Я говорю:
– Я его боюсь.
А он говорит:
– А ты его не бойся.
А я говорю:
– А я все равно боюсь.
Он меня утешает, подбадривает.
Он.
Его зовут Ацфир.
Хорошее имя.
Ацфир.
Поднимаюсь по винтовой лестнице, сто ступенек вверх, на самый верх, где башенка, где большие часы, которые бьют полночь, где стрельчатые окна, за которыми вечная ночь…
Замираю перед комнатой хозяина, соображаю про себя, с каким Я хозяина буду сегодня говорить. Есть у него добрые Я, есть злые Я, какие возьмут верх, чёрт пойми.
– Он добрый будет – говорит Ацфир.
Я ему верю. Не знаю, почему, но верю. Потому что надо идти к хозяину, подниматься по лестнице, стучать в дверь, говорить…
Говорить…
Легко сказать…
Они просят…
Нет, не то.
Они требуют…
Нет, не то.
Они выдвинули ультиматум…
…и опять не так.
И вообще, почему они, кто они? Требования выдвинули пятеро гостей, остальные затаились, и даже не пятеро, а четверо, пятый не то, чтобы против, но и не сильно за.
Если я буду говорить с добрыми Я хозяина, он согласится, и тогда все будет хорошо. Но злых я у него больше, гораздо больше, и злые Я скажут – Нет, а те четверо (пятеро) скажут «Да», а злые Я снова скажут «Нет», а потом будет война.
Война…
Замираю на лестнице, хватаюсь за перила, спохватываюсь.
Война.
Откуда ко мне пришло это словечко, только что же не было, и тут – война.
Вспоминаю. Вспоминается что-то странное, непонятное, вот был дом – и нет дома, вот жили люди – и нет людей, и не понимаю, как это так, почему…
– Осторожнее!
Это Ацфир.
Отскакиваю – поздно, поздно, массивный боевой топорик соскальзывает со стены, падает, пронзает мое плечо, отсекает голову, она со стуком катится по ступеням, мир вокруг меня вертится кувырком, вижу свое обезглавленное тело, машущее руками…
Начинаю вспоминать, что такое война.
– Мои соболезнования.
Это снова Ацфир. Бежит по лестнице, поднимает упавшую голову, пытается приставить к моей шее – голова снова летит на пол, дом вокруг снова кувыркается бешеным волчком. Мой спутник бормочет извинения, снова пытается приставить мне голову, я подправляю, указываю Ацфиру – не так, не так, – наконец, совместными усилиями приделываем голову на место. Верчу шеей, прислушиваюсь к себе, вроде бы всё в порядке, обошлось, но всё ещё держусь за перила, всё еще боюсь, что мир вокруг опять завертится в бешеной пляске.
Киваю:
– Спасибо.
Ацфир растягивает губы:
– Всегда рад помочь.
Смотрит на мою шею, бормочет что-то, что вот, тут след остался, где топорик рубил, надо бы подклеить чем – отмахиваюсь, не надо, не надо, и так сойдет, поднимаю повыше воротничок.
Не нравится мне Ацфир, не нравится, не понимаю, почему, но не нравится: всегда вежливый, всегда готовый помочь, и почему от него хочется бежать на край света…
Стучу в дверь. Ацфир как всегда с изумлением смотрит, как я сжимаю руку в кулак, бью в дверь, как всегда хочет спросить – а зачем ты бьешь дверь, ей же не больно, как всегда не спрашивает.
Нужно будет что-то говорить. Здесь. Сейчас.
Они требуют…
Не то.
Они выдвинули ультиматум…
…тоже не то.
Они…
…все не то, все-все-все не то, а надо будет что-то говорить, здесь, сейчас…