…ловлю себя на том, что дверь я бью, крепко бью, а оттуда ничего не отвечают.
Тишина.
Думаю, что делать, когда – тишина.
Толкаю дверь, дверь поддается, вхожу в кабинет – тусклый свет фонарей падает на массивный стол – окликаю хозяина.
– Кислота!
Да.
Кислота.
Это хозяина так зовут.
А полное имя – Запах Кислоты, Сорок Процентов Серной, Шестьдесят Процентов Муравьиной.
Вот так он мне представился после моего вопроса – как к нему обращаться. Вернее, этого моего вопроса он почему-то не понял, что значит – обращаться, это к кому обращаться или в кого обращаться, или как. А вот после моего вопроса – как он сам себя называет – он ответил.
Про кислоту.
Вот поэтому-то я вхожу в кабинет и окликаю хозяина:
– Кислота!
Хозяин сидит спиной ко мне, не отвечает.
Думаю, что делать, когда – не отвечает.
Откашливаюсь:
– Они… они требуют…
Тишина.
– Я понимаю, вы не хотите говорить…
Снова тишина.
– Я понимаю, это больная тема…
Еще тишинее.
Не тише, а именно – тишинее.
Трогаю хозяина за плечо – Кислота падает на ковер.
Смотрю на Кислоту, с этим Я хозяина мне еще встречаться не приходилось, – с Я, которое падает, лежит и не встает.
– Его нет.
Это Ацфир говорит.
(Хорошее имя – Ацфир)
Оборачиваюсь, вопросительно смотрю на Ацфира, как это – нет.
Ацфир наклоняется над Кислотой, смотрит, посылает запрос, – не получает ответа.
Снова говорит:
– Его нет.
Не понимаю:
– Как же его нет, вот же он лежит.
– Это не он, это только оболочка от него. А его нет.
– А где он?
Ацфир мотает головой так, что она у него тоже чуть не отваливается.
– Его нет. Совсем-совсем нет.
Я не понимаю, как такое может быть, чтобы кто-то был, а теперь его совсем-совсем нет.
Ацфир объясняет одним-единственным словом, которого я не помню, а может, просто не знаю. Пробую перевести слово на хоть какой-нибудь привычный мне язык, слово долго не переводится, наконец, нахожу ответ:
– Смерть.
Что такое смерть, спрашиваю себя, ищу в поисковике, поисковик выдает каркас какого-то позвоночного, завернутого в черную ткань, пытаюсь понять, что за лезвие он держит, не понимаю.
Ацфир поворачивает голову упавшего, – вздрагиваю, когда вижу развороченный затылок.
Здесь уже никого ни о чем не спрашиваю – воспоминания приходят сами, говорю:
– Его убили.
Память наваливается сама собой, я уже не могу её удержать, убили, значит, кто-то убил, значит, этот кто-то и нас убить может…
Спрашиваю Ацфира:
– А этот, который убил… он здесь? Среди нас?
Ацфир задумывается, кивает:
– Здесь. Где ему еще быть, никто же отсюда не улетал из дома, верно же?
Понимаю, что случилось что-то страшное. И что нужно звать сюда всех. Почему всех – не знаю. Память сама подсказывает какие-то правила, – рассылаю сообщения, всем, всем, всем, скорее сюда…
Часы бьют полночь.
Еще раз.
И еще.
Ну, нравится им полночь бить.
Стрелки мечутся по кругу, выплясывают какой-то безумный танец.