Анне *
I
– Ну что, Анюта, фотографироваться будем? – спросил Вадим. – Для начала?
– Будем, ясное дело, – она кивнула. – Именно для начала, чтобы я разогрелась. Тебе же надо снимать свое Бибиси?
– «BBW», вообще-то.
– А что это такое? – поинтересовался Игорь, только сейчас услышав аббревиатуру. – Как расшифровывается?
– «Big Bra Wearer». То есть «носители больших лифчиков», если не ошибаюсь.
– Или «Big Boobs», то есть «больших титек», – добавил Сергей. – Что по сути одно и то же. Большие титьки требуют большого лифчика, большой лифчик подразумевает большие титьки…
Я молчал, сидел на поваленном стволе, наблюдал происходящее.
– Ну вы, титешные теоретики, – Анюта усмехнулась. – Болтать будем, или работать?
– Работать, – подтвердил Вадим. – Сделаем новую серию. Твои титьки покупают только так.
– А потом? – уточнил Игорь.
– Суп с котом, – ответил Сергей.
– По обычному распорядку, – пояснила Анюта. – От малого к большому.
Подтверждая обещания, она погладила свои бока.
Я представил, что сейчас чувствуют мои друзья.
– Ну, в общем, давай сниматься, пока не ушел свет, – поторопил Вадим.
– А дождь не пойдет? – забеспокоился Игорь. – Пока мы… пока Вадя снимает? успеем все прочее?..
– Успеем, – успокоил Сергей. – Облака не дождевые, побродят и разойдутся. Все пойдет по плану.
– Уже идет, – сказала Анюта и поднялась с подстилки, разложенной в тени под березой.
Вадим вскинул фотоаппарат – раздался зуммер, прожужжал двигатель, выталкивая огромный объектив.
Анюта сделала несколько шагов назад, повернулась.
Аппарат щелкал сплошной серией, выхватывал позы в движении.
Повернувшись в профиль, Анюта остановилась.
Ее темные, коротко стриженные волосы шевелились под легким ветерком.
Чудовищная грудь, обтянутая футболкой, казалась тяжелей Солнечной системы.
– Отлично, – сказал Вадим, поднимаясь с колен. – Начинай раздеваться.
– С какого места? Сверху или снизу?
– С какого хочешь.
– Тогда снизу, для разнообразия.
Юбка скользнула по ногам; Анюта переступила через нее, сверкнула круглыми коленями.
– Футболку приподними!
Показались широкие белые трусы с кружевной вставкой.
– Стой, не шевелись…
Вадим сел, потом лег, нацелился на округлость живота.
–…Молодец, лобок не бреешь! Несовременно и потому эротично!
– Все к вашим услугам, маэстро! – Анюта усмехнулась. – Трусы снять?
– Нет, пока не надо.
Сфотографировав все, Вадим поднялся, отряхнулся.
– Теперь сверху!
– Слушаюсь.
Футболка полетела в сторону.
Огромный бюстгальтер из последних сил держал пудовую массу.
– Здорово! – сказал Игорь.
– Будет еще здоровей, – добавил Сергей.
– Повернись, – скомандовал Вадим. – Чтобы все видели, на сколько крючков застегнут твой лифчик!
Анюта послушно повернулась.
– Видел? – спросил Сергей.
– Шесть рядов! – подтвердил Игорь.
Все это они видели многократно.
Но я понимал, что каждый новый раз воспринимается как первый.
Женское тело – особенно такое, как Анютино! – никогда не могло прискучить.
– Расстегивай! – продолжил Вадим, снова присев.
– Повернуться? – уточнила Анюта.
– Нет, сначала сними, потом покажешь.
Бюстгальтер отправился вслед за футболкой.
На его месте остались красные следы.
Анюта повернулась.
Молочные железы свесились до пупка.
Прожив на свете почти пятьдесят лет, я не встречал другой столь обильной женщины.
– Ну и, наконец, последнее.
Коленки сверкнули еще раз.
– Ну как? – Анюта хитро прищурилась. – Нравлюсь?
– Угадай с одной попытки.
Анютины соски торчали, как крупнокалиберные пули.
– Гоша, сходи вон в ту лощинку, – попросил Вадим. – Набери лабазника.
– Это такого с синими цветами?
– С синими – цикорий. Лабазник желтоватый, как пена. И пахнет так, что не ошибешься.
– Понял, наберу. Но зачем?
– Вставлю между титек.
Анюта закинула руки за голову.
– И подмышки тоже не брей! – сказал Вадим. – Они у тебя классные.
* * *
Дождь, вяло собиравшийся с утра, все-таки разразился.
Завершив круг, мы едва успели перекусить.
Повторения не получилось.
При первых каплях пришлось кидать вещи в машину, одеваясь на ходу.
К региональной трассе от этих райских мест вела грунтовая дорога.
Там можно было или застрять или перевернуться, соскользнув в кювет.
Следовало спешить восвояси.
В салоне стоял плотный аромат всего, что произошло за день.
А небо брызгало струйками на лобовое стекло – словно переживало невероятно продолжительный оргазм.
II
За дверью ванной комнаты шумел душ.
Перекрывая шорох струй, оттуда – через коридор и стену гостиной – доносились милые звуки.
Жена пела; звонкий голос, полный нескрываемого счастья, наполнял квартиру, хотя ни единого слова нельзя было разобрать.
Я сидел за столом и просматривал фотографии, переданные Вадимом через облако.
Он жил на окраине, поэтому успел не только скинуть их на компьютер, но отбраковать, выбрать лучшие и разослать всем.
На мониторе разворачивалась фотосессия.
Я переживал заново все этапы нынешней встречи, слушал звуки и даже вдыхал запахи.
Анюта на поляне у березы – скромная, полностью одетая.
Анюта без юбки.
Крупный план ее трусиков – черные волоски, выбившиеся из-под резинок.
Анюта без футболки, в лопающемся бюстгальтере.
Анютина спина с застежкой, похожей на плотину Днепрогэса.
Та же со следами от бюстгальтера.
Анюта анфас – ее непомерная грудь, заслонившая весь белый свет.
Анюта полностью обнаженная.
Букет лабазника между сдвинутых молочных желез.
И все, что последовало дальше – жесткая порнография, которую друзья прятали от своих жен, но мне она доставляла радость.
Двадцать пять лет законного брака убивали эротические поползновения.
Я перебивался случайными связями на стороне; для мужчины это было приемлемо.
Анюта – как всякая нормальная женщина – хотела и постоянства и законности.
Перебрав варианты, мы остановились на нынешнем; он оказался идеальным.
Выезды на природу с кучкой друзей: начинающиеся фотосессией, завершающиеся сексом – удовлетворили обоих.
Сограждане, воспитанные в плесени целомудрия, нас бы не поняли.
Но на них нам было наплевать.
* * *
-…Я вымылась!
Жена – горячая, пахнущая гелем для душа – вошла неслышно и встала около раскрытого балкона, за которым висела сетка дождя.
– С легким паром! – ответил я.
Она прыснула, как девчонка.
– Ты что смеешься?
– Да ничего… – жена хихикнула еще раз. – Просто когда моюсь, всякий раз вспоминаю, как когда училась в консе…
– Что – в консе? – переспросил я, хотя сто раз слышал эту историю.
– После физкультуры в душе мылась… Завалились сокурсницы и говорят – у тебя оказывается, титьки натуральные, а мы думали, что-то в лифчик вставляешь… Хуесоски, одно слово.
Я, как всегда, засмеялся.
– Эти титьки всю жизнь мешали играть на виолончели, черт бы их взял. Пианисткам хорошо – хоть какое вымя прицепи, лишь бы клавиш не загораживало.
Я опять нашел и развернул фотографию с нескромно зажатым букетом лабазника.
– Сейчас их вообще хоть узлом завязывай – надоели, честно…
– Зачем узлом, Анюта, – возразил я. – Разве плохо их сегодня использовали?
– Хорошо, Витя, и еще как хорошо!
Наклонившись, она поцеловала меня в макушку.
– И вообще ты – золотой человек. Кто бы еще разрешил мне устраивать эту восходящую секвенцию?
Музыкант до мозга костей, простые вещи жена называла оригинальными именами.