– Харуко, три лучше, – бурчала мать. – Ты и половины грязи не стираешь!
Я кивнула и ещё крепче вцепилась в половую тряпку. Дом требовал порядка. И пока мать, орудуя палкой, расправлялась с паутинами в коридоре, мне приходилось драить собственную комнату. Сложнее всего было с книгами – их нужно было беречь от воды, чтобы не расползлись чернила. Всё-таки, потом придётся возвращать. Деревянная подвеска с благовониями надоедливо болталась перед глазами и постоянно отвлекала. Я бы сдёрнула эту собачью голову с кривыми глазками – да только Такеши разозлится такому «осквернению отцовской памяти». Отца не было уже десять лет, а братец всё равно по нему скучал. Говорил, в то время жилось намного лучше. Вот и приходилось делать вид, будто мне есть какое-то дело до этих древних побрякушек…
Казалось, жизнь снова вернулась к спокойному «ничего не происходит». Такеши с самого утра засел за работой, выделывая флейты, дядя обещался заглянуть ближе к обеду. Кровавый Сэцубун после нескольких дней стал постепенно забываться. «Нечисть прогоняли, вот она и взбесилась», – говорили в городе. Мне нравилось в это верить.
– О, кто из комнаты вышел, – послышался голос матери.
Следом раздались шаги. Такеши. Судя по грохоту, он нёс что-то деревянное – те же флейты, например. Но что-то его остановило.
– Куда ты собрался? – продолжала мать.
– К господину Нобу, – буркнул Такеши. – Пожалуйста, дайте пройти…
– Не трудись, я отнесу.
– Что? Зачем?
– А что тебе на улице делать? Сейчас там ходят, вынюхивают, кто всё это…
– Тс-с… – Кажется, он кивнул на дверь – мол, мы здесь не одни. – Я просто отнесу работу. Не задерживайте, господин Нобу не любит ждать…
– Нет уж, давай их отнесу я, – рьяно настаивала мать.
Такеши это только злило.
– Матушка, у меня самого ноги есть!
Послышалась какая-то возня. Я поднялась и выглянула – мать всеми силами пыталась выхватить из рук Такеши только выструганные флейты, перевязанные красной лентой. Брат сопротивлялся. Делал он это чисто из принципа, и, даже заметив меня, не думал прекращать.
– Что здесь происходит? – возмутилась я.
Мать вздрогнула и обернулась. Едва она отпустила, Такеши проскочил мимо, и сделал он это так быстро, что даже я не успела спохватиться. Хлопнула дверь, в коридор ворвался морозный ветер. Догонять было бесполезно.
– Ты видела? – фыркнула мать. – Ты видела, да? Совсем от рук отбился!
– Чего это он вдруг? То из дома не вытащить, то сам убегает…
Ответа не последовало. Мать лишь отмахнулась и, буркнув что-то себе под нос, ушла на кухню.
– Объясните, пожалуйста, – Я зашаркала следом. – Что происходит?
– Ничего. Иди, комнату домывай.
А сама всем видом показывала – волнуется. Помешала сою, варившуюся для тофу, взялась за тряпку и старательно подтёрла тёмное пятнышко на стене – пятнышко, которое вот уже несколько месяцев никому не мешало.
– Что произошло? – настаивала я. – Матушка, постарайтесь объяснить.
– Я бы не хотела, чтобы Такеши ходил к этому господину Нобу, – отозвалась мать. – Ни ради заказов, ни рази чего бы то не было другого.
– Кто это вообще такой?
Она взглянула на меня.
– Владелец нескольких идзакай. Об этом человеке ходят не самые приятные слухи, и я не хочу, чтобы с ним пересекался мой сын. Ты довольна таким ответом?
– Да, матушка…
Молчали мы недолго. Очень скоро в гости, как и обещал, заглянул дядя. Дом будто по щелчку преобразился – теперь это была не маленькая хижина, где стены от ссор гремели, а уютное гнёздышко, всегда готовое встречать гостей.
– Ох, братец дорогой, проходи, – тут же заторопилась мать. – Харуко здесь как раз всё прибрала – вот, как чисто…
– А племянничек где?
– Племянничек в городе, заказ относит. Он в последнее время за работой днями напролёт сидит.
– О, это дело похвальное, конечно…
Мать предложила чай и вернулась на кухню. Тут её приветливая улыбка, которую Такеши прозвал «гостевой», куда-то испарилась. Я без лишних намёков сообразила, что должна обслужить гостя и, живенько сварганив пару чашек, поспешила в комнату. Дядя встретил меня весёлой улыбкой.
– А ты чем маешься? – как бы невзначай поинтересовался он.
– Уборкой, дядюшка, – ответила я, садясь рядом.
– Доброе дело. А я, знаешь, вот зачем пришёл. Мне тут твоя помощь требуется. Заказ для одной особы поступил, а тут дело деликатное, девичий глаз нужен.
– А что именно нужно?
– Ткани приглядеть. Дело, понимаешь ли, важнейшее – невесту к свадьбе готовят. А невеста-то непростая, из такой семьи… Если б я с одним человечком знаком не был, мне бы и палочки для них делать не дали.
Я улыбнулась и кивнула. Наверно, это дядю с мамой и роднило – одна постоянно хвасталась, какие у неё умелые и трудолюбивые дети, другой не уставал упоминать, что у него такие связи… Правда, во втором случае правда завалялась не так уж и далеко. Всё-таки, полезных знакомых у дядюшки действительно хватало.
– Много тебе за это пообещали? – спросила мать, заходя в комнату. К чаю и сладостям, оставшимся со вчерашнего дня, добавилось ещё и несколько ломтиков ёкана[7] – для гостей у нас всегда были запасы.
– Достаточно, сестрица, достаточно, – усмехнулся дядя. – В конце концов, такие гэта[8] дёшево не стоят, уж поверь.
– А что за семейство? Тайна небось, а?
– Почему тайна? Как есть, семейство Айхао.
– Айхао? Да неужели? Они вообще о тебе слышали?
– Недооцениваешь ты мои таланты, сестричка. Такого умельца, как я, во всей Оэяме не найдётся, а может и во всей стране…
– Хвастун.
– И что с того? Пока товар не нахвалишь, никто за него деньжат не выложит. Собирайся, племянница, а то всю красоту раскупят.
Когда мы вышли, на за дверью было тепло. Светило солнце, с висящих под крышами сосулек капала вода. Приближалась весна. Хотелось верить, что она больше не отступится в этом году, и очень скоро зацветут деревья – сначала сливы, потом вишни… На главной улице давно успели всё убрать. Улицы тщательно подмели, порванные фонарики заменили на новые. Даже люди вокруг выглядели невозмутимыми, будто ничего не произошло. В центре, под навесом, всё так же шла торговля.
– На предоплату мы многое позволить можем, – хмыкнул дядя. – Та-ак, где тут у нас шёлк…
Он здоровался со своими знакомыми, я молча шла следом. Люди галдели. Мимо мелькали бесконечные украшения, посуда, книги и всевозможная мебель. Только даже на их фоне прилавок с тканями выглядел ярким пятном. Тут собрались все цвета, какие только можно найти – и, естественно, все возможные узоры. Сколько ж всё стоит…
– Как думаешь, какой лучше? – хмыкнул дядя.
– Ну… – Я обвела взглядом разноцветные мотки. – Когда будет эта свадьба?
– Месяца так через два.
– Тогда, наверно, нужно что-то весеннее…
– Весеннее? – оживился продавец. Не дотрагиваясь, чтобы не запачкать, он указал на толстый моток с узорами в виде цветов сакуры. – Что может быть более весенним, чем цветущая сакура?
– Наверно, розовый не подойдёт… – пробормотала я. Повернулась к дяде. – А с кем свадьба-то будет?
– Ох, а этого-то я и не знаю, дорогая. Секретничают что-то.
А я, благодаря Камэ, знала побольше дядиного. И ткань подбирала соответствующую – а вдруг этой загадочной девушкой из клана Айхао окажется та самая Ран, которую прочат в невесты молодому даймё? Я чуть качнула головой, разглядывая переливы на тонком шёлке, одобрительно кивнула. Только сразу не выпрямилась – заметила, как под прилавком что-то промелькнуло. Это что-то было густо-чёрным, быстрым, и почти не имело очертаний, будто кто-то нарисовал его разбавленной краской.
Ноги облизнул неприятный холод. Причём заметила это не только я – ещё несколько людей, стоящих неподалёку, как-то неуютно поёжились. Странное чувство отступило быстро. Все решили сделать вид, будто ничего не произошло.
– Наверно, этот будет лучше, – заключила я, указав на моток.
– Уверена? – усмехнулся дядя.
– Да, вполне.
Пока они торговались о цене, я ненароком прислушалась к разговорам вокруг. Кажется, говорили о кровавых фонарях на празднике. Одна женщина, продававшая корзины, обвиняла во всё о́ни, которые всё никак не хотели уходить, её собеседник вторил, что всё это подстроили сами стражники – мол, очередные интриги плетут. Складывалось ощущение, будто все мы видели совершенно разные события, и даже слухи о том, что потом стало с обгоревшим самураем, были самые разные. То ли загадочным образом выжил, то ли уже сегодня утром был предан земле неподалёку от дацана. Попробуй пойми.
– Все как будто с ума сошли, – усмехнулся дядя, едва мы отошли от прилавка. – Только что-то мне подсказывает, что это быстро забудут.
И его пророчество сбылось даже раньше, чем он мог подумать. Когда между рядами затесалась высокая фигура в шёлковых одеждах, обгоревший стражник и кровавые фонари ушли на второй план. Все зашептались о нём – о господине Нобу.
На вид, ему было чуть больше сорока. Сухой, с длинными седыми волосами, чуть подкрашенными в золотой, татуировками на шее и целой россыпью серёжек в ушах – несомненно, приятный на вид. Одевался он по самой последней моде, и даже цвет подбирал строго по сезону. Сейчас в ходу были светло-серые, как тень на снегу, тона, разбавленные какими-нибудь яркими акцентами – чёрными, подобно голым деревьям, или розовыми, в честь первых цветов сливы. Мужчина выбрал второе, да ещё и добавил побрякушек – костяных и деревянных бус, чёток, фигурок-нэцке и сложенных вееров.
– Ишь, как вырядился, – хмыкнул дядя. – Как бы не задумал чего дурного…
– А что он может задумать-то?
– А что случилось на Сэцубуне? Даже если и не полёг тот стражник, то морок уж точно был. Кто наводит морок? Во-от, то-то же.
– И причём тут господин Нобу?
Мы вышли из-под рыночного навеса и свернули на улицу.
– Поговаривают у нас, Нобу ведётся с не самыми приятными существами, – полушёпотом сказал дядя. – А в идзакае у себя ёкаев прячет. Зайдёшь без спросу – а там парочка они. Или оборотни какие-нибудь. Вот ты слышала о рокурокуби?
– М-м… нет.
– А я тебе расскажу. Подошёл ко мне как-то Нобу. Просит – ну, дорогой мастер, сделай-ка для этой прекрасной девушки украшение какое-нибудь. Я, значит, гребешок выстрогал. Цветочек шёлковый прикупил, всё сделал. Эта «прекрасная девушка» ко мне заглянула – а у неё на шее белое пятнышко. Такие метки просто так не появляются, племянница. Значит, рокурокуби ко мне пожаловала. А рокурокуби только днём миленькие девицы – а по ночам они шея раз в двадцать вытягивается, клыки вырастают, и тому мужчине, который рядом окажется, ох как не везёт…
– Страшные вещи вы, дядя, рассказывайте.
– Как есть всё говорю. С ёкаем встретился. И ведь не просто же так он ко мне пришёл, а с подачи Нобу. Вот и думай теперь. В последние полгода вообще что-то дурное делается, в самом деле…
Дядин дом ничем не отличался от других. Как наш, только немного меньше. Только порядка побольше – ничего лишнего.
Мы прошли в мастерскую. Здесь на меня смотрела тысяча глаз – помимо заготовок для обуви, в этой комнате собралась огромная коллекция резных деревянных фигурок. Мелкие божки, крылатые тэнгу, всевозможные цветы и птицы…
– Полгода? – уточнила я. – Что-то я не замечала, чтобы полгода тут творилось что-то страшное…
Дядя занял рабочее место и принялся прикладывать шёлк к заготовке – подходит ли? Я взялась за маленькую погремушку в виде раздутой недовольной головы. В детстве, почему-то, она казалась мне самой смешной вещью на земле.
– Дел нехороших много было, – серьёзно начал дядя. – Где-то тварей редких видели, в других местах – народ ни за что ни про что погибал. А всё с убийства семейства Кацусима началось.
– Кацусима? Да… об этом говорят… Только, кажется, об этом неизвестно ничего…
– Почему ничего? Мне вот одна птичка на хвосте принесла, что там было. Всех задрали.
– Задрали? Как это?
– А так. Дикие звери в дом ворвались. Всех, кто там был, когтями разодрали, и в живых никто не остался. Сначала одного парня подозревали, который тогда в доме был – кажется, сынок самурая, как охрана, – только его так и не нашли потом. Уволокли его куда-то, может мёртвым уже. Ой, что-то я тебе совсем уж ужасы рассказываю…
– Ничего-ничего, дядюшка. Только… как дикие звери оказались в городском доме?
– А кто говорит, что звери обычные были? Столько когтей, столько зубов – как есть нечисть. Я сам видел, там столько стражников вначале ошивалось… уносили что-то. Улики какие-то. Крови было много, а что осталось, всё подрали…
Я поёжилась на месте. Дядя с невозмутимым видом взялся за нож и принялся аккуратно вырезать из шёлка небольшой кусочек.
– С нечистыми никогда не связывайся, – предостерёг он. – Поманят-поманят, а потом так же задерут.
– И не думала, дядюшка.
– Признайся, к дяде просто сладенького поесть заходила, – хмыкнул Такеши.
– Неправда, – буркнула я, перелистнув страницу. – Я ему с работой помогала, вообще-то.
– Тогда это будет весьма кстати.
Он положил предо мной маленький свёрток, пропитанный сахаром. Внутри пряталось несколько медовых шариков. Такеши знал, что я обожаю сладкое. Завидев мою улыбку, он широко заулыбался в ответ. Хотел было уйти – всё-таки, не мог долго сидеть без дела, – но я схватила его за руку.
– Погоди… – Я на секунду прислушалась – кажется, матери поблизости не было. – Мы… можем поговорить?
Он цокнул языком и облокотился на стенную перегородку.
– Честно говоря… меня немного пугает, что происходит вокруг… – начала я. – То есть… И то, что на празднике было, и вообще…
– В городе говорят, во всём тануки виноват, – Такеши присел рядом. – Не слышала?
От него пахло мёдом и пылью. Только ко всему прочему, почему-то, я всё никак не могла отделаться от мысли, что чувствую ещё и запах псины. Гаденький такой, едкий. Но слабый. Я решила, что братец просто столкнулся с какой-то вонючей собакой, пока гулял.
– Нет не слышала… Но дядя говорит, что здесь как-то замешан господин Нобу…
– Господин Нобу? Этот модник, что ли?
Он вытянул из-за пояса недоделанную флейту и громко присвистнул – звук был глухой и тихий, как эхо в горах.
– Ну… дядя сказал, что этот Нобу ведётся с нечистью…
– Ведётся с нечистью? Харуко, ты же знаешь, как дядя любит всякие сплетни… Прям как твоя Камэ!
Он пытался пошутить, только вышло как-то не слишком уверенно. Ну не умел, не умел он врать!
– Такеши, мне всё равно страшно…
И вдруг – я снова почувствовала этот холодок. Тот самый, как на рынке. На секунду даже показалось, будто где-то в углу, на самой-самой грани обозрения, вновь промелькнуло что-то чёрное. Мрак. Неясный, бледный, расплывчатый… Я зажмурилась и попыталась сделать вид, будто ничего этого нет, но плохое предчувствие просто не давало покоя.
– Ты чувствуешь это? – шёпотом спросила я.
– О чём ты?
– Как будто… мы тут не одни…
– Вообще не понял. Может, тебе лучше отдохнуть немного, пока матери дома нет?
Соврал.
Я подумала об этом и тут же удивилась такой глупой мысли. Решила, что действительно лучше отдохнуть, но сомнения…
Он чувствовал. Клянусь, он всё почувствовал, и просто не говорил мне об этом! Этот взгляд, эта фальшивая улыбка… Такеши делал так, только когда врал. Я не знала, что делать с этой мыслью. И куда от неё деваться, тоже не имела никакого понятия.
– Да… – шепнула я. – Ты прав… Надо немного вздремнуть…
Я поднялась и вышла. На секунду замерев, услышала, как Такеши облегчённо выдохнул. Пронесло. Он снова соврал, чтобы я не стала докапываться до правды. И я всё понимала. Завалилась ненадолго, съёжилась, прикрыла глаза. По коже бежали мурашки. Казалось, этот мертвенный холод всё ещё бродит где-то рядом. И брат о нём знает. Просто молчит, молчит, молчит…
Сколько я провалялась? Понятия не имею. Мать растормошила меня, раз пять обозвав «лентяйкой», и строго пригрозила, что отберёт все подаренные братом сладости, если продолжу «валяться без дела». Пришлось плестись на кухню. Бодрости придавало только то, что с собой мать принесла кое-какие новости.
– Сегодня была в храме, – первым делом начала она. – Мико сказали, никакой угрозы нет. А за Нобу, кем бы он там не был, они давно следят, и всё под контролем…
Честно говоря, я слушала вполуха. Складывалось ощущение, будто мать убеждает скорее себя, чем меня. Но когда в её руках вдруг появилась маленькая чёрная книжечка, выглянувшая из рукава, я тут же оживилась. Наверно, шутка Такеши про засуху и книги была не такой уж и шуткой.
– Это посоветовала старшая мико, – пробормотала мать, протягивая мне томик. – Сказала, нашей семье такие вещи обязательно помогут. Ты сама знаешь, читаю я довольно скверно, и…
Она протянула книгу. На первой же странице красовалась надпись: «Свод нечистых дел».
– Кажется, тут о ёкаях, – пробормотала я. – «Несомненно, вместе с благостными ками, дающими человечеству всё, что необходимо для жизни, рядом с нами обитают и существа другого порядка. Ёкаи – чудовища, пришедшие к людям против их воли и унёсшие с собой тысячи и тысячи жизней. Опыт предков позволяет нам»…
– Ой, всё, поняла я, – Мать на секунду о чём-то задумалась, но быстро собралась. – Ясное дело, защищаться от нечисти придётся.
– Матушка, вы же минуту назад сказали, что нас защищают мико, – Я не удержалась и хихикнула. – У них же всё под контролем.
Как же сердито она на меня посмотрела – даже мурашки по коже пробежали! Наверно, вывалила бы часовую тираду о том, что старшим не перечат, только мне повезло – из своей комнаты, как медведь из берлоги, выбрался Такеши. Естественно, всё внимание теперь переключилось на него.
– Иди-ка, иди-ка сюда, – заторопилась мать. – Ну-ка? Сколько взял за заказ?
– Уже и не помню, – Такеши заглянул мне через плечо. – А что за книжечка у сестрёнки?
Странно было наблюдать, как меняется выражение его лица. Секунду назад шутливое и очень даже весёлое, сейчас – какое-то мрачно-задумчивое, будто в названии книги братец разглядел крайне неприятную для себя новость.
– Странные книги вы, матушка, домой приносите, – подметил он.
– А что не так? Вы с Харуко должны знать, чего опасаться.
– Ну, тут уж не поспоришь, и вправду… – Такеши устроился у очага и протянул к огню руки, ничуть не боясь языков пламени. – Кстати, матушка. Помнится, после того, что произошло с отцом, вы куда-то убрали его вещи…
Мать заметно напряглась.
– Зачем они тебе? – настороженно спросила она. – Десять лет жил-поживал, ни о чём таком не заговаривал, а теперь вдруг зачем-то понадобились.
– Мне просто интересно, – буркнул братец. – Или вы всё выбросили?
Кажется, она о чём-то задумалась. Только думала всего секунду. Отвела взгляд, хрустнула костяшками…
– Да, выбросила. Нечего дома держать старый хлам.
Такеши подскочил. Он разозлился настолько, что даже мне, его сестре, было страшно находиться рядом.
– Как вы посмели?! – крикнул он. – Это были вещи отца, вы не имели права их выбрасывать!
– Такеши, не смей повышать на меня голос!
– Если вы не уважаете память отца, почему я должен уважать вас?!
– Ты ведёшь себя, как мерзкий невоспитанный мальчишка!
– Тогда и живите без этого мерзкого невоспитанного мальчишки!
Минуя меня, Такеши выскочил в коридор. Вид у него был решительный. Мать всё больше злилась, хоть и не собиралась показывать это слишком явно, но сильно не беспокоилась – кажется, не сомневалась, что выиграет в этой партии.
Такеши выглянул на улицу. Вернулся в прихожую, порылся в шкафчике. Уставился на мать.
– Где моя обувь? – рыкнула он.
– Я её спрятала, – как ни в чём не бывало ответила мать. – Работу сегодня тебе относить больше ненужно, а значит и выбираться из дома незачем.
Такеши рассвирепел. Бросился в комнату, принялся искать. Тут же вырвался обратно и снова стал рыскать в прихожей.
– Прекратите! Верните мою обувь!
– Ты что не понимаешь? Такеши, я забочусь о безопасности. Я не хочу проблем. Тебе тоже стоило бы быть осторожнее, сейчас непростое время, и вообще…
– Помешанная, – Такеши прорвался к двери. – Харуко, видишь? Она совсем с ума сошла!
– И куда ты собрался? – Не замечая меня, мать бросилась следом за ним. – Кто из нас двоих с ума сошёл?!
Такеши не стал слушать. Он ринулся к двери, мать вцепилась ему в рукав. Треснул недавний шов. В конце концов, недолго думая, братец с лёгкостью скинул с себя хаори и выскочил на улицу.
– Чего смотришь? – рыкнула мать. – Догони его! Скажи, чтобы немедленно вернулся, или я его больше в дом не пущу!
Я кивнула и, даже не одевшись, выскочила на улицу. Огляделась по сторонам. Такеши успел уйти далеко на север – я с трудом рассмотрела его среди горожан. Тут же заторопилась следом. Стараясь бежать не слишком быстро – в конце концов, не зря же меня учили держать лицо, – нагнала только на мосту. От холода губы братца уже успели посинеть.
– Матушка сказала…
– Мне всё равно, что она сказала, – Такеши обошёл меня и зашагал дальше. – Если этому человеку нет дела до отца, то мне нет дела до неё, ясно?
– Такеши, пожалуйста, – Я снова его опередила. – Что с тобой происходит? Ещё совсем недавно всё было в порядке, тебя из дома нельзя было вытянуть, и вообще…
Он остановился и скрестил руки на груди, как будто отгораживаясь от меня. Покосился на проходящую мимо женщину. На секунду показалось, что именно так он воспринимал всех других людей – попросту чужими для себя. Я тут же прогнала эти мысли.
– Что происходит? – уже намного тише спросила я. – Мне-то ты можешь об этом сказать?
– Мне хочется больше узнать об отце.
– Больше узнать об отце?
Он кивнул.
– Зачем тебе это? Он же давно пропал…
– А я разве говорил, что собираюсь его искать? Харуко, я просто гуляю. Хочу побыть один. Можешь ей так и передать: я просто хочу побыть в одиночестве.
– Хорошо… но… хотя бы хаори тебе принести?..
– Не стоит. Здесь не то, чтобы холодно.
И он ушёл. Просто ушёл, даже не оглянувшись. Моего брата как будто подменили.
– И где он ходит? – бормотала мать, склонившись над вышивкой. – Ой, лучше бы дала я ему эти вещи, сидел бы дома…
О том, что отцовских вещей в доме больше нет, она соврала. Отругала меня – почему это я не остановила брата? – а через некоторое время вытянула из запасов увесистый мешок. Тогда ещё была надежда – Такеши вот-вот вернётся, увидит вещи, и все свары сойдут на «нет». Но время уже клонилось к ночи, а на пороге никого не появлялось. Закрадывалась гаденькая тревога. Чтобы отвлечься, я взялась за отцовское наследство.
– А это что? – спросила я, прикрыв лицо красно-белой маской с цветастой бахромой. – Я таких нигде не видела, даже в театре.
Подобного в отцовской коллекции хватало. Кроме старой одежды – оказалось, Такеши не единственный неряха в семье, – здесь нашлись резные игрушки, инструменты, засушенные цветы и флакончики с какими-то снадобьями. Отец хранил даже маски – такие разноцветные бумажные тарелки со звериными мордами, усами и клыками. Я примеряла их перед зеркалом. Позвякивала стеклянными погремушками, разглядывала фарфоровых куколок с чёрными крылышками и соломенными шляпками. Никогда таких не видела. Будто сувениры из другой страны.
– Ваш отец… очень много путешествовал, – неохотно ответила мать. – Он любил собирать всякие памятные вещи.
В прихожей послышался шум. Мать тут же подскочила и бросилась в коридор, я поспешила следом. На пороге действительно стоял Такеши – замёрзший, с посиневшими губами, в какой-то дырявой соломенной накидке и… счастливый. Впервые за долгое время. Глаза горят, на лице улыбка. Уже и не помню, когда видела его таким в последний раз. На секунду даже подумалось, будто его ударили по голове чем-то тяжёлым, но я быстро сообразила – дело в другом.
Случилось что-то невероятное.
– Где тебя носило? – сходу накинулась мать. – Ночь на дворе, спят уже все давно, а ты всё где-то бегаешь!
Такеши стащил накидку и бережно отложил её в сторону. На его шее блеснуло любопытное ожерелье – разносортные рыболовные крючки, нанизанные на верёвку. И где он их нашёл? Но куда страннее было то, что вместо каких-то возмущений, оправданий или просто молчаливого ухода в свою комнату, братец поклонился и недолго продержался с согнутой спиной, всем видом стараясь показать – раскаивается.
– Прошу прощения, что заставил вас беспокоиться, – едва скрывая улыбку, сказал Такеши. – Обещаю, такого больше не повторится.
– Вот если бы ты остался дома, я бы вспомнила, что выбросила не всё, – всё с той же непреклонной строгостью сказала мать. – Вон, Харуко всё покажет. И не смей больше так себя вести.
Но вся строгость пропала, когда она отвернулась. Её лицо смягчилось, на губах проступила усталая улыбка. Мать беззвучно скользнула прочь, за перегородкой её спальни загорелся жёлтый свет. Мы с Такеши остались в одиночестве.
– Где ты был? – шепнула я, схватив Такеши за локоть и почти что волоком потащив к выпотрошенному мешку. – Мы чуть с ума не сошли, пока ты…
Такеши не ответил. И не ответил он не потому что как-то обиделся, разозлился или устал, а потому что просто оторопел – увидел отцовские вещи. Он тут же рухнул на колени, принявшись копаться и перебирать вещи, пискнул и глуповато заулыбался. Как ребёнок, честное слово! Братец спешил всё быстро рассмотреть, послушать и потрогать, что-то проверить, другое повертеть. Я села напротив.
– Спасибо! – чуть не взвизгнул Такеши. – Спасибо, спасибо огромное!
Я выхватила у него из-под носа маску – такую смешную тёмно-зелёную рожицу, напоминающую морду какого-нибудь болотного чудища. Братец этого даже не заметил. Всё вертел, смотрел, перебирал.
– Эй! – пробурчала я, спрятав лицо за маской. – Тебе чем-то тяжёлым по голове засадили?
Он взглянул на меня и громко прыснул смехом. Взялся за первую же маску, попавшуюся под руку. Глазами брата на меня смотрел свирепый голубой дракон.
– Это самый лучший день моей жизни! – весело прорычал он.
Я чуть наклонила голову вбок, и бумажная бахрома защекотала мне щёку.
– Ты так старому хламу радуешься? – хмыкнула я.
– Не только, и… это не хлам! – Такеши убрал от лица маску. – Это вещи отца, это память о нём! А ещё сегодня я, между прочим, нашёл друга.
Теперь уже и я открыла лицо.
– Друга?.. Ты серьёзно?
– Да! Да, друга! – Он принялся разглядывать фарфоровых куколок. – Харуко, это прекрасный человек! Его зовут Сора. Мы одногодки, он живёт на востоке города, и… Он не похож на других. Жаль только, я не могу вас познакомить.
– Погоди, почему?
– Он не хочет. Он одиночка, как я.
– Тогда откуда мне знать, что ты его не выдумал?
Такеши нахмурился. Мне и самой стало стыдно за такое недоверие, но… Я ведь правда сомневалась. Замкнутый, нелюдимый, дикий – и тут вдруг ни с того ни с сего таинственный друг. Причём тот, с которым нельзя никого знакомить. И как раз после того, как я попросила его найти хоть кого-нибудь, с кем можно общаться…
– Прости, – буркнула я. – Неудачная шутка.
Он недолго промолчал, что-то обдумывая. Наконец, снова взглянул на меня.
– Уже поздно, – тихо сказал он. – Лучше иди спать.