– Это картотека. У меня тут особый порядок. Ни разу, ни одна карта не потерялась здесь, – хвастливо заявила администратор Евгения Мальцева, уже перешагнувшая рубеж сорокалетия, но усиленно пытавшаяся выглядеть моложе.
Ее лицо из-за устрашающего макияжа казалось маской. На мир Евгения смотрела сквозь толстые линзы очков. Потомок медицинской династии, она не видела для себя иного жизненного пути, поэтому старательно исполняла свой долг.
Лиза скептически улыбнулась. Она была не склона верить ей, потому что знала – в любой регистратуре рано или поздно теряются карты.
Евгения отворила дверь и включила свет. Хранилище карт было похоже на библиотеку в каком-нибудь маленьком поселении. Стеллажи по высоте доходили до потолка. Истории родов, тонкие и не очень, являлись хранителями сотен, если не тысяч, человеческих судеб. Все карты расставлены по алфавиту. И не дай Бог, положить карточку не на свое место. Того, кто бы осмелился это сделать, ждала неминуемая жестокая кара. Евгения Мальцева ничего не упускала из виду.
– Вы все увидели. Запомнили, надеюсь, потому что у меня нет ни сил, ни желания, возиться с вами, – глядя на доктора сверху вниз, заявила Евгения.
Лиза изумленно посмотрела на свою коллегу, не зная, что ответить на подобное высказывание. Она всегда терялась, столкнувшись с открытой неприязнью.
– Ну, вот и прекрасно, – коротко заключила Мальцева и поспешила на обед.
***
Ординаторская – святая святых родильного отделения, благословенное место, где врачи могли на мгновение спрятаться от вездесущих пациенток. Весь персонал дневной смены собрался здесь, чтобы обсудить график. Было шумно, как в большом улье. Когда пришел Андрей Николаевич, все умолкли. Он распределил смены, ответил на несколько вопросов. Планерка быстро закончилась и все, как по команде вольно, разошлись по своим делам. Ординаторская опустела, остались Андрей Николаевич, Лиза и Маргарита.
– Как прошел рабочий день? – улыбнувшись, полюбопытствовал Андрей Поклонский.
– Я приняла первые роды.
– Да, я слышал. Кажется, не все прошло гладко?
– Были сложности, но мы справились! Состояние матери стабильное, ребенок здоров, – отчиталась доктор Лаврова.
– Сегодня меня ударило током от дефибриллятора. Чуть кондратий не хватил! – держась за сердце, рассказала Марго.
– Я еще никого не хватал! – войдя в кабинет, сказал молодой человек в черной кожаной куртке и рваных джинсах.
Благодаря высокому росту и внешности его было сложно не заметить. С длинными волосами пшеничного цвета и голубыми глазами, он напоминал норманнского викинга, завоевавшего когда-то берега Англии, или варяга, пришедшего править Русью. В нем чувствовалось благородство, широта ума и невероятная внутренняя свобода. Наверное, где-нибудь на стоянке рядом с поликлиникой припаркован его мотоцикл.
– Нашу работу придумал дьявол. Мы каждый день вынуждены ходить в эти маленькие отделения преисподней, – изрек он.
– Осторожней с выражениями! – строго предупредил Андрей Николаевич и тут же рассмеялся, протягивая ладонь для приветствия. – Здравствуй!
– Слушаюсь, о Великий Мефистофель! – отвесив поклон, Кондратий обменялся рукопожатиями с начальником.
Впечатление, которое он произвел, смазалось и померкло. Все-таки внешность обманчива. Однако Андрею Николаевичу шутка пришлась по душе, Марго лишь натянуто усмехнулась. Кондратий снял куртку и зашёл в гардеробную, чтобы переодеться. Через минуту появился в униформе и небрежно накинул медицинский халат, который значительно преобразил его. Здесь следует сказать, что сначала Кондратий специализировался на акушерстве и гинекологии, однако чуть позже стал хирургом и выполнял сложные операции в родильном отделении.
– Мой индивидуальный пропуск в ад, – он прикрепил на левый верхний карман бейдж с именем и фотографией. – Ух, ты, новенькая!
Он, наконец, отвлекся от своей персоны и заметил Лизу. Она почувствовала себя ученицей младших классов и, сконфузившись, улыбнулась. Кондратий подошел к коллегам и протянул Лавровой руку.
– Кондратий, – надменно представился он.
– Простите? – смутилась она.
– Мое имя Кондратий Королев, – произнес он спокойно.
Наверное, такая ситуация возникала не в первый раз.
– Простите, – рассмеявшись, повторила она. – Такое имя редко встретишь в наше время.
– Да, мои родители были те еще шутники. А вы?
– Что я? Есть ли у меня чувство юмора?
– Я вижу, что нет. Как вас зовут? – продолжал Кондратий.
– У меня есть чувство юмора! – гневно сверкнув глазами, ответила новенькая.
– Нервная чертовка, люблю таких, – сказал он, ухмыльнувшись.
Маргарита Белозерская напряглась, словно была свидетелем охоты льва на беззащитную лань. Елизавета сощурилась, и, так и не назвав имени, ушла.
– Безымянная, нервная и симпатичная, – заключил он, глядя ей вслед.
Злясь на саму себя, Лиза вышла в коридор. Она реагировала как девочка – подросток на его глупые шутки и оттого чувствовала себя неуклюжей. Очутившись на лестнице, она схватилась за перила, вкладывая все свое напряжение. Костяшки на ее руках побелели. Первый рабочий день оказался не таким уж легким.
***
Забота о новорожденных заключалась в безупречной гигиене персонала и строгом соблюдении санитарных норм. Предметы ухода за младенцами должны быть стерильными. В поликлинике всех этих правил неукоснительно придерживались. Палата была белоснежной, как облака или первый снег. Свет потоками струился из широких окон, отчего детский бокс сделался похожим на временное пристанище ангелов.
Лиза наблюдала за малышами в детском покое. Младенцы, которые родились в этот день, здоровые и активные. Все мужского пола. Малютки спали после вечернего кормления. Лиза заполнила историю родов мальчика, которого приняла утром. Он был крепким пятидесяти сантиметровым херувимом с нежной розовой кожей.
Андрей Поклонский вошел в палату тихо, будто крадучись. Елизавета немного занервничала, столкнувшись с начальством.
– Что делаете? – заинтересовался он.
– Заполняю форму, – не отрывая взгляда от карты, отвечала она.
Андрей взял карточку, закрепленную за мальчиком, лежавшим в кувезе у окна. Лицо заведующего было сосредоточенным и, как показалось, радостным. Наверное, он заботливый и любящий отец, хотя вряд ли женат – на безымянном пальце нет кольца.
– Интересно, какое будущее ждет этих детишек, – вдруг произнесла она.
– Ну, они вырастут, – начал Андрей.
– Кем они станут? – спросила Лиза мечтательно.
– Первый малыш, принятый вами сегодня, определенно станет певцом. Он очень громкий. А этот, – он указал на младенца в кроватке посередине, – будет боксером, посмотрите, как крепко он сжимает кулачки.
Лиза рассмеялась, представив новорожденного в боксерских перчатках. Врачи находились в одной комнате с будущим, никто не бывает к нему так близко.
– А вообще многое зависит от родителей. Только благополучная семья может дать ребенку хорошее воспитание и образование, – сказал заведующий отделением.
– Возможно, вы правы, но многое будет зависеть от человека, от его целеустремленности. Ведь и в неблагополучных семьях рождаются талантливые дети, которые, вырастая, добиваются успехов в жизни. И сложные семейные обстоятельства только закаляют их, делают сильнее, – горячо произнесла Елизавета.
– Не согласен с вами, – Андрей покачал головой. – Вот взять, например, этого ребенка, – Поклонский указал на мальчика, который лежал в кувезе у окна, именно его карту он держал. – Сегодня от него отказалась мать.
– Какая трагедия, – расстроилась Лиза.
– Вовсе нет. Это не трагедия, но, может быть, удачный старт. Мальчик попадет в обеспеченную семью, и его ждет жизнь с большими возможностями.
Лиза пожала плечами, никто не знает, как сложится судьба отдельно взятого человека. Если бы, она могла предположить…
***
…крики врачей в родильном боксе эхом разносились по отделению. Лиза ничем не могла помочь. Бездействие доводило до отчаяния.
– Уведите ее отсюда, – крикнул доктор.
Елизавету вывели из родильной палаты. Сквозь пелену слез, застилавшую глаза, она видела свои окровавленные, дрожавшие руки. Красные пятна на голубой униформе образовали причудливый рисунок.
Она прогнала гнетущие воспоминания и отвернулась от стены. Бессонная выдалась ночь. В окна, словно в витрины магазина, заглядывала любопытная луна. Лизе чудилось, что луна смотрела на нее с укором, не вытерпев, она закрыла шторы. Мысли вертелись по кругу, как бешеная юла. Лаврова переживала события дня, прокручивая пленку воспоминаний то вперед, то назад.
Тусклый уличный свет проникал в комнату через лазейку в неплотно сдвинутых шторах. Лиза на мгновение задремала, а когда разомкнула веки, на полу уже плясали утренние зайчики. День обещал быть безоблачным и теплым. Такие дни хочется проводить праздно, но нужно спешить на работу.
***
Лиза открыла шкафчик и неторопливо облачилась в медицинскую форму. В гардеробную зашла Людмила Одинцова, однако коллеги предпочитали называть ее по фамилии. Она занимала должность акушерки. Это была полнотелая, пышущая здоровьем, молодая женщина с круглым румяным лицом, маленькими хитрыми глазками. Она села на кушетку и стала разглядывать новую сотрудницу.
– Почему, ты переехала сюда? – спросила Одинцова.
Они сразу же перешли на "ты", чему порадовалась Лиза – это помогало наладить отношения. Одинцова принадлежала к той породе людей, которым всегда интересны чужие тайны.
– Ходят слухи, что здесь самое вкусное во всем мире рагу и великолепные пирожки с капустой, в общем, рай земной, – уклончиво ответила Лиза.
– Только поэтому? – лицо Одинцовой выражало крайнюю степень разочарования. – На любительницу пирожков ты не похожа.
Елизавета рассмеялась и поспешила успокоить коллегу:
– О, ты, наверное, ожидала услышать душераздирающий роман или леденящий кровь триллер. Но нет, просто наступило время перемен.
Одинцова кивнула. Она и сама хотела, чтобы ее жизнь изменила свое русло. Уложив волосы в пучок, Лиза оставила сгоравшую от любопытства Одинцову наедине с предположениями.
***
– Мне подарили тебя ангелы, мой милый. Спустили на колыбельке с небес, – женщина поцеловала крохотную ручку.
Мальчик безмятежно спал, прижавшись к матери.
Елизавета Михайловна следила за состоянием пациентки с эмболией. Рентгенограмма легких показала положительную динамику, электрокардиограмма тоже пришла в норму, хотя было небольшое напряжение правого предсердия. Женщина быстро шла на поправку и ее перевели в обычную послеродовую палату, где она находилась вместе с сыном.
– Спасибо вам, Елизавета Михайловна, – прошептала она, прижимая дитя к груди.
Стараясь не нарушить волшебных чар детского сна, мама поцеловала его в лоб. Лиза решила не мешать единению матери и ребенка, к тому же другие дела ожидали ее внимания.
Шум листвы сливался с пением птиц в мягкую летнюю симфонию, которая доносилась из открытого окна. Но эта природная музыка не могла разрядить того напряжения, что царило в кабинете. Казалось, любая искра могла привести к взрыву.
Все жалобы юной пациентки указывали на то, что она ждала ребенка. Доктор Лаврова внимательно осмотрела ее и установила беременность. Анализы были хорошими. Мария Князева – будущая мама очень молода, всего восемнадцати лет от роду. Она с нежеланием и даже враждебностью отвечала на вопросы врача. Лиза поняла, что кроха, которого Маша носила под сердцем, был нежеланным. Очевидно, Князева сомневалась, оставлять ли его. Лиза не могла и не имела права заставить ее изменить решение. Но она не теряла надежды.
– Я хочу избавиться от ребенка, – смущаясь, произнесла Маша.
Она выглядела неуверенной и очень переживала. Уговоры могли лишь усугубить и без того сложную ситуацию. Едва ли лекции об опасности искусственного прерывания беременности подействуют. Тут нужен деликатный подход.
– Решение всегда будет за вами. Но вы не узнаете самого главного. Вы не увидите, как будет расти ваше маленькое чудо. Благодаря аппарату узи мы можем заглянуть в хрупкую вселенную, еще не рожденного малыша. Сейчас зародыш в вашем организме, наверное, с маленькую точку. И он уже чувствует – все его нервные окончания сосредоточены вокруг рта. Но пройдет всего лишь несколько недель, и вся кожа крошки сделается чувствительной. Он сможет ощущать ваши прикосновения. Появится вкус и светочувствительность.
Его восприятие мира будет происходить через ваши эмоции. Радость и горечь вы разделите пополам. Именно на этом этапе развития делается большинство абортов.
А на двенадцатой неделе с помощью ультразвукового исследования вы увидите, как малыш изучает свои руки, тело и личико. Он трогает пуповину и сосет пальчик. Чуть позже у плода становится острым слух. Он слышит все – ваш немного измененный голос, биение вашего сердца, бег крови по венам и даже приглушенную музыку. Мозг крошки уже способен запомнить некоторые звуки. Важно разговаривать с ним, чтобы он слышал вас, – Лиза взяла короткую паузу и взглянула на Машу, кажется, слова достигли цели. Заметив на щеках будущей матери слезы, она продолжила: – Где-то к двадцатой неделе крошка уже открывает глаза. И когда на живот сквозь тонкую кожу падает свет, он видит мир, похожим на зарницу. Доказано – малюткам снятся сновидения, сплетенные из услышанных голосов и звуков, пережитых вместе с вами чувств.
Маша, оглушенная и пристыженная, замерла. Она ничего не могла вымолвить, только дергала пуговицу на рубашке.
– Выписывать направление на аборт? – доктор взяла карту и ручку.
Маша, не выдержав, оторвала пуговицу. Она растеряно посмотрела на пуговку, что покоилась теперь на ладони и вдруг решительно сжала ее в кулаке.
– Нет, мне так жаль моего малыша. Я оставлю его или ее, – она обхватила свой, пока еще плоский живот руками, и счастливо улыбнулась, будто решила самую сложную теорему.
– Хорошо, в любом случае, вы сделали правильный выбор, – искренне улыбнувшись, сказала Елизавета Михайловна.
Маша преобразилась на глазах. Она пришла подавленная и угрюмая, а уходила одухотворенная, словно бы с ее шеи сняли тяжелый груз, тянувший ко дну. Как много Лиза видела подобных юных девушек, едва вступивших во взрослую жизнь. Большинство из них были не готовы к материнству, поскольку сами еще не повзрослели. Порой такие истории имели печальный исход.