Машину я оставила на частной парковке, хотя мой идентификационный браслет давал мне право мало того что подъехать как можно ближе к дому, так еще и встать на место для транспорта специальных служб даже на личной машине. Но мне совсем не хотелось привлекать к себе внимание прессы.
– А теперь держите, – и я вручила Бренту чемоданчик. – Это все для того, чтобы у вас были основания здесь находиться.
Каждый дом в Веренире имеет сообщение с несколькими соседними – на случай эвакуации. Это сообщение идет как по подвальным коммуникациям, так и по нескольким этажам, обычно через каждые пятнадцать-двадцать. Но вот открыть эвакуационный проход, разумеется, можно только при наличии допуска, и сейчас у меня этот допуск был. Я на это, по крайней мере, надеялась.
Мы с Брентом – я впереди, он сзади, невероятно этим обстоятельством огорченный – зашли в подъезд соседнего с нужным нам дома. Журналисты не обратили на нас никакого внимания, а консьерж покосился, но ничего не сказал, потому что браслет сразу отправил сигнал: мне можно. Ну а Бренту было можно потому, что он нес за мной чемоданчик. Мы прошли к лифту и полетели на обозначенный «45-Э» – «эвакуация возможна» – сорок пятый этаж.
– Это унизительно, – наконец сказал Брент.
– Вы сами предлагали, – парировала я. – А сейчас ваше присутствие должно быть хоть как-то оправдано.
– Вот поэтому и унизительно.
Он как-то странно закрылся, будто и вправду на что-то обиделся. Но не моя вина была в том, что он не подумал обновить свой идентификационный браслет, а я не нанималась ему в няньки. Вообще я подумала, что Брент покажет себя подобным необдуманным поступком не с лучшей стороны, ведь королева все равно узнает, что доступ Бренту не предоставили, – и тогда, возможно, вместо него мне в напарники достанется Руперт или Стивен, и я смогу вздохнуть свободно и не чувствовать себя так, словно на меня навалилось небо. Ответственности было чересчур, и я очень боялась не справиться.
Мы вышли на нужном этаже, я разблокировала дверь, мы перешли по коридору в соседнее здание, снова подошли к лифту и оказались в итоге на пятьдесят втором этаже. Здесь стояли двое полицейских – охраняли место происшествия, и оба они при виде Брента едва сдержали удивление. То ли были с ним знакомы, может, заочно, то ли пересекались, но полицейские скривились и промолчали, а Брент сделал вид, что их вообще не заметил.
Квартира была опечатана чипом, но я, конечно, вошла без проблем.
– Ничего не трогайте, просто осмотритесь.
Брент пробурчал что-то вроде «сам знаю, не маленький» и поставил чемодан на пол, глазея по сторонам. Я тоже оглядывалась: было на что посмотреть.
Земля в Веренире ценится. И высотные здания строятся не просто так. И, собственно, каждый житель искренне убежден, что больше, чем требуется, ему не надо, будь то транспортное средство или жилая площадь. А сейчас я почему-то провела параллель между Брентом с его проклятым чоппером – слава Создателям, сейчас изъятым, – и ректором Томасом с его огромной квартирой.
Неужели это все – для двух человек?
Мы стояли в огромном холле. Сюда могло бы поместиться пять микромагбусов нашей лаборатории и еще хватило бы места для нескольких кэбов. Мебели здесь практически не было, только один диван, перед ним – столик, и стойка для верхней одежды гостей у стены.
– А он любит размах, – произнесла я. – Неуютно, мне кажется.
Брент опять что-то буркнул, но я уже прошла дальше. Мне нужно было все осмотреть, пока – ни к чему не прикасаясь. Так я увидела кухню, оборудованную по последнему слову техники, два кабинета – ректора и его жены, супружескую спальню, огромную ванную, то, что я назвала бы «лабораторией», если бы мои коллеги не вытащили отсюда все, что могли, и общую комнату. Где и нашли тело несчастной Таллии, как я поняла, но направилась в глубь квартиры: две комнаты для гостей, две ванные комнаты, видимо, «гостевая общая комната» с огромным экраном на стене и точно таким же, как в холле, диваном.
– Он платит за это непомерный налог, – заметил Брент.
– Да, разумеется, – кивнула я. – Мои люди везде отметились, но посмотрите, похоже, что в этих двух спальнях для гостей никто ни дня не был. Здесь даже запах краски после ремонта не выветрился.
– Чувствуется, – поморщился Брент. – А еще мне кажется, что эти комнаты были оставлены для чего-то другого…
Я пожала плечами.
– Возможно, они купили эту квартиру уже в таком виде, – и тут же отправила запрос Руперту. Он найдет, кому делегировать. – Проверим, может быть, это важно, а быть может, и нет. Но из сводок – Таллия была ее совладелицей.
– Значит, налоги делились на двоих, – хмыкнул Брент. – Сколько им приходилось платить в месяц?
Я подумала. Точно считать мне было лень, но я могла сравнить со своей квартирой.
– Примерно два с половиной ваших налога за вашу же двухколесную гадость, – сказала я. – У каждого свои недостатки.
Здесь все осмотрели, и довольно тщательно, я знала, как умеют работать сотрудники моей лаборатории. Хотя осматривать было особо и нечего – площадь обеих спален очень большая, а мебели мало. Кровать, встроенный шкаф, стул, зеркало на стене, маленький столик для всякой ерунды. В гостевых комнатах все это пустовало, я вернулась туда, где все и произошло.
Стены, мебель, шторы, даже абстрактные картины на стенах – в белых, серебристых и темно-серых тонах с редкими яркими пятнами. Квартирой однозначно занимались дизайнеры, мебель была тяжелой и дорогой. Я не помнила, как точно называется такой материал – на вид похожий на дерево, на ощупь – теплый, а если его попытаться поднять – очень увесистый и прочный. Но стоил он недешево, хотя и оправдывал свою цену, потому что был невероятно износостойкий.
И дизайн был продуман настолько, насколько это мог сделать специалист, причем очень хороший: ничего лишнего и в то же время не создавалось ощущения пугающей пустоты даже сейчас, когда многое из квартиры забрали. А забрали, наверное, все, на чем были хоть какие-нибудь следы. Оставалось только ждать результатов исследований.
– Я думаю, Таллия сперва находилась в своем кабинете, – поделилась я с Брентом соображениями. – Может быть, даже тогда, когда Томас вернулся домой. Он выражался очень… – Очень? Это просто не то слово! – …Туманно, но я так поняла, что он пришел раньше, чем его супруга могла ожидать. Возможно, она даже не слышала, как и когда он вернулся, и говорила по телефону…
Да, тут я немного оплошала. Но исправилась сейчас, отправив сообщение Руперту.
– Сейчас узнаем, говорила она или нет, – продолжала я, – и если говорила, то с кем. Забрали отсюда все, что может иметь отношение к делу, так что лаборатория уже работает. Допустим, что Таллия действительно говорила с любовником, – я указала рукой на дверь ее кабинета, – вон там, потом вышла. Сюда, – и моя рука переместилась в направлении залитого кровью кресла. – Тут он ее и убил. Задушил. Спереди, экспертам это видно, – немного небрежно пояснила я. – Она не сопротивлялась. Вопрос: почему? На него ответит экспертиза.
– А вы что хотите найти? – недоверчиво поинтересовался Брент. Он меня, как ни странно, слушался, никуда не лез и трогать ничего не порывался. – Отсюда вынесли все, что можно было физически унести.
Да, не тронули только само место… не убийства, такие заявления было делать, наверное, рановато, но расчленения. Именно к нему я и подошла.
– Не наследите, Брент, – предупредила я. – Таллия сидела в этом кресле. Если ректор душил ее, когда она сидела, то ему пришлось встать на колени. Не самая удобная поза, но достоверно мы пока это не выяснили. А вот потом он подумал и стал резать ее на куски…
Что было первым: руки или сердце?
– Руки, – подумав, сказала я. – Сначала он ампутировал руки. Крови слишком много, а он думал примерно час-полтора. Это сказал мой заместитель, а он свое дело знает, как и эксперт, которая была здесь на месте. Прошел час, кровь уже начала сворачиваться, но – смотрите, – я жестом обвела на полу пятна, – крови все еще много, и он произвел ампутацию очень быстро, как профессиональный хирург. Что справа, что слева – пятна практически идентичны.
– Зачем он отрезал ей руки? – спросил Брент.
– Спросите лучше, куда он их дел, – буркнула я. – Их пока не нашли. Скорее всего, он поместил их в пакет, потому что, видите, здесь нет следов, которые могли бы остаться, если бы он нес их куда-то… Отрезал руки, убрал в пакет. Да, тут вы правы, зачем?
– А сердце? – ухмыльнулся Брент. – Он тащил его на площадь Римео.
Вот как, значит, сводки ему все-таки переслали. Я поморщилась, попытавшись себя убедить, что злюсь напрасно: никто не сливает Бренту информацию, наверняка это был приказ королевы, все абсолютно законно. И правильно.
– Он выдал легенду, что так принято у моряков. А отец и дед погибшей были именно моряками…
Когда Таллию лишили сердца, она сидела. Потеки крови расположились по обеим сторонам от ее тела, и слева пятно было больше. Ожидаемо. Сердце было в пакете, это мы знали. Никаких капель, только смазанные следы, если только…
Я помахала рукой, подразумевая, что Бренту надо отойти в сторону. Ректор, вменяем он был или нет, двигался очень расчетливо, но, конечно, несколько раз в пятна крови успел наступить. Сейчас я хотела проверить, не заступил ли он случайно капли, которые могли слететь с сердца или отрезанных рук.
Мне не хотелось оставлять Брента одного, но я сходила за чемоданом, поставила его в дверном проеме, вытащила небольшой фонарик. Мы называем его «биоскоп», хотя его полное название звучит как «магический предварительный распознаватель биологических веществ» и куча разного, с помощью чего он это делает. Если коротко, то эта штука нужна именно для того, чтобы понять, какие следы оставлены: например, смесь крови и мочи, слюны и спермы, обычного масла и животного жира. Конечно, что точно это за вещество, с научной точки зрения, прибор не определяет, требуется тщательная экспертиза, но можно быстро узнать, сколько всего понамешано.
При работе «по горячим следам» биоскоп больше помогал следователям, чем экспертам, но я его тоже держала – на всякий случай. Случаи, как известно, бывают разные.
Но биоскоп не помог. В его лучах следы, оставленные обувью ректора, были ровными, и никаких пятен крови, затоптанных ненароком, он не распознал. Значит, догадки Стивена были верными, руки действительно убрали в пакет.
– Но зачем, – простонала я. – Брент, зачем ему нужны были руки?
– В этом тоже есть символизм? – с издевкой произнес Брент. – Она отдала ему руку и сердце?
– Вы шутите? – обернулась к нему я. – Мне нужен напарник, а не клоун.
– Серьезен как у алтаря, – все с той же интонацией сказал Брент. – Подумайте сами.
Не то чтобы я не успела подумать, скорее меня отвлек писк смартфона.
«Таллия Кэролайн перед смертью никому не звонила и никто не звонил ей. Последний разговор – голосовой чат магграма – состоялся в 11.28 того дня и продолжался 4 минуты».
А значит, он соврал, мрачно подумала я. Но чего-то подобного я ожидала.
Смартфон снова пискнул. Я разблокировала экран, полагая, что у Руперта появилась дополнительная информация, но это был Гордон. И его сообщение я прочитала три раза.
«Таллия Кэролайн за три недели до смерти сделала операцию по прерыванию беременности на раннем сроке. Результаты вскрытия подтвердились информацией из медицинской карты. К твоему сведению, у нее была плохая свертываемость крови, и ей назначили длительный прием коагулянтов. Как тебе такое?»