Машина миновала крошечные верфи, залив Холи-Лох, поросшие лесом холмы, поднялась по склону, проехала Хизер-Джок и выбралась на длинный прямой участок дороги вдоль глубокого озера Лох-Эк.
Шофер понравился им с первого взгляда.
Это был дюжий, краснолицый, словоохотливый человек с исключительно яркими голубыми глазами и бескрайним запасом жизнерадостности. Свон занял переднее сиденье, а Алан и Кэтрин устроились на заднем. С самого начала Свон настолько был очарован акцентом шофера, что в конце концов начал ему подражать.
Указав на ручей у подножия холма, водитель назвал его «речушкой». Свон вцепился в это слово мертвой хваткой. Отныне вода в любом ее виде, пусть даже и горный поток, способный снести дом, становилась «речушкой». Не обращать на это внимания было невозможно – Свон экспериментировал с произношением «р», и получался то какой-то предсмертный хрип, то протяжное горловое бульканье.
Алан от этого испытывал сильный дискомфорт, но возражать не смел. Шофер тоже не возражал. Походило на то, как если бы, скажем, сэр Седрик Хардвик[13] вынужден был выслушивать шуточки мистера Шнозла Дуранте[14] насчет чистоты его английского.
Тем, кто считает шотландцев угрюмыми или неразговорчивыми, думал Алан, следовало бы пообщаться с этим шофером. Остановить поток его речи было невозможно. Он подробно рассказывал о каждом месте, которое они проезжали, причем, как выяснилось позже из путеводителя Свона, удивительно точно.
По большей части, по его словам, он водил катафалк. Развлекая их описанием многих прекрасных похорон, со скромной гордостью он поведал о том, какая это огромная честь для него – везти покойника. Свон воспользовался моментом:
– Не вы ли, случайно, вели катафалк на похоронах где-то с неделю назад?
Слева от них среди холмов виднелось озеро Лох-Эк, его поверхность, похожую на старое потускневшее зеркало, не будоражили ни всплеск, ни рябь. Никакого движения не было заметно на поросших пихтами и соснами склонах, которые тянулись до торчащих скальных выходов. Разум притупляла царящая здесь абсолютная тишина, словно барьер, отгораживающий от остального мира, но в то же время не покидало осознание того, что́ находится за ним: как будто среди этих холмов все еще скрывались потрепанные щиты.
Шофер, вцепившись большими красными руками в руль, так долго хранил молчание, что они было решили, что он вопроса либо не услышал, либо не понял. А затем он заговорил.
– Старина Кэмпбелл из Ширы, было дело, – произнес он.
– Ну дык, – ответил Свон на полном серьезе. Говор явно был заразен: Алан себя уже несколько раз ловил на том, что готов тоже перейти на него.
– Так, кумекаю, и вы из Кэмпбеллов будете?
– Эти двое, – Свон дернул головой в сторону заднего сиденья. – Я-то Макхольстер, иногда кличут Макквином.
Шофер повернулся и очень пристально посмотрел на него. Но Свон был само простодушие.
– Вез давеча одного, – неохотно произнес шофер, – Колин Кэмпбелл звать, добрый шотландец, типа меня, хоть и говорит по-англичански. – Он посмурнел. – Такого трепача поискать! Безбожник, и ни стыда ни совести – даже не скрывает! Всех поносит на чем свет стоит. – Шофер нахмурился. – Кое-кто говорит, что Шира – местечко не слишком чистое. Так оно такое и есть.
Снова повисло тяжелое молчание, только шины шуршали.
– Чистое, так понимаю, – заметил Алан, – в данном случае суть противоположность «нечистому»?
– Ну дык.
– Но если Шира местечко нечистое? Что с ним не так – привидения?
Шофер бахнул ладонью по рулю, слово печать поставил.
– Твердить, что привидения, не стану; что за чертовщина – не знаю. Но местечко – нечистое, такое и есть.
Свон, присвистнув, открыл свой путеводитель. Пока машина тряслась по дороге, а полуденный свет терял свой золотой окрас, он долистал до раздела, посвященного Инверэри. Зачитал вслух:
– «Путешественнику, въезжающему в город по главной дороге, стоит обратить внимание на замок Шира (по левую руку). Само здание не представляет никакого интереса с точки зрения архитектуры. Будучи возведенным ближе к концу XVI века, с тех пор обросло пристройками. Узнать его можно по круглой башне с конической шиферной крышей в юго-западном углу. Эта башня высотой в 62 фута, по всей видимости, все, что успели построить согласно амбициозному, но так и нереализованному плану. По преданию, в 1692 году, вскоре после резни в Гленко, произошедшей в феврале того же года…» – Свон прервал сам себя. – Постойте-ка, – промолвил он, потирая подбородок, – я уже слыхал про резню в Гленко. Помнится, когда я учился в школе в Детройте… Эй, да что с ним такое, черт возьми?
Шофер, к которому явно вернулось чувство юмора, трясся за рулем в таком пароксизме внутреннего молчаливого восторга, что слезы выступили у него на глазах.
– Папаша, ты чего? – требовательно спросил Свон. – Что случилось?
Шофер поперхнулся. Подавляемый смех рвался наружу.
– Вот как знал, что вы американец! – провозгласил он. – Скажите-ка, слыхали ли про моего братца Ангуса, что таблетки от жадности просил? «И побольше, побольше!»
Свон треснул себя по лбу, а шофер не унимался:
– Что, не понимаете? У вас чувство юмора-то есть? Побольше! От жадности!
– Забавно, – сказал Свон, – согласен. Но я не американец, я – канадец, хоть и учился в школе в Детройте. И того, кто сегодня еще хоть раз упомянет братца Ангуса при мне, я самолично прирежу. И раз уж зашла речь… Перестаньте хихикать, слышите? Сохраняйте надлежащую шотландскую серьезность!.. Так вот насчет резни в Гленко. Давным-давно в школе мы ставили про нее пьесу. Кто-то там кого-то прирезал. Не помню только, то ли Макдональды убили Кэмпбеллов, то ли Кэмпбеллы Макдональдов.
Кэтрин подала голос:
– Конечно, Кэмпбеллы убили Макдональдов, – ответила она. – А что, потомки все еще дуются?
Водитель, утерев слезы и снова посуровев, заверил ее, что нет, уже нет.
Свон снова открыл свою книжку:
– «По преданию, в 1692 году, вскоре после резни в Гленко, произошедшей в феврале того же года, Ян Кэмпбелл, состоявший рядовым в отряде Кэмпбелла из Гленлиона, настолько измучился угрызениями совести, что покончил с собой, выпрыгнув из самого верхнего окна башни и размозжив голову о брусчатку». – Свон оторвался от книги. – Не то же ли случилось и со стариком на днях?
– Ну дык.
– «По другой версии, причиной самоубийства стали не угрызения совести, а „непосредственная близость“ одной из жертв, чье изуродованное тело преследовало его из комнаты в комнату, пока у него не осталось никакого иного выхода, чтобы избежать прикосновения к себе, кроме как…»
Свон с шумом захлопнул книгу.
– Полагаю, предостаточно, – добавил он. Глаза его сузились, а голос стал вкрадчивым: – Кстати говоря, а что именно случилось? Разве старик ночевал на верху башни?
Но шофера было не так-то просто сбить с толку. «Не задавайте вопросов, – говорил весь его вид, – и не услышите лжи».
– Вот-вот увидаете Лох-Фин, а там и Ширу, – проговорил он. – А! Гляньте, вот!
На перекрестке они повернули направо, к Страчуру. Перед ними расстилался водный простор. Никто не смог удержаться от восхищенного возгласа.
Фьорд казался длинным и широким, а к югу – по левую руку от них – и вовсе бесконечным. Посеребренный солнечными лучами, он извивался меж высоких берегов и, постепенно расширяясь, где-то далеко впадал в залив Ферт-оф-Клайд.
К северу фьорд не имел выхода к морю, он сужался клином, простираясь еще примерно на три мили, и его синевато-серые мерцающие воды были неизбывно спокойны. Пологие холмы, черные или темно-фиолетовые, за исключением тех мест, где солнечный свет выхватывал брызги бледно-лилового вереска или темную зелень сосен и пихт, обступали его и словно оттеняли коричневым тоном.
На противоположном берегу фьорда, у самой кромки воды, смутно виднелись низкие белые домики городка, частично скрытого за полосой деревьев. Можно было различить церковный шпиль, а на возвышающемся над городом холме – сторожевую башню, похожую на точку с такого расстояния. Алан мог поклясться, что видит в неподвижной воде отражения белых домиков, – настолько прозрачным был воздух.
Шофер ткнул пальцем в ту сторону.
– Инверэри, – сказал он.
Машина мчалась дальше. Свон, очевидно, был так впечатлен видом, что даже забыл прорычать свою «речушку».
Дорога – очень хорошая, как и все дороги, которые встречались им до сих пор, – шла на север, прямо по берегу. Чтобы добраться до Инверэри, лежавшего на противоположном берегу, им предстояло доехать до верховья фьорда, обогнуть его и вернуться параллельным курсом в точку, расположенную ровно напротив той, где они находились сейчас.
По крайней мере, Алан так полагал. Казалось, что до Инверэри рукой подать – достаточно пересечь сверкающие воды в самом узком месте фьорда. Алан как раз порывисто откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь видом на необъятные суровые холмы, когда машина, резко дернувшись, остановилась и шофер выбрался наружу.
– Вылазьте, – просиял он. – У Дональда Маклиша туточки лодка найдется, чую.
Они удивленно уставились на него.
– Лодка?! Вы говорите, лодка? – возмутился Свон.
– Так да.
– Зачем, во имя сатаны, вам нужна лодка?
– Дык, чтобы на тот берег отчалить.
– Но ведь туда ведет дорога, разве нет? Разве нельзя просто проехать по ней и заехать в Инверэри с другой стороны?
– Тратить горючку, когда можно и руками поработать? – вопросил шофер не без ужаса. – Дураков нет! Вылазьте! Тут по дороге пять-шесть миль!
– Что ж, – улыбнулась Кэтрин, которая, казалось, сохраняла серьезность не без усилий, – по крайней мере, я точно не против прогулки по воде.
– Ладно, – уступил Свон. – Но пусть гребет кто-нибудь другой, не я. Но, ей-богу, папаша! – Он всплеснул руками. – В чем смысл? Это же не ваш бензин, так? Платит компания, верно?
– Ну дык. Дело принципа. Вылазьте.
Весьма экстравагантное трио, с очень веселым шофером на веслах, переправлялось через фьорд в тиши раннего вечера.
Кэтрин и Алан с чемоданами в ногах сидели на корме лицом к Инверэри. Был тот час, когда вода кажется светлее и ярче небес, а тени начинают сгущаться.
– Брр! – вскоре произнесла Кэтрин.
– Замерзли?
– Немного. Но не в этом дело. Ну и местечко, да? – Она взглянула на бывшего шофера, теперь паромщика. – Нам вон туда – где маленький причал?
– Так-то да, – согласился тот, глянув через плечо. Уключины скрипели безбожно. – Не бог весть что; а говорят, слышьте, старина Ангус Кэмпбелл деньжат оставил пруд пруди.
Молча они наблюдали, как замок Шира вырастал перед ними.
Он стоял на некотором расстоянии от городка. Построенный из старинного камня и серого кирпича, с крутой шиферной крышей, замок протянулся фасадом вдоль берега, и при взгляде на него Алану вспомнилось определение Кэтрин – «неряшливый».
Самой заметной была башня. Круглая, сложенная из поросшего мхом серого камня, с конической шиферной крышей, она возвышалась на юго-восточном углу дома. Со стороны, обращенной к фьорду, в башне было только одно решетчатое окно. Под самой крышей разместились два фонаря. От окна до площадки перед домом, вымощенной щербатыми каменными плитами, было, наверное, около шестидесяти футов.
При мысли о падении из этого окна Алан испытал приступ тошноты и беспокойно поежился.
– Полагаю, – Кэтрин явно подбирала слова, – здесь все довольно… ну, примитивно?
– Пфф! – презрительно фыркнул шофер. – У них ажно электричество есть.
– Электричество?
– Так да. И ванна, хотя тут точно не скажу. – Он снова обернулся через плечо, и лицо его посмурнело. – Видите, человек у причальца пялится на нас? Это вот тот самый доктор Колин Кэмпбелл и есть, о котором я вам, значит, распинался. Держит медицинскую практику в Манчестере, а может, и в другом каком таком же безбожном месте.
Фигура у причала частично сливалась с серо-коричневым пейзажем. Этот коренастый мужчина был невысок, но весьма широк и крепок, а по его осанке было видно, что человек он упрямый, крутого нрава. Одет он был в старую охотничью куртку, вельветовые бриджи и гамаши, руки держал в карманах.
Впервые за много лет Алан увидел врача с бородой и усами. Подстриженные хотя и коротко, но неаккуратно, они в сочетании с шевелюрой придавали ему лохматый вид. Волосы были неопределенного каштанового оттенка с примесью блондинистых прядей или, вернее сказать, седины. Колину Кэмпбеллу, старшему из двух младших братьев Ангуса, было лет шестьдесят пять или немного больше, но выглядел он моложе.
Он критически наблюдал за тем, как Алан помогал Кэтрин вылезти из лодки, а Свон выбирался вслед за ними. И хотя поведение доктора нельзя было назвать недружелюбным, казалось, что он в любой момент готов ощетиниться.
– А вы кто будете? – спросил он глубоким басом.
Алан представился. Колин вынул руку из кармана, но рукопожатия не предложил.
– Что ж, – сказал он, – ну заходите тогда. Почему бы и нет? Все уже здесь: и этот прокурор, и поверенный, и человек из страховой, и кого тут только нет. Вы тут из-за Алистера Дункана, полагаю?
– Солиситора?
– Поверенного, – поправил Колин со свирепой ухмылкой; он определенно все больше нравился Алану. – В Шотландии – это поверенный. Да. Я именно это и имею в виду.
Он повернулся к Свону и нахмурил косматые брови. Было в его взгляде что-то львиное.
– Как, говорите, ваше имя? Свон? Не знаю никаких Свонов.
– Я здесь, – начал Свон так, словно собирая всю волю в кулак, – по просьбе мисс Элспет Кэмпбелл.
Колин вперил в него взгляд.
– Элспет послала за вами? – прорычал он. – Элспет?! Господь всемогущий! Ни за что не поверю!
– Отчего же?
– Да потому что, если не считать врача или священника, тетушка Элспет никогда в жизни не посылала ни за чем и ни за кем. Все, что она желала когда-либо видеть, – это были мой брат Ангус и лондонская «Дейли флудлайт». Господь всемогущий! Старуха совсем чокнулась! Читает «Дейли флудлайт» от корки до корки, знает имена всех писак, треплется о джиттербаге[15] и бог весть о чем еще.
– «Дейли флудлайт»? – переспросила Кэтрин с презрительной гримасой. – Эта грязная бульварная газетенка?
– Эй! Полегче! – запротестовал Свон. – Вы про мою газету говорите, вообще-то!
Теперь на него вылупились все.
– Вы же не репортер, нет? – выдохнула Кэтрин.
Свон попытался ее успокоить.
– Послушайте, – сказал он очень серьезно, – не переживайте: я собираюсь опустить эпизод, в котором вы и док Кэмпбелл провели в поезде ночь в одном купе. Конечно, если мне не придется… Я только…
Внезапно Колин прервал его громким раскатистым хохотом. Он хлопнул себя по колену, выпрямился и провозгласил, обращаясь, казалось, ко всей вселенной:
– Репортер? Почему бы и нет? Добро пожаловать! Почему бы не разнести эту историю еще и по всему Манчестеру и Лондону? Сделайте одолжение! А что там насчет парочки ученых из одной семьи и их шурах-мурах в поезде?
– Говорю же…
– Ни слова больше. Одобряю! Господь всемогущий! Приятно видеть, что в молодом поколении есть хоть капля того задора, которым горели мы в свое время! Господь всемогущий!
Он хлопнул Алана по спине, обхватил его своей тяжеленной рукой за плечи и встряхнул. Его дружелюбность была столь же обескураживающей, как и его свирепость. И вот, пророкотав все это в вечернем воздухе, он заговорщически понизил голос:
– Боюсь, мы не сможем поселить вас в одной комнате. Приходится соблюдать некоторые приличия. Хотя смежные комнаты организовать можно. Только не упоминайте об этом при тетушке Элспет.
– Да послушайте же! Ради всего святого!..
– Она большая сторонница соблюдения общепринятых норм, хотя сама сорок лет была любовницей Ангуса; и кстати, в Шотландии она теперь имеет статус гражданской жены. Входите! Что вы там гримасничаете! Входите! Бросай сюда чемоданы, Джок, да смотри поаккуратней!
– Не Джок я никакой, – ответил гребец, грузно прыгнув в лодку.
Колин выпятил бороду.
– Именно что Джок, – парировал он, – раз я так говорю. Напиши это себе на лбу, приятель. Деньги нужны?
– От вас уж нет. Меня звать…
– Ну и прекрасно, – ответствовал Колин, подхватив два чемодана так, словно это были всего лишь свертки, – потому что, черт меня побери, дать мне тебе нечего. – Он повернулся к остальным. – Ситуация такова: если Ангуса убили – Алек Форбс или кто-то другой – или если он случайно выпал из окна, тогда мы с Элспет сказочно богаты. Элспет и один трудолюбивый, но нищий врач общей практики – оба богаты. Но если Ангус совершил самоубийство, скажу вам прямо, мы не получим ни шиша.