(Пятница, 14 июня, 9.30 утра)
Окружной прокурор и сержант Хэс подошли к трупу и остановились рядом с ним.
– Вот видите, – начал Хэс, – он был убит выстрелом спереди. Выстрел был произведен удивительно точно, пуля попала в лоб, вышла с затылка и попала в деревянную панель между окнами. – Он указал место на деревянной облицовке, куда попала пуля. – Мы нашли стреляную гильзу, а капитан Хагедорн вытащил пулю.
Он повернулся к эксперту по оружию.
– Как дела, капитан? Что-нибудь особенное?
Хагедорн медленно поднял голову и, близоруко щурясь, посмотрел на сержанта. Сделав несколько неуклюжих движений, он ответил:
– Пуля сорок пятого калибра, армейского образца, выпущена из автоматического кольта.
– Вы можете сказать, капитан, как близко к Бенсону находился этот кольт?
– Да, сэр, могу, – с тяжеловесной медлительностью проговорил Хагедорн. – Между пятью и шестью футами, возможно.
Хэс хмыкнул.
– Возможно, – повторил он, обращаясь к Маркхэму. – Вот видите, сэр, раз капитан так говорит… Видите ли, сэр, ничто, кроме пуль сорок четвертого и сорок пятого калибра, да еще армейских, то есть со стальной оболочкой, не может пробить голову человеку, как головку сыра. Да и для того, чтобы пуля впилась в деревянную обшивку стены, необходимо было стоять довольно близко к Бенсону. Поскольку на лице убитого нет следов пороха, стало быть, расстояние, указанное капитаном, вполне реально.
В это время раздалось хлопанье входной двери, и вскоре к нам присоединился доктор Доремус, главный судебно-медицинский эксперт, со своим помощником. Он пожал руки Маркхэму и О’Брайену и по-дружески отсалютовал Хэсу.
– Простите, что я не мог приехать пораньше, – извинился он.
Это был нервный человек с крупным морщинистым лицом и манерами торговца недвижимостью.
– Ну-с, что мы имеем здесь? – сказал он, направляясь к трупу.
– Это вы нам скажете, док, – заметил Хэс.
Доктор Доремус подошел к убитому с тем выражением, которое вырабатывается у людей, привыкших к трупам за много лет работы. Сперва он внимательно осмотрел лицо. По-моему, он искал следы Пороха. Потом осмотрел лоб и пощупал дырку на затылке. Затем он ощупал руки убитого и покачал его голову из стороны в сторону. Убедившись, что смерть наступила давно, он обратился к Хэсу:
– Можно снять его с кресла?
Хэс вопросительно посмотрел на Маркхэма:
– Как вы считаете, сэр?
Маркхэм кивнул, и Хэс, подозвав двоих мужчин, стоявших у окна, приказал им перенести труп на тахту. Но и на тахте труп продолжал занимать сидячее положение, и доктор Доремус и его помощник принялись разгибать застывшие члены трупа. Потом труп раздели, и доктор Доремус принялся искать другие раны. Особое внимание он обращал на руки. Закончив осмотр, он выпрямился и вытер руки большим цветастым носовым платком.
– Выстрел произведен прямо в лоб, – заявил доктор. – Пуля пробила голову насквозь. Вы нашли ее, не так ли? Он проснулся в момент выстрела. Смерть наступила мгновенно, возможно, он даже не узнал, кто стрелял в него… С момента смерти прошло, я бы сказал, восемь часов, может быть, чуть больше.
– Ну, скажем, его убили в половине первого ночи. Это возможно? – спросил сержант Хэс.
Доктор посмотрел на часы.
– Да, возможно… Что еще?
Все молчали. После долгой паузы заговорил старший инспектор:
– Доктор, мы бы хотели еще сегодня получить отчет о вскрытии.
– Хорошо, – кивнул доктор. Он уложил инструменты в саквояж и вручил его своему помощнику. – Но в таком случае нужно побыстрее отправить тело в морг.
Он церемонно раскланялся и торопливо ушел. Хэс повернулся к детективу, который стоял у стола, когда мы вошли в комнату:
– Бэрк, позвони в Управление, пусть побыстрее пришлют машину за трупом. Потом отправляйся в Управление и жди меня.
Бэрк отсалютовал и исчез.
Затем Хэс обратился к одному из детективов, изучавших решетки на окнах.
– Ну что, Сниткин? – спросил он.
– Ничего, сержант, – последовал ответ. – Никаких шансов. Решетки крепки, как в тюрьме. Через окна никто не проходил.
– Хорошо, – сказал Хэс. – Тогда вы оба следуйте за Бэрком.
Когда они ушли, подвижный человек в костюме из голубой саржи подошел к столу и положил два окурка.
– Я нашел их под каминной решеткой, – меланхолично объяснил он. – Этого мало, конечно, сержант, но больше ничего нет.
– Хорошо, Эмери, – усмехнулся Хэс. – Ты здесь больше не нужен. Позже увидимся в Управлении.
Хагедорн медленно шагнул к Хэсу.
– Полагаю, я здесь тоже не нужен. Но эту пулю я пока оставлю у себя. На ней есть какие-то странные метки. Вы не возражаете, сержант?
Хэс снисходительно улыбнулся:
– Конечно, не возражаю. Берите на здоровье. Надеюсь, вы не потеряете ее.
– Конечно, не потеряю, – серьезно уверил его капитан и, ни на кого не глядя, тяжело двинулся к выходу.
Вэнс, который стоял позади меня, около двери, повернулся и последовал за ним. Несколько минут они тихо разговаривали. Вэнс, кажется, задавал вопросы, и я, хотя стоял довольно далеко от них, улавливал отдельные слова, вроде «траектория», «начальная скорость», «угол огня», «движущая сила», «удар», «отклонение» и тому подобные, и удивился интересу Вэнса.
Пока Вэнс благодарил Хагедорна, в холл вошел инспектор О’Брайен.
– Вы уже действуете? – Он покровительственно улыбнулся Вэнсу и добавил без всякого перехода: – Пойдемте, капитан, я отвезу вас в город.
Маркхэм услышал его слова.
– Вы приготовили для Динвидди комнату, инспектор? – спросил он.
– Конечно, – ответил инспектор. Они втроем удалились.
Мы с Вэнсом остались в комнате вместе с Хэсом и окружным прокурором и вдруг как по команде сели в кресла. Вэнс сел у двери в столовую лицом к тому креслу, в котором был убит Бенсон.
Я с интересом наблюдал за действиями Вэнса с момента прибытия в этот дом. Едва войдя в комнату, он нацепил монокль, и хотя он выглядел пассивным и равнодушным, я знал, что это его действие означает самый живой интерес. Когда его ум был встревожен и он хотел быстро во всем разобраться, он надевал монокль. Обычно он обходился без него. Я заметил, что монокль дает ему скорее ясность ума, чем ясность зрения[4].
Сначала он без особого любопытства разглядывал комнату и с какой-то апатией и скукой следил за происходящим, но во время коротких бесед Хэса с подчиненными его лицо приняло выражение циничного удивления. Следя за общим рассуждением помощника окружного прокурора Динвидди, Вэнс бесцельно прохаживался по комнате, разглядывая различные предметы и стараясь не задеть мебель. Наконец он остановился у деревянной панели и наклонился вперед, разглядывая дыру, оставленную пулей, и сразу после этого направился к двери и выглянул в холл. Единственное, что действительно привлекло его внимание, это тело убитого. Он несколько минут постоял около него, разглядывая с разных позиций и особое внимание уделяя рукам, как будто не мог понять, каким образом убитый держит книгу. Однако скрещенные ноги еще больше заинтересовали его, и он даже присел, чтобы лучше рассмотреть их. Наконец он сунул монокль в жилетный карман и подошел к двери, у которой стояли Динвидди и я. За дальнейшими действиями сержанта Хэса он наблюдал с ленивым равнодушием вплоть до отъезда капитана Хагедорна.
Итак, только мы вчетвером расселись по разным углам комнаты, как вдруг в дверях появился полицейский, дежуривший в вестибюле.
Он отдал честь Хэсу и доложил:
– Сэр, пришел человек из местного полицейского участка. Он говорит, что ему нужен офицер, ведущий следствие. Могу я впустить его?
Сержант Хэс сдержанно кивнул, и вскоре перед нами предстал огромный рыжеволосый ирландец в штатском. Он отдал честь Хэсу, но, узнав окружного прокурора, начал докладывать ему:
– Я полицейский Мак-Лолин из полицейского участка на Западной Сорок восьмой улице. Прошлую ночь я дежурил в этих местах. Примерно около полуночи перед этим домом остановился большой «кадиллак». Я обратил на него внимание потому, что на заднем сиденье было много рыболовных принадлежностей и горели все огни. Когда утром я услышал о преступлении, то доложил своему сержанту о машине, и он прислал меня сюда, доложить вам.
– Великолепно, – сказал Маркхэм и кивнул, подражая манерам Хэса.
– Возможно, в этом что-то есть, – сказал последний с явным сомнением. – Как долго стояла здесь эта машина, Мак-Лолин?
– Во всяком случае, не менее получаса. Впервые я увидел ее до полуночи, потом я был здесь примерно в половине первого, и она все еще стояла, но в следующее мое появление здесь машины уже не было.
– Вы видели что-нибудь еще? Кого-нибудь, садящегося или выходящего из машины, или того, кто, по-вашему, мог быть ее владельцем?
– Нет, сэр, я не видел никого.
Он ответил еще на несколько разных вопросов и был отпущен.
– Во всяком случае, рассказ о машине понравится репортерам, – сказал Хэс.
Во время расспросов Мак-Лолина Вэнс сидел с таким равнодушным и скучающим видом, что я не уверен, слышал ли он хоть одно слово. Он даже едва сдерживал зевоту. Потом он встал, прошелся по комнате и наконец остановился у центрального стола, взяв в руки один из окурков, найденных в камине. Вэнс долго крутил окурок между большим и указательным пальцами, пока не высыпался табак, остаток которого он положил себе на ноготь большого пальца и поднес к носу.
Хэс, который сердито наблюдал за его манипуляциями, неожиданно наклонился вперед.
– Что вы там делаете? – грубо спросил он.
– Нюхаю табак, – отозвался Вэнс и удивленно приподнял брови. – Он довольно нежный и с чем-то смешан.
Хэс сердито нахмурился.
– Вам лучше сидеть на месте, сэр, – посоветовал он. Потом оглядел Вэнса с ног до головы и сердито спросил: – Вы табачный эксперт?
– Конечно, нет, дорогой мой, – слащаво отозвался Вэнс. – Моя специальность – скарабеи династии Птолемеев.
– Вам действительно не следует ни к чему прикасаться, Вэнс, – дипломатично вмешался Маркхэм. – На месте преступления никогда не известно, что может оказаться важным. Эти сигаретные окурки могут быть важной уликой.
– Уликой?! – воскликнул Вэнс. – Боже мой! Вы никогда мне этого не говорили! Очень интересно.
Маркхэм был явно раздражен, а Хэс кипел от ярости, но сдержался и даже выдавил из себя улыбку. Очевидно, он чувствовал, что был слишком резок с другом окружного прокурора, однако даже друзьям следует выговаривать, если они ведут себя плохо.
Однако Хэс никогда не был низкопоклонником и льстецом со своими начальниками. Он знал свое место, не обращал внимания на то, что думают о нем другие, и был равнодушен к дальнейшей карьере. Тем не менее упорство и твердость характера вызывали уважение к нему, и за это его все ценили.
Он был рослым, сильным человеком, крепко сложенным, но тем не менее двигался легко и даже грациозно. Его голубые глаза смотрели твердо и уверенно. У него был маленький нос, твердый овальный подбородок и всегда плотно сжатые губы. В его черных волосах, хотя он давно перешагнул за сорок лет, не было и намека на седину. Голос у него был громкий, с агрессивными нотками, однако он повышал его крайне редко. И вообще он внешне напоминал традиционного детектива. Конечно, в нем было много хорошего, и в это утро я поймал себя на том, что любуюсь им, хотя он явно был ограниченным человеком.
– Так какова ситуация, сержант? – спросил Маркхэм. – Динвидди сообщил мне лишь один голый факт об убийстве.
Хэс откашлялся.
– Мы получили сообщение об этом около семи часов, – начал он. – Миссис Платц, экономка Бенсона, позвонила в местный полицейский участок и, сообщив, что нашла своего хозяина мертвым, попросила немедленно прислать кого-нибудь. Сообщение об этом конечно же было незамедлительно передано в Управление. В то время меня там не было, но Бэрк и Эмери дежурили. Они известили об этом инспектора Морана и немедленно отправились сюда. Несколько человек из местного участка уже были здесь и вели предварительную работу. Когда инспектор прибыл и ознакомился с ситуацией, он немедленно позвонил мне. Когда я приехал, местных полицейских уже не было, а Бэрку и Эмери помогали трое или четверо человек из бюро. Инспектор позвонил капитану Хагедорну – он считал, что это крупное дело и нужен классный эксперт, – тот прибыл незадолго до вашего появления. Мистер Динвидди прибыл сюда вскоре после инспектора и немедленно позвонил вам. Старший инспектор О’Брайен появился чуть раньше меня. Миссис Платц я допросил, а мои люди обшарили дом сверху донизу.
– Где сейчас миссис Платц? – спросил Маркхэм.
– Наверху, под наблюдением одного из местных полицейских, – ответил Хэс. – Она живет здесь.
– Почему вы назвали доктору половину первого как возможное время убийства?
– Миссис Платц сказала мне, что она примерно в это время слышала звук выстрела, и я решил, что этим выстрелом был убит Бенсон. Теперь я действительно верю, что это так, потому что это подтверждается многими вещами.
– Я думаю, нам еще раз следует поговорить с миссис Платц, – сказал Маркхэм. – Но скажите: вы нашли здесь что-нибудь такое, что может навести на след?
Хэс едва заметно колебался. Он достал из кармана женскую сумочку и пару женских перчаток и положил все это на стол перед окружным прокурором.
– Один из местных полицейских нашел это возле камина.
После осмотра перчаток Маркхэм открыл сумочку, высыпал содержимое на стол и стал внимательно изучать, а Вэнс с безучастным видом курил сигарету.
Сумочка была покрыта золотой сеткой и украшена сапфирами. Она была необычайно мала и, видимо, предназначалась для ношения с вечерним платьем. Содержимое, которое сейчас рассматривал Маркхэм, состояло из плоского, обтянутого шелком портсигара, золотого флакона духов, cloisonne[5] пудреницы, небольшого красивого мундштука из янтаря, губной помады в золотом футляре, расшитого французского носового платка с монограммой «М. Ст. К.» и ключа от йельского замка.
– Это может дать нам неплохую нить, – сказал Маркхэм, указывая на метку. – Я надеюсь, сержант, вы обращались с этими предметами осторожно?
Хэс кивнул:
– Да, и я полагаю, что эта сумочка принадлежит женщине Бенсона, которая была здесь прошлой ночью. Экономка сказала, что вечером у него было свидание и он ушел. Когда он вернулся, она не знает; я думаю, что мы без труда найдем владелицу сумочки.
Маркхэм взял портсигар и открыл его. Несколько крошек табаку просыпалось на стол. Хэс вскочил.
– Может быть, сигареты из этого портсигара? – воскликнул он. Он схватил окурок и осмотрел его. – Да, это женская сигарета. И похоже, что ее курили через мундштук.
– Я не согласен с вами, сержант, – медленно проговорил Вэнс. – Надеюсь, вы простите. Кончик сигареты испачкан губной помадой. Правда, ее трудно различить на золотом обрезе, но она есть.
Хэс резко повернулся и посмотрел на Вэнса. Он был слишком удивлен, чтобы негодовать или обижаться. После разглядывания сигареты он снова повернулся к Вэнсу.
– Может быть, вы по табачным крошкам скажете нам, что окурки из этого портсигара? – с мрачной иронией сказал Хэс.
– А разве вы сами не можете определить это? – произнес Вэнс, неохотно отрываясь от кресла.
Вэнс задумчиво осмотрел портсигар, открыл его и, достав сигарету, показал Хэсу.
– Я думаю, сержант, – сказал он, – что и невооруженным глазом видно, что они тождественны.
Хэс добродушно усмехнулся.
– Да он совсем как мы, мистер Маркхэм, – заметил Хэс и, достав конверт, тщательно уложил в него сигарету, взятую из портсигара, и окурок, найденный в камине.
– Вот видите, Вэнс, как важны бывают сигаретные окурки, – заметил Маркхэм.
– Я бы этого не сказал, – отозвался Вэнс. – Какая ценность в этом окурке? Его даже докурить невозможно.
– Это улика, мой дорогой, – объяснил Маркхэм. – Мы найдем владелицу сумочки и узнаем, почему она так долго была здесь, что успела выкурить две сигареты.
Вэнс удивленно поднял брови:
– Правда? Да это же замечательно.
– Остается только найти ее, – вмешался Хэс.
– Она – довольно решительная брюнетка, вы можете ее допросить, но, знаете, я не понимаю, почему вам хочется позлить эту леди?
– Почему вы сказали, что она брюнетка? – спросил Маркхэм.
– Ну если она не брюнетка, то собирается ею стать, – ответил Вэнс. – Я понял это по цвету пудры и губной помады. Видите ли, дорогой мой, такие цвета блондинкам не подходят.
– Я предпочитаю согласиться с вашим мнением, Вэнс, – улыбнулся Маркхэм и обратился к Хэсу: – Итак, сержант, будем искать брюнетку.
– Я согласен, – весело сказал Хэс, и я понял, что сейчас он простил Вэнсу уничтоженный второй окурок.