но по-настоящему плачущим, так плачущим, Ху Вэй его никогда не видел. Из глаз Ху Фэйциня градом катились слёзы, он плакал навзрыд, как ребёнок, даже не пытаясь закрыть лицо ладонями или утирать слёзы, тело его содрогалось рыданиями, с губ рвались бессвязные звуки.
Сердце Ху Вэя сжалось. Он качнулся вперёд, чтобы подойти, схватить Ху Фэйциня и прижать к себе так крепко, как только сможет, только бы не слышать этих рыданий. Богиня небесных зеркал выкинула руку в сторону, не позволяя ему подойти. Лицо Ху Вэя стало хищным. Она покачала головой и указала пальцем на пол, словно это могло что-то значить. Ху Вэй машинально взглянул.
Лужа слёз… была не вполне лужей. Капли влаги, падающей с лица Ху Фэйциня, не растекались кляксами, как это бывает со слезами или с любой другой жидкостью, а скатывались, словно намагниченные бусины, одна к другой, создавая на полу причудливый узор. Некоторые сливались в тонкие закрученные полосы, похожие на лисьих червей. Каждая новая капля слёз занимала определённое положение в этой, иначе и не скажешь, печати.
– Это что, какая-то магическая формация? – растерянно спросил Ху Вэй.
Богиня небесных зеркал медленно покачала головой и прошептала:
– Он создаёт небесное зеркало. А-Цинь…
– Небесные зеркала так легко создать? – поразился Ху Вэй. – Из слёз?
– Их практически невозможно создать, – покачала головой богиня небесных зеркал. – Тот, кто не познал Дао Боли, не способен на это. Только Плач Сердца может их создавать.
– Дао Боли? Плач Сердца? – растерялся ещё больше Ху Вэй. – Это какие-то небесные техники?
Богиня небесных зеркал вновь покачала головой. Техниками это не было. Это было выражение чистых, первородных чувств – боли, горечи, потери. Ху Фэйцинь слишком сильно любил Хуашэнь-хоу, и известие о её смерти стало для него сильнейшим потрясением. Боль утраты разбудила скрытые силы, дремлющие в нём с момента его рождения, а быть может, зачатия.
– Он мой сын, в этом вся суть, – непонятно сказала богиня небесных зеркал.
Ху Вэй не понял, что она имеет в виду. Выяснять он и не собирался.
– Нужно, чтобы он перестал плакать, – резко сказал он. – Это никуда не годится! Лисий бог, а льёт слёзы, словно лисёныш!
– Оставь его, – возразила богиня небесных зеркал, – он потерял ту, кто была ему дороже всех на свете. Он должен её оплакать.