Девушка с нижнего этажа - читать онлайн

Четыре

Наутро я надеваю красно-коричневое платье и ботинки из козлиной кожи. Затем по западному туннелю я прохожу в сторону люка под кедрами, и мне в лицо ударяет запах сырой земли и дерева. Должно быть, аболиционистам пришлось нелегко, когда они прорывали и укрепляли все эти подземные ходы. Но, как говорит Старина Джин, у великих людей есть воля, а у никчемных – одни лишь желания.

Откинув крышку люка, я выбираюсь наружу.

Вокруг меня – раскидистые ветви виргинских можжевельников; деревья умеют хранить секреты так же хорошо, как и защищать от снега. На востоке за хвоей виднеется дом Беллов, на севере – постоялый двор, а на юге – содовый завод. Прежде чем выйти из рощицы, я убеждаюсь, что меня никто не видит. По рукам пробегают мурашки. Хорошенько осмотревшись, я не замечаю ни души.

Вдруг, пронзительно крикнув и напугав меня до смерти, с куста слетает ворона.

– Ах ты старая каркалка, – шепчу я, переводя дух. Как будто больше заняться нечем, кроме как пугать приличных девушек, прячущихся за деревьями. Уж лучше бы на месте вороны была летучая мышь: в Китае считается, что они приносят удачу. В этих краях летучие мыши выходят из зимней спячки позднее, чем обычно. Наверное, ждут, когда созреют персики.

Надвинув нелепую шляпку так, чтобы лица было почти не видно, я бреду к главному торговому району города. Будь у меня мать, она бы наверняка волновалась, зная, как свободно я хожу по улицам одна. На мое счастье, когда я была помладше, Старина Джин разрешал мне носить брюки, ведь в них намного удобнее работать в конюшне. А еще он позволил мне научиться основам самообороны у Молотка, еще одного дядюшки, которого я помню и который рос с шаолиньскими монахами. Чтобы полностью овладеть искусством Шаолиня, требуется много лет самоотверженного труда, но однажды, применив удар, которому меня научил Молоток, я чуть не сломала Везунчику Йипу лодыжку. Пусть сегодня мне повезет так же, как тогда ему.

К трем часам дня я предложила свои услуги в двух дюжинах разных мест. За это время у меня перед носом захлопнулось семнадцать дверей и одно окно; дважды я натыкалась на объявления о наборе «горничных», в обязанности которых входила совсем не уборка комнат; я подвернула ногу, когда какая-то старуха спустила на меня своего пса; а еще я почти устроилась в красильную мастерскую, но, увидев, что я хромаю, хозяйка тут же передумала меня нанимать. И все-таки я считаю, что мне повезло: на Везунчика Йипа тоже однажды спустили собаку, и та разодрала ему колено. Он был не слишком удачлив, несмотря на свое прозвище.

Уверенность, которую я ощущала утром, осыпается на тротуар.

Завидев вдалеке пьяную компанию, я сворачиваю на соседнюю узкую улицу, которую обычно обхожу стороной из-за запаха. Хотя в «переулке туш» мясная лавка соседствует с моргом, мне кажется, что весь смрад исходит из расположенного чуть дальше здания суда, где еще ни один китаец не выиграл ни единого дела. Один из осевших домишек содрогается и будто бы кашляет, выплевывая куски отслоившейся краски, всякий раз, когда какая-то женщина ударяет молотком по гвоздю, чтобы прибить вывеску к балке. Свободная комната. Перила у входной двери покрыты ржавчиной, в нескольких окнах напрочь отсутствуют стекла. Кто станет платить за жизнь в такой развалине?

Я прикусываю язык, чтобы не высказать свои истинные мысли вслух.

– Сколько берете за комнату? – спрашиваю я у женщины. Вообще китайцам запрещается владеть жильем или арендовать его – Старина Джин и его товарищи ютились в жалких лачугах еще до моего рождения, – но за хорошую цену люди могут закрыть глаза на это правило.

Обернувшись и увидев меня, женщина прищуривается.

– Для тебя слишком дорого. Разведешь тут вшей. Да и где ваша шайка – там курят черную смолу. – С этими словами женщина скрывается в доме, хлопнув дверью.

Глубоко вдохнув, я расслабляю пальцы со впившимися в ладонь ногтями. Все равно я не собираюсь здесь жить. Хуже может быть только на Коллинз-стрит, но Старина Джин не допустит, чтобы мы оказались в этих бандитских трущобах. Я ковыляю дальше, аккуратно, но быстро переставляя ноги.

Прилавки с едой у железнодорожного переезда облепили люди – слетелись, словно пчелы на мед. Когда на тротуаре становится слишком тесно, все небелые пешеходы перебираются на мостовую. Старина Джин всегда учил дядюшек уступать – река, огибая камни, выбирает самый быстрый путь, – но меня он никогда не заставлял ходить по мостовой.

Прислонившись к фонарному столбу, я вытягиваю ногу и принимаюсь дышать, сосредоточившись на подвернутой лодыжке. Молоток говорил, что мы можем перемещать энергию по телу, направляя дыхание в определенную точку. Аромат сарделек так и подбивает меня расстаться с десятицентовой монетой, которую я захватила на крайний случай. Я усиленно сопротивляюсь и отворачиваю голову к объявлению, висящему на ближайшем здании. То, что я прочла, наверняка взволновало бы девушек вроде Соли и Перчинки.

Так странно, что, устраивая скачки, миссис Пэйн решила перевернуть все с ног на голову и предлагает дамам приглашать кавалеров. Я не считала ее человеком прогрессивных взглядов, хотя однажды она и наняла на работу китаянку. В особняке Пэйнов скоро начнутся хлопоты. Поэтому Старина Джин, наверное, думает, что работы хватит и для меня.

Лодыжка перестает пульсировать, и я продолжаю свой путь к переезду. У станции Юнион спинкой к спинке расставлены пары скамеек, чтобы пассажиры могли отдохнуть в ожидании поезда. Я замечаю комок бело-серого меха, и мои ноги останавливаются сами собой. Овчарка стучит хвостом по поношенным ботинкам хозяина, сидящего на ближайшей скамейке.

Ну и ну, это же Нэйтан Белл.

– Проходите, проходите! – размахивая флажками, выкрикивает мужчина, регулирующий движение.

Вместо того чтобы перейти через пути – их в общей сложности семь, – я прячусь за брошенной телегой со сломанным колесом и плотнее натягиваю шляпку. Нэйтан, конечно же, никогда меня не видел, и исправлять это я не собираюсь. Меня поражает такое совпадение – Нэйтан встретился мне на следующий день после того, как я виделась с его матерью, – хотя китайцы верят, что всё, даже совпадения, предрешено заранее.

Мне надо спешить. Вокруг снуют люди, переезд по-прежнему открыт. Но любопытство не дает мне сдвинуться с места. Я всегда ограничивалась лишь беглым взглядом в окна типографии. Мне кажется, что Нэйтан беззвучно выносит приговор остатку сигары, что лежит на дороге, но затем окурок сносит ветром, а взгляд Нэйтана остается прикован к той же точке. На самом деле он ловит каждое слово двух склонившихся друг к другу девушек, которые сидят за его спиной.

Нэйтан… подслушивает? И не просто подслушивает, а еще и что-то записывает. Вот это по-настоящему дерзко. Да, я и сама иногда подслушиваю, но сейчас это неважно. А может, Нэйтан пишет статью? Но точно не о грибе-паразите.

Я обхожу телегу спереди. Нэйтан быстро двигает карандашом, зажав его длинными тонкими пальцами и нахмурив прямые темные брови. Молоток, который еще в детстве навсегда лишился бровей, говорил, что люди с таким низким лбом предпочитают оставаться в тени. Мне всегда казалось, что в лице Нэйтана нет ничего примечательного. Но чем дольше я его разглядываю, тем интереснее оно становится: волевой подбородок, глубоко посаженные светло-серые глаза, которые поглощают больше, чем излучают, и прямой нос, который сослужит добрую службу, поддерживая очки – они однажды потребуются Нэйтану, если он и дальше будет так мельчить. Поля строгой коричневой шляпы из фетра еще как-то сохраняют форму, а вот тулья совсем обвисла. Выбор головного убора может многое рассказать о человеке.