Как и сказал Вик, Эддисон ждет нас в автомобиле. Он – Брэн, когда не на службе, когда он мой бойфренд. Но сейчас, когда у нас появилось дело, он – Эддисон, как и Касс и Мерседес, ставшие Кирни и Рамирес; Эддисон – Чарли для наших ангелов, причем весьма разозленный на весь треклятый мир.
Такое состояние для него не то чтобы непривычно. Он управляет своим гневом, изо всех сил старается не выплескивать его, кроме тех случаев, когда это уместно или может принести пользу. Однако где-то внутри его таится ярость. Таится гораздо дольше, чем мы знаем Брэна, – по словам его матери, уже четверть века: нетрудно связать эту дату с Фейт.
Он уже сидит во внедорожнике на водительском месте, стиснув руль так, что костяшки пальцев побелели. Радио не приглушено, а выключено. Я взбираюсь на переднее пассажирское сиденье, Кирни и Рамирес садятся сзади. Кирни – единственная, кто может с комфортом разместиться за Эддисоном в силу своего малого роста.
На полпути с парковки появляется команда Уоттс на двух черных внедорожниках, идентичных нашему. Вообще-то они – бывшая команда Касс; это наше первое с ними совместное дело с тех пор, как Касс перешла к нам. Эддисон позволяет им выдвинуться вперед и проехать первыми по всем уровням парковки, а сам оказывается сзади. Наша мини-кавалькада направляется в Ричмонд. Несколько минут внутри машины царит неловкая тишина.
Снова открываю планшет и откашливаюсь:
– Бруклин Мерсер. Она с соседской девочкой обычно возвращается домой из школы в компании старшего брата соседки.
Рука Эддисона так сильно сжимает руль, что одна из костяшек хрустит от напряжения.
Секунду спустя я продолжаю:
– Брат – Дэниел – вчера отправился на экскурсию и, как и ожидалось, вернется в школу не раньше вечера. Его сестра Ребекка заболела и ушла домой до обеда. Были планы забрать Бруклин после школы, но по каким-то причинам не сложилось. Нам придется выяснить, что произошло.
– А ее родители? – спрашивает Эддисон напряженным тоном.
– Оба на работе. Обычно Бруклин или остается у Ребекки, пока не возвращается кто-то из родителей, или закрывается дома. На дверях цепочки, так что никто не может просто взять и войти, когда она там одна.
– Когда они заметили ее исчезновение? – спрашивает с заднего сиденья Кирни.
– В восемь часов. Родители вернулись поздно и осознали, что ни один из них не встретил Бруклин. Заглянули к соседям, но и там ее не было.
– Когда они обратились в полицию?
– В девять тридцать. Сначала искали сами – прошлись от дома до школы на тот случай, если она упала по дороге или, может быть, просто осталась в школе. – Вглядываюсь в экран и увеличиваю изображение отсканированных каракулей полицейского офицера. – Они позвонили в школу по номеру экстренного вызова и связались с директором. Директор вместе с сотрудником из отдела кадров осматривают школьные здания и территорию каждый раз перед уходом, и они ее не видели.
– Есть братья или сестры?
– Единственный ребенок в семье. Пришла толпа полицейских, начали поиски, вместе с родственниками осмотрели окрестные дома. Разослали фото Бруклин по больницам, пожарным частям, торговым центрам и новостным каналам.
Рамирес нажимает на заметку на своем экране:
– До Ричмонда всего полтора часа; почему никому из нас не пришло оповещение «Амбер Алерт»?[7]
– Хм-м-м… – Я пролистываю немногочисленные страницы файла.
– Оповещения не всегда рассылают повсеместно, если нет оснований полагать, что дело выходит за местные рамки, – отвечает Эддисон.
– Вообще-то, – замечаю я, борясь с ремнем безопасности, чтобы повернуться и лучше видеть своих трех спутников, – судя по всему, «Амбер» вообще не запускали. Нет ни подозреваемых лиц, ни машин, так что критерии запуска системы оповещений не выполнены. Слишком мало доступной информации, чтобы общественность могла помочь с идентификацией.
– Они звонили в NCMEC?[8] – спрашивает Рамирес.
– Да, а также в NCIC[9] и в VCIN[10], но не ранее как этим утром. Похоже, капитан дневной смены пришел сегодня спозаранку и поднял шум.
Уголком глаза я заметила, как Кирни открывает рот, бросает взгляд на водительское место и проглатывает то, что собиралась сказать. Если у нее на языке вертелось что-то схожее с роящимися сейчас у меня в голове мыслями, то речь о том, что полиции Ричмонда стоило бы изменить отношение к протоколированию дел о пропаже детей. Вряд ли родственники знают, что всегда стоит обращаться в полицию до начала самостоятельных поисков. Лучше вызвать у полицейских раздражение ложной тревогой, чем сообщить о пропаже ребенка спустя несколько часов после происшествия. Но большинство инстинктивно предпочитает не беспокоить полицию, пока окончательно не станет ясно, что дела плохи. То, что Мерсеры обратились в полицию спустя полтора часа, не так уж и скверно. По крайней мере, прошло всего полтора часа.
Также родственники вряд ли знают, что после полиции следует позвонить в Национальный центр по делам пропавших и эксплуатируемых детей. После первого звонка именно полицейские должны послать запросы в Криминальную информационную сеть Вирджинии и в Национальный информационный центр преступности, однако родственники должны сами обратиться в NCMEC. Чем быстрее распространится по сетям описание внешности ребенка и подробности пропажи, тем выше шанс найти его.
Бруклин отсутствовала более двенадцати часов, прежде чем кто-то додумался распространить информацию о ее исчезновении за пределы Ричмонда. Полицейская ночная смена сильно облажалась.
– Есть ли какие-то признаки, что она заходила домой? – спрашивает Кирни.
– Никаких. Ранца нет, записка от матери по-прежнему лежит на полке, обед по-прежнему в холодильнике. И ничто не указывает на попытки взлома дверей или окон. Письма так и лежат в почтовом ящике у конца подъездной дорожки. Видимо, девочка обычно забирает письма, когда подходит к дому.
Большие пальцы Эддисона нервно барабанят по рулю.
– В этом квартале живут преступники, состоящие на учете?
– Пока точно не знаю. Ивонн получила информацию, что их тут зарегистрировано немало, однако сортировка по видам преступлений займет какое-то время.
Статус секс-преступника можно получить много за что – начиная с отвратительного и агрессивного поведения и заканчивая пьяными глупостями. Когда люди узнают, что их сосед числится в секс-преступниках, они склонны сразу предполагать худшее, что становится проблематичным в делах вроде нашего. Время, потерянное на убеждение местных жителей, что человек, пьяным мочившийся на улице у всех на виду, скорее всего, не является похитителем детей, – это то время, которое следовало бы потратить на поиски ребенка.
– Ее родители настоящие, биологические? – спрашивает Рамирес.
– Да. Никто из них раньше не состоял в браке, и они по-прежнему женаты и живут вместе.
Если бы Бруклин удочерили или взяли под опеку или же один из родителей оказался приемным, а другой биологический родитель жил отдельно, тогда у нас были бы отправные точки для расследования. Все мы держим в памяти контрольный список; задавая очевидные вопросы, выясняем, что известно, а что нет и какие гипотезы можно сразу отбросить.
Эддисон ненадолго отпускает руль, чтобы поменять настройки кондиционера. Глупо это или нет, но мы сидим в куртках, так что режим нагрева ни к чему.
– Есть какие-то ниточки к другим делам?
– Очевидных – никаких. Немногочисленные незакрытые дела о пропавших детях в Ричмонде, в основном давние. Предположительно убежавшие сами плюс два похищения родителем. Только два случая, промаркированные как вероятное похищение незнакомцем, многомесячной давности. Пятнадцатилетняя девушка и шестилетний мальчик.
– Связь между возрастом похищенных не прослеживается, – замечает Кирни.
– Как и внешность. Мальчик – негр, девушка – латиноамериканка. Из разных частей города, разных школ, разных социальных кругов. Ничего общего друг с другом. Ивонн сейчас сравнивает оба дела с делом Мерсер, просто на всякий случай.
– Что тут за квартал? – спрашивает Рамирес. На ее планшете открыта карта Ричмонда.
– Похоже, довольно солидный средний класс, – отвечаю я. – В основном семьи, с детьми и без. Дворы, подъездные дорожки, личные почтовые ящики, постоянное уличное и дорожное освещение. Цены на жилье довольно высоки и по карману разве что объединениям домовладельцев – в основном для того, чтобы ограничивать число студентов-арендаторов. Должно быть, проблемы с тревожной кнопкой, поскольку это отражено в рапорте офицера. Есть несколько мам-домохозяек и один папа, но в основном работающие супруги или родители-одиночки. Плюс пару домов снимают студенческие компашки.
– У Мерсеров есть домашние животные?
– Две кошки, обе официально зарегистрированы. Мы проверим местные зоомагазины и приюты для животных: были ли в последнее время какие-то необычные покупатели.
Кирни вписывает замечание в свою версию файла.
– Бруклин из тех детей, кого можно заманить домашним питомцем?
– Не знаю, придется расспросить.
Остаток пути мы препарируем скудных объемов файл, обмениваясь вопросами. Кирни записывает те, на которые мы не можем дать ответ, а таких большинство. За несколько минут до прибытия в пункт назначения звонит Уоттс – на мой рабочий телефон, а не эддисоновский. Эддисон в машине – это, за редчайшими исключениями, Эддисон-водитель, потому что пассажир из него ужасный. Включаю блютуз-соединение:
– Стерлинг слушает.
– К заданию готовы? – спрашивает Уоттс. Голос искажается динамиками автомобиля.
– Да, мэм.
– О господи, Стерлинг, не называй меня «мэм». Рамирес, останешься с родственниками пропавшей. Из участников обеих команд ты лучше всех подходишь для этого. Не отходи от них, сосредоточь их внимание на себе, объясни, чем занимаются остальные. Приложи все усилия, чтобы они сохраняли спокойствие или, по крайней мере, не совершали ничего необдуманного. Эддисон, не забывай, пожалуйста, что это приказы Вика, не мои.
Губы Эддисона дергаются. В не столь скверный день это могло бы выглядеть как ухмылка.
– Понял. А мне чем заняться?
– Ты по-прежнему второй по старшинству в команде, так что тебе следует поговорить с капитаном дневной смены и с начальником полиции штата. Затем будешь помогать Стерлинг. Стерлинг, вы с Кирни начнете с опроса соседей, у которых Бруклин обычно остается после школы. После этого ты, Кирни, вместе с Бернсайдом осмотрите стройплощадку: за соседними домами возводится какая-то пристройка. С вами пойдут несколько местных копов. Стерлинг, Эддисон, – осмотрите квартал, потом зайдите в школу. Отметьте на карте маршрут Бруклин, затем побеседуйте со школьной администрацией и учителями девочки. Постовые утром не на дежурстве, но после полудня начнется их смена, так что вы успеете поговорить с ними, прежде чем они уйдут на посты.
– Поняла, – отвечаю я.
– Знаешь, Стерлинг, о чем я тебя попрошу?
– Не показываться на глаза Мерсерам?
– Да уж, постарайся. Миссис Мерсер в истерике, ее муж чувствует себя немногим лучше. Не берусь судить, насколько ты похожа на других голубоглазых блондинок, но конкретно на их дочь – весьма.
Рассматриваю фото Бруклин на своем планшете, затем переворачиваю солнцезащитный козырек в салоне авто и смотрюсь в зеркало. Уоттс права.
Это одна из тех ситуаций, с которыми я совершенно не ожидала столкнуться, принимая решение поступить на службу в ФБР. Да, меня волновала моя внешность, но дело в том, что я выгляжу очень молодо из-за светлых волос и миловидного личика. Только год или два назад люди перестали задавать вопрос «сегодня что – день, когда приводят на работу дочек?», когда я вхожу в отделение. Несмотря на то что у меня есть фирменный значок и кобура с пистолетом. Я беспокоилась, воспримут ли меня всерьез, если придется с трудом уговаривать людей слушать меня, отвечать на вопросы и подчиняться приказам. Потому я составила для себя список правил поведения на работе и с тех пор безукоризненно придерживалась их.
Одеваться в черное и белое – строгие, суровые тона, ничего девчачьего или легкомысленного.
Собирать волосы в пучок или твист[11] – тоже строгий и суровый и не настолько высокий, чтобы его перепутали с прической балерины.
Минимум косметики – ровно столько, чтобы выглядеть профессионально и чтобы это не казалось перебором или получением удовольствия от макияжа. (Вообще-то мне нравится макияж. Обожаю тени. И помаду. И блеск для губ. Полочки моего туалетного столика выглядят как филиал «Сефоры»[12].)
Оглядываясь назад, я должна признать, что чересчур беспокоилась на этот счет. Даже когда мои гардероб и стиль начали меняться, поскольку, благодаря великолепному примеру Рамирес и других старших агентов-женщин, я стала свыкаться с тем, что выглядеть женственной не так уж страшно, – все равно не перестаю думать об этом.
Раньше меня беспокоило только то, что я выгляжу слишком молодо. Мне и в голову не приходило, что я окажусь настолько похожа на пропавшую девочку и это вызовет у родственников болезненные чувства. Затем я приехала в Куантико, узнала про Фейт Эддисон, увидела фотографии и заметила, что ее родителям при виде меня пришлось сделать глубокий вдох, чтобы вновь обрести дар речи. Фейт была светловолосой голубоглазой девочкой. Возможно, со временем ее волосы потемнели бы и она перестала походить на меня. Но предполагать – это одно, и совсем другое – видеть своего сына, держащего за руку женщину с такими же волосами, как у вашего пропавшего ребенка, и всего на три года младше, чем была бы сейчас ваша дочь.
Никогда всерьез не задавалась вопросом, почему с начала наших с Брэном свиданий до встречи с его родителями прошло столько времени. Фото на шкафу в его рабочем кабинете стало для меня тревожным сигналом.
Когда мы въезжаем на улицу Мерсеров, переворачиваю козырек обратно. Там собрался целый зверинец. Повсюду припаркованы полицейские машины с опознавательными знаками и без. Возле домов и по улице слоняются соседи, друзья, родственники потерпевших и совершенно незнакомые люди. Везде, где только получается не вторгаться в частные владения, стоят фургончики репортеров и ошиваются сами репортеры. Лимонадный киоск возле одного дома переделан в стойку регистрации волонтеров для поисков.
– Черт возьми, – вздыхает Рамирес, – что за бардак…
Сидящий рядом со мной Эддисон почесывает челюсть рукой, совершенно точно не сжавшейся в кулак.