Из-за закрытых дверей жертвенного зала доносится стук барабана и тоскливые напевы, сменяющиеся громкими вскриками. Министры и Владыка ждут, когда придворная жрица выйдет, чтобы изречь пророчество, которое все ждали.
Тяжелые двери отворяются, и оттуда слышится низкий, нечеловеческий голос:
– В ночь, когда черный дракон проглотит луну, из огня родится дитя, которое станет спасением для народа Когурё.
Министры низко кланяются и шепчутся:
– Это воин!.. Великий воин! Спаситель!
Закатное солнце выплескивает на небо алые краски. Народ выбегает на улицу, удивленно указывая наверх: такого багрового заката никто не помнил. Огненно-красный шар тяжело опускается за горизонт. Четырехсотлетний дуб на вершине холма ловит его последние лучи, и листья становятся рубиновыми, словно забрызганными кровью.
Весь мир замирает в ожидании…
***
Запахи и звуки медленно возвращались вместе с ощущением парализующей боли. Острой, истязающей, будто дикое животное рвало зубами левое плечо. И этот же зверь вдруг вспорол сердце опустошающей мыслью: «Что с принцем Науном?!»
Кымлан с усилием разлепила тяжелые веки и попробовала пошевелиться. От малейшего движения жестокий хищник вновь вонзил клыки в плечо, и девушка инстинктивно дернулась, чтобы дотронуться до раны, но не смогла: что-то сковывало запястья заведенных за спину рук. Осторожно пошевелив пальцами, Кымлан поняла, что связана. Тугие веревки безжалостно впились в кожу, причиняя еще большие муки. Невыносимо хотелось пить.
– Кымлан! – услышала она знакомый шепот, и перед глазами возникло перемазанное грязью и кровью лицо Чаболя. – Ты очнулась! Слава Небесам!
Девушка попыталась осмотреться, но ничего не вышло. Она лежала на боку, и угол обзора был слишком мал, чтобы определить, где они находятся. А подняться мешали связанные руки и адская боль, которая жгла плечо. Все, что она видела, это испуганное лицо друга, чьи узкие глаза от страха и одновременного облегчения стали почти круглыми. Запах крови, кожаных доспехов и потных тел неприятно щекотал ноздри. Опираясь здоровой ладонью на покрытую колючей соломой землю, Кымлан попыталась приподняться и тут же повалилась обратно, едва сумев сдержать за сжатыми зубами болезненный стон. Тяжело дыша, уткнулась лицом в воняющий испражнениями настил и вновь посмотрела на Чаболя.
– Нас взяли в плен? – Кымлан не узнала собственный голос, настолько он прозвучал глухо и хрипло. – Что с Его высочеством?
– Бог Когурё1 не оставил его. Ему удалось сохранить дань и скрыться, – Чаболь на коленях подполз ближе, боязливо озираясь. Какой трусишка! И как его угораздило стать солдатом? Лучше бы он занимался врачеванием, как и его отец, – все больше толку.
Несмотря на мучительную боль, Кымлан улыбнулась, и дикий зверь, вонзивший когти в ее сердце, немного ослабил хватку. «Принц в безопасности, а это самое главное».
– Сколько нас?
– Пятнадцать, включая нас с тобой, – настороженно втянув голову в плечи, Чаболь наклонился ближе.
– Есть раненые? – Кымлан по привычке задавала вопросы, чтобы хоть немного отвлечься от боли, которая, будто поняв, что хозяйка пришла в себя, набирала обороты.
– Двое тяжело, у троих легкие царапины, остальные целы. Ты тоже неважно выглядишь, тебе нужен лекарь, да только боюсь, эти дикари не помогут, – по-детски пухлые губы Чаболя сложились грустным полумесяцем.
– Значит это были не разбойники, – почти утвердительно сказала Кымлан, вытягивая, словно тяжелое ведро из глубокого колодца, воспоминания из мутной памяти. Вспышки прошедших событий оглушали взвившейся внутри яростью. «Да как посмели эти варвары напасть на принца Когурё!»
– Нет, – печально подтвердил ее догадку Чаболь. – Уверен, мохэсцы2 задумали это с самого начала.
– Поэтому и прикинулись такими любезными, когда мы приехали за данью, – Кымлан стала оживать, пытаясь связать все ниточки воедино и, главное, придумать, как им спастись. – Недаром Его высочеству сразу показалось странным, что они так легко отдали пять тысяч боевых коней.
Для мохэ это было огромной потерей, но вождь и слова поперек не сказал, только улыбался и кланялся принцу, уверяя его в преданности всех пяти кланов.
– Принц нас не бросит, – зашептал Чаболь, глядя на Кымлан отчаянными глазами, – особенно тебя. Он обязательно придумает, как нас вытащить!
– Что за вздор! Даже не думай об этом, мы не должны обременять его, – сказала Кымлан строго, но не смогла потушить вспыхнувшую в душе искру надежды, что Наун спасет их. Она слишком хорошо его знала. Он ни за что не бросит в беде своих людей и свою… Кем Кымлан была для него? Соратницей? Подругой детства? Или… любимой женщиной? – Сами выберемся.
Кымлан попыталась оценить обстановку, но увидела лишь толстые жерди клетки, сквозь которые можно было различить перевязанные грубой бечевкой сапоги охранников.
– Где мы? В мохэсском городище? – процедила она, борясь с подступающей то и дело тошнотой.
– Не уверен, – удрученно покачал головой Чаболь. – После нападения нам мешки на башку надели. Но везли совсем недолго. Похоже, это их военный лагерь, – он кивнул куда-то за спину Кымлан. – Куда ни глянь – везде шатры, огни и куча воинов.
– Что еще можешь сказать о местности?
– Солнце село за невысокие холмы. Судя по всему, за ними и начинается дорога на Когурё, так что, мы как раз на самой окраине мохэсских земель.
– Сколько тут охраны? – в голове роились возможные способы побега.
– Шесть человек по периметру, – осторожно оглядываясь, ответил Чаболь.
Почему их не убили? Для чего взяли в плен? Неужели мохэсцы надеются использовать пленников, чтобы что-то получить от Когурё? Кымлан знала, что Владыка ни за что не пойдет на поводу у варваров, кто бы ни был у них в заложниках, хоть сам наследный принц. И с болью представляла отчаяние Науна. Она все яснее понимала, что Совет просто не позволит ему спасти своих людей, ведь против их жизней на кону стояла честь, репутация и благополучие Когурё.
– Мохэсцы считают, что ты важная птица, – наклонившись так низко к Кымлан, что его нос едва не коснулся ее щеки, зашептал Чаболь. – Пока ты была в отключке, сюда приходил их командир, внимательно рассматривал твои доспехи. Похоже, они решили, что захватили молодого генерала. Нужно любой ценой сохранить в тайне, что ты женщина, иначе…
Чаболь не договорил и в ужасе зажмурился, но Кымлан и так поняла, что он имел в виду. От этой мысли что-то судорожно дернулось в пустом желудке.
Время тянулось медленно. Им принесли воды и какую-то отвратительную похлебку в деревянных, грубо сделанных плошках. Ели по двое. Кымлан ненавидела свою беспомощность и неподвижную руку, когда развязанный на время Чаболь кормил ее, словно ребенка. Омерзительная еда не лезла в горло, но Кымлан понимала, что нужно хоть что-то проглотить, чтобы набраться сил. Над головой раздавались голоса следившей за ними охраны, но девушка не понимала ни слова на незнакомом языке. Если выберется отсюда, то обязательно выучит мохэсский.
Вдруг кто-то схватил ее за воротник и, как беспомощную куклу, дернул вверх. Перед лицом возникли жадные, дикие глаза караульного, растянувшего губы в хищном оскале. Не понимая, что произошло, Кымлан инстинктивно почувствовала, что случилось что-то страшное. Скосила глаза туда, куда был направлен взгляд стражника, и увидела свой прорезанный доспех, из-под которого виднелась залитая кровью ткань, перетягивающая грудь, и тягучая волна страха огнем скользнула вдоль позвоночника. Она раскрыта…
Чаболь нервно метался где-то под ногами, но Кымлан не могла отвести глаз от безумного, звериного лица мохэсца. Она заледенела и даже, кажется, перестала чувствовать боль в раненом плече. Сзади к вцепившемуся в нее караульному подошел еще один, и они обменялись негромкими фразами. Гадко ухмыльнувшись, варвар, что схватил ее, слегка кивнул напарнику за спину и потащил Кымлан к кривой, уродливой двери – выходу из клетки. По плотоядному выражению их лиц не трудно было догадаться, что именно они собирались сделать.
– Куда вы его тащите? Отпустите, кому говорю! Да вы хоть знаете, кто это?! – позади отчаянно, на одной ноте запричитал Чаболь и, судя по звуку, пополз следом. – Не смейте! Если с ним… – позади послышался глухой удар, и голос друга смолк, словно его отсекли мечом. От страха за себя, близкого человека и свое будущее Кымлан впала в оцепенение. Она пыталась повернуть голову, чтобы убедиться, что Чаболь жив, но не смогла.
Сдавленно ругаясь и пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, она услышала далекие крики и топот нескольких пар ног. Стражники остановились так резко, будто наткнулись на невидимую преграду, и Кымлан уловила впереди какое-то движение. В нескольких шагах от них стоял высокий молодой мужчина в окружении нескольких воинов, с готовностью обнаживших мечи. Он что-то громко сказал солдатам, которые все еще крепко держали девушку с двух сторон, и ее «провожатые» недовольно заворчали. Однако перемена в их настроении была очевидна, и у Кымлан забрезжила слабая надежда, что ее не тронут. Воин перед ней был одет иначе, чем рядовая охрана, и стало ясно, что он, возможно, важная персона в племени. Сейчас Кымлан бы отдала все на свете, чтобы узнать, о чем они говорили.
В любом случае, стража нехотя повиновалась и отпустила «добычу», которая едва устояла на ногах. Кровь будто вся разом отлила от сердца и теперь болезненно пульсировала в ране. В глазах темнело. Спасший ее воин возродил потухшую было надежду на спасение. Если бы ее хотели убить, то не стали мешать караульным, а, значит, пленница для чего-то была нужна.
– Сама идти сможешь? – вдруг на чистейшем когурёсском спросил молодой воин, хмуро оглядывая едва живую девушку. Его лицо было мягче, чем у мохэсцев, чьи острые, диковатые черты казались Кымлан отталкивающими.
– Да, – она хотела задать множество вопросов, но смогла выдавить только это.
Мужчина кивнул и, цепко взяв за здоровое плечо, повел ее мимо притихших солдат куда-то в темноту. Что он собирается делать? Куда ее ведет? И откуда здесь, во вражеском племени, взялся когурёсец?
Чаболь был прав, их действительно держали в небольшом гарнизоне, где, судя по всему, была сосредоточена лишь малая часть армии мохэ. Миновав расставленные шатры, они подошли к деревянным укреплениям, которыми заканчивалась территория лагеря. Впереди темной грядой маячили толстые стволы деревьев, за которыми начинался густой лес.
Кымлан едва переставляла ноги, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Ночь была так черна, что девушка не видела ничего в пределах двух шагов. От напряжения кровь стучала в висках, и безумная мысль о побеге не давала покоя. Но Кымлан понимала, что пытаться сбежать здесь, в совершенно незнакомой местности, и в ее состоянии равносильно самоубийству. Лучше не злить провожатого и выяснить, чего от нее хотят.
Вскоре лес закончился, и Кымлан увидела впереди много ярких огней. Значит, ее ведут в одно из многочисленных селений мохэ. Яркие языки пламени в каменных чашах, освещавших едва выглядывающие из земли крыши домов, смазанными пятнами метались перед глазами. Голова горела, словно в адском пламени, а желание сделать глоток воды стало невыносимым. Силы иссякли настолько, что хотелось просто упасть и забыться. Прекратить бессмысленную борьбу и наконец почувствовать блаженное умиротворение и покой. Но стоило подумать о Чаболе и других пленных – Кымлан не могла позволить себе сдаться. Если ей суждено умереть, то перед смертью она должна хотя бы попытаться спасти друзей. Сделать хоть что-то, чтобы на другом берегу Реки Вечности без стыда смотреть в глаза матери, когда-то отдавшей за нее свою жизнь.
Мысли о скорой смерти вяло понесли ее разум туда, где осталось все, что она так любила: в родное Когурё. В теплый дом отца, для которого Кымлан стала единственной отрадой после гибели жены; в королевский дворец, где она нашла настоящую дружбу и впервые испытала любовь; к широким разливам рек и скалистым холмам. Увидит ли она еще когда-нибудь близких? И если нет, долго ли они будут горевать о ней? Грудь сдавило от тоски, когда она представила одинокого, безутешного отца, коротающего темные ночи в своей маленькой комнате. Нет, ей нужно взять себя в руки и во что бы то ни стало выбраться отсюда. Если болезнь не убьет ее раньше.
Путь показался бесконечно долгим, и когда Кымлан уже думала, что сил для следующего шага у нее совсем не осталось, провожатый подвел ее к двускатной крыше, покрытой поверх соломы и бревен леопардовыми шкурами, и открыл деревянную дверь. На дрожащих ногах девушка спустилась вниз по земляным ступеням. Полутемное помещение слабо освещалось стоявшими возле стен металлическими треногами, в которых весело трещал огонь. Слева темнела печь, от которой еще исходило тепло вместе с дымом, прозрачно-сизыми клубами уходящим через отверстие в потолке.
Кымлан остановилась, невольно оглядывая непривычное жилище. Когда она приехала в поселение мохэ несколько дней назад, ей, принцу Науну и сопровождавшему их министру Ёну выделили по большому и довольно благоустроенному шатру. Сейчас же она впервые была в настоящем мохэсском доме, и на некоторое время даже забыла о болезненно пульсирующей ране, с интересом разглядывая диковинное убранство. Укрепленные деревом стены были убраны шкурами, костяными изделиями и мечами с замысловатыми узорами, которые, вероятно, ни разу не участвовали в битвах и служили украшением помещения. Просторная комната была разделена на две части свисавшей с потолка дорогой тканью, явно купленной у торговцев империи Цзинь. Из-за неплотно задернутой ширмы выглядывал край застеленной шелковым покрывалом постели. Хозяин этого дома очевидно был не простым человеком, если мог позволить себе такие роскошные для обычных мохэсцев вещи.
Блуждающий взгляд Кымлан наткнулся на неподвижную спину незнакомца. Напротив нее стоял невысокий широкоплечий мужчина, но она видела лишь темно-серый, схваченный на талии широким поясом, балахон и длинную косу, спускавшуюся на спину.
Воин, который привел Кымлан, поклонился ему и сказал что-то на мохэсском. Незнакомец коротко кивнул и обернулся. Провожатый ткнул ее в бок:
– Встань на колени!
Но Кымлан и не думала повиноваться. Прищурившись, пыталась рассмотреть человека перед собой в неверном свете огня. Он был ей совершенно не знаком. И когда они с принцем Науном прибыли за данью, среди глав пяти кланов она его не видела. Это был юноша примерно одного возраста с Кымлан. Высокие скулы, жесткая линия губ, выразительные, с поволокой глаза и твердый подбородок выдавали в нем непокорную натуру. С большой натяжкой его можно было бы даже назвать красивым, если бы не дикий взгляд, словно у голодного зверя. Такое же жестокое выражение лица она замечала у всех мохэсцев. Но черты этого молодого человека странным образом одновременно и пугали и притягивали. В ушах у него качались причудливые костяные серьги, с пояса спускались стеклянные бусы вперемешку с леопардовыми хвостами, что свидетельствовало о высоком статусе в племени. Да и воин, приведший Кымлан, обращался к хозяину дома очень уважительно, что наталкивало на мысль о его близости к главе племени.
«Если он важная персона среди дикарей, возможно, с ним удастся договориться?» – успела подумать Кымлан, прежде чем жесткие ножны ударили ее под колени. Ноги подогнулись, и девушка рухнула на земляной пол. Несмотря на унижение, это оказалось ее спасением: она бы не смогла простоять больше и минуты, так была измучена физически.
– И откуда в войске Когурё взялась женщина? – в хрипловатом низком голосе прозвучала явная усмешка. – Какая жалость! Я думал, что поймал в сети крупного карпа, а он на деле оказался мальком!
Кымлан распахнула глаза, вглядываясь в лицо незнакомца. Он знал ее язык? Откуда? Его кто-то научил, и хоть говорил он не очень хорошо, но смысл его слов был понятен. Она покосилась на стоявшего рядом воина, который привел ее сюда.
– Я подслушал разговоры пленных, думаю, что она много значит для принца Науна, – сказал тот, бросив на Кымлан холодный взгляд.
– Где твоя гордость? – вспыхнула пленница, обращаясь к нему. – Ты же когурёсец! А стал шавкой какого-то мохэсского мальчишки!
– Не тебе меня стыдить, жалкая королевская подстилка! – воскликнул воин, гневно оборачиваясь к Кымлан и замахиваясь для удара.
– Тише, Даон, успокойся, – негромко остановил его незнакомец. В его голосе звучало явное предупреждение, и слуга замолчал, послушно склонив голову:
– Прости, Мунно…
«Мунно. Его зовут Мунно», – застучало в висках знакомое имя, но Кымлан никак не могла вспомнить, где его слышала.
Мунно обошел пленницу, тщательно изучая со всех сторон, от чего у нее неприятно похолодело внутри. Она чувствовала, что он ее оценивает, только вот для чего, не понимала. Ясно было одно – убивать он ее пока не собирается и привел в свое жилище с какой-то целью.
– Ты довольно красива, – вынес он вердикт, становясь прямо перед ней. Ее лицо было на уровне его пояса, и она видела, как мерно поднимается и опускается его грудная клетка. – Ты женщина принца Науна?
Кымлан подняла голову. Тяжелый взгляд Мунно лег на плечи, словно металлический доспех. Это был совсем не простой человек. Но почему-то он вызывал не страх, а желание узнать, что же таится на глубине его угольно-черных глаз.
– А кто ты такой? – огрызнулась она, не мигая глядя ему в глаза, которые будто держали ее на поводке и не давали опускать голову. На губах Мунно возникло некое подобие удивленной улыбки, и он присел на корточки, чтобы их с Кымлан лица оказались вровень.
– Что ж, думаю, самое время мне представиться, – он криво ухмыльнулся, и в темной бездне глаз мелькнули загадочные искры. Не то опасные, не то задорные. – Я старший сын вождя племени Сумо3 – Мунно.
Кымлан открыла рот, поразившись, как же сразу не вспомнила, что вождь на приветственном ужине хвалился своим сильным и необычайно умным сыном.
– По-видимому, ты не приветствовал посланников Когурё не потому что уехал в соседние земли, а потому, что в этот момент был занят подготовкой нападения на нас? – сквозь сомкнутые зубы сказала Кымлан, чувствуя, как ненависть за убитых солдат и едва спасшегося принца огненными языками поднялась от кончиков пальцев ног до макушки.
– Быстро соображаешь, – неприятно оскалился Мунно. Наклонив голову, он с интересом изучал располосованный доспех и рану на плече, которая от его взгляда, кажется, заболела еще сильнее. – Я смотрю, жить тебе осталось недолго: рана нехорошая и уже загноилась. Буду краток. Мне нужно вернуть все, что вы отняли у моего народа: людей, зерно, кожу и лошадей. В обмен на твою жизнь. Если ты напишешь письмо принцу Науну, я отведу тебя к лекарям и отпущу, как только когурёсцы выполнят все требования. Если нет, убью прямо сейчас. Выбирай.
– С чего ты взял, что моя жизнь так ценна? – Кымлан стало и смешно, и горько. Неужели будущий вождь всерьез считает, что королевский дом пожертвует только что собранной данью ради какой-то женщины? Пусть даже и той, которая по пророчеству должна принести мир Когурё. Мунно оказался не таким уж и умным.
– Если ему безразлично, что его женщина умрет, то…
– Как ты собираешься стать вождем, если так плохо изучил своего противника? – Кымлан смотрела на него с откровенной издевкой. Глупый мальчишка! – Когурё никогда не пойдет на сделку с врагом, слышишь? Никогда! А я никогда не предам своих. Поэтому не будем тянуть время, убей меня, как и обещал.
Мунно изменился в лице и медленно выпрямился, взирая на Кымлан со смесью недоверия, непонимания и… уважения?
– Она права, – вдруг подал голос Даон. – Когуресцы – бездушные негодяи, им нет дела до своих людей. Девчонка бесполезна.
– Замолчи! – вспыхнула Кымлан. – Предатель!
– Уведи ее обратно. Не хочу пачкать руки кровью слабой девчонки. Сама сдохнет, – жестко бросил Мунно и отвернулся к затухающему огню.