Где мы только ни бывали. Можно даже сказать, что мы почти нигде не бывали. Но зато, если нас судьба куда-то заносила, то мы везде находили что-нибудь хорошее и запоминающееся. У кого-нибудь бывало и другое
Через день после присяги нас развозили во все концы СССР. Меня судьба забросила на Северный Урал. Везли нас в «телятниках» – товарных вагонах с печкой посередине. Ехали недолго – утром выехали, а поздним вечером уже прибыли в город Ивдель.
Как везде, там тоже был сильный мороз, поэтому нас быстро высадили из вагона, построили и повели, бог весть куда.
Мы шли по широким дощатым мосткам. Снег громко скрипел от мороза и топота сотен кирзовых сапог. А доски усиливали этот звук. Шли мы какими-то коридорами из заборов. Это были лагеря, или зоны. Высокие тоже дощатые стены с колючей проволокой наверху окружали нас. Яркий свет прожекторов иногда освещал дорогу, но чаще он освещал что-то внутри лагерей.
Через полчаса мы вышли на плац батальона. Опять мороз не дал разгуляться командирам. Они выкрикивали названия профессий, а те, кто к ним относился, выходили из строя, их тут же строили и разводили по казармам, где находились четыре роты железнодорожного батальона.
Я попал в роту тяги, то есть в паровозно-тепловозную. Нас быстро уложили спать, так как время перевалило уже за час ночи. Правда, поспать нам довелось только до семи часов утра.
Первым, кого мы увидели, был старшина Бондаренко. Меня удивило то, что он был поразительно похож на моего отца. Все дальнейшее сосуществование с ним проходило для меня немного по-другому, чем у сослуживцев. Не мог я относиться к старшине иначе, чем с некоторым уважением.
Правда, старшина оказался довольно строгим и придирчивым, но в меру. Так, являясь к подъему, он слушал доклад дневального, подавал команду: «Вольно» и проходил в роту. Первым словом, которое он издавал при этом, звучало, как многозначительное: «Та-а-а-к». После этого вступления, следовало некоторое внушение дежурному по роте за допущенные промахи, а после него начиналась обычная служба.
В первые дни пребывания в своей части мы – новобранцы еще ничего не знали об особенностях здешних мест и традициях. Оказалось, что наша часть только год назад перебазировалась в Ивдель, и поэтому мы застали время обустройства.
Казарма построена только полгода назад, а старослужащие рассказали нам, как они еще год назад жили в палатках. Так что мы попали почти в курортные условия. Но еще очень многое требовалось для полного комфорта. Это нам еще предстояло построить.
Первый же подъем уже порадовал тем, что не было никаких сержантов с секундомерами в руках, которым хотелось бы поймать не слишком расторопных и наказать их.
Мы, правда, спешили уложиться в нормативы, выдуманные ретивыми служаками, но старослужащие посмеивались, и казалось, неторопливо натягивали свою форму. Однако эти ребята от нас не отставали, и в строй мы вставали одновременно.
Потом началась зарядка – пробежка по морозу без бушлатов, в гимнастерках. Кстати, старшина также бежал с нами. Затем умывание и бритье той незначительной щетины, что начинала произрастать на щеках и на подбородке.
Тут и проявилась неустроенность и суровые условия нашего места службы. Вода в умывальниках оказалась так холодна, что для умывания и чистки зубов она еще подходила, то для бритья – не очень.
Через неделю я увидел «народное изобретение» для подогрева воды из двух бритвенных лезвий и стакана. Его, подключали к электросети и через несколько секунд получали стакан горячей воды, годной для бритья. Очень быстро, но и опасно тоже.
Через год мы уже построили хорошую умывальную комнату и даже сушилку для рабочей одежды. И вообще, как всякие мастеровые люди, а такие встречались среди сослуживцев нередко, мы создали почти комфортные условия быта.
Все необходимое для жизни наша часть железнодорожных войск перевозила в вагонах. В них размещался небольшой клуб с киноустановкой, дизельная электростанция, мастерская со станками, баня, почта и много чего еще. Но уже достраивалось здание библиотеки, и начиналась постройка большого клуба.
При относительном комфорте нашего быта, одно неудобство преследовало первогодков непрерывно и доставляло почти страдания, но совершенно неведомые для старослужащих – это голод.
Точнее, не голод нас донимал, а привычка питаться, как попало, то есть без всякого режима. Кормили нас довольно сносно, хотя и однообразно, но первогодков такой военный распорядок ввергал в муки и страдания, точнее, нас донимал голод, возникающий через два – три часа после приема пищи.
Так время ужина в семь часов вечера казалось нелепым и издевательским. К утру молодые и голодные новобранцы готовы были бегом бежать в столовую на завтрак, тогда как старослужащие совершенно спокойно и даже степенно входили в нее.
Мы тогда не знали, что такой режим питания, оказывается, и есть самый правильный. Недаром солдаты третьего года службы выглядели даже более здоровыми и упитанными, чем мы – молодые, только что прибывшие с «гражданки». Чтобы утолить голод, возникающий из-за нашего беспорядочного питания до армии, мы иногда тайком прятали в карманы куски хлеба.
Потом на третьем году службы мы даже не думали о каких-то кусочках хлеба в кармане. А точнее, уже через год и мы привыкли к установленному порядку. Привыкал, скорее, организм, но мы считали это достижение своей заслугой, то есть нашей волей, выдержкой и упорством.
Впрочем, какая разница в том, что нам помогло победить дурные привычки, если даже Фрейд не всегда упомянутые человеческие чувства ставил во главу угла.
Через неделю почти все молодые уже были распределены по экипажам паровозов и тепловозов, и только я – электровозник, пока оставался в резерве. Так начиналась служба, а между тем, приближался Новый Год.