Пик популярности ханки в нашем городе пришелся на начало и середину 90-х. Появились целые отряды наркоманов, варочные хаты, барыги мелкорозничной и крупной торговли. У их квартир или домов в частном секторе собирались немалые группы страждущих, а потому у барыг по несколько раз на дню могла закончиться отрава – тогда они выходили из своей квартиры, презрительным взглядом окинув всю очередь, и исчезали в неизвестном направлении. В ожидании могло пройти достаточно много времени, но ждать было необходимо, потому что деньги уже отданы барыге, и если уйдешь, то тебя просто кинут с дозой.
Помимо того что нам нужно было взять дозу (палку) ханки, к ней еще требовался набор из ангидрида, димедрола и ваты, а также всегда стоял вопрос, где сварить это чудо-зелье. Мне повезло: барыгой была моя подруга. К ней можно было в любой момент прийти, сварить и уколоться, ведь все ингредиенты, включая шприцы, для меня у нее всегда находились. Обязательным условием входа были деньги, которых у меня было достаточно, несмотря на мой юный возраст. В начале 90-х нашей семье, как и многим, приходилось трудно, но мои родители достаточно быстро сориентировались в новой реальности и начали зарабатывать. Я просила у них денег, и их мне хватало как на новое платье и обед в школьной столовой, так и на дозу отравы. Сначала я ходила мутить один-два раза в неделю, но уже скоро стала с нетерпением ждать выходных, чтобы принять пару доз и отлететь.
Я начну свой рассказ об этом времени с благодарности. Сейчас, будучи уже взрослой женщиной, я благодарю Вселенную за то, что осталась в живых после своей бурной молодости!
Когда я травилась ханкой, самым сильным впечатлением был приход. Так мы называли первые ощущения, которые испытывали тело и мозг от введения дозы в вену. Обязательным условием было, чтобы ты кололся не сам, а тебе колол кто-то другой, потому что часто бывало, что на приходе зависаешь и не можешь самостоятельно ввести себе всю дозу, из-за чего шприц повисает в вене. Поэтому мы обычно собирались по несколько человек: мутили, варили и кололи друг друга.
Я уже говорила выше, что мне повезло с подругой: она была барыгой, и у нее была варочная хата для избранных. Я отдавала ей перед выходными деньги на дозу и приходила в гости в назначенный час, где мы варили ханку в узком кругу, потом кололи друг дружку и отлетали до следующего утра.
Но вскоре я начала замечать, что купленных мною пары палок ханки уже не хватает. Нет того яркого прихода, которого я ждала каждую неделю, и на неделе меня прошибает пóтом, а ладони рук потеют при мысли о выходных.
Я заметила, что после тренировок у меня очень сильно болели мышцы, и связывала это с увеличением нагрузки, но потом поняла, что дело вовсе не в этом.
Как-то раз я заболела. Это случилось из-за некачественной отравы, которую мне вкололи мои товарищи.
Когда я пришла домой, меня начало трясти, все тело покрылось красной сыпью, у меня поднялась температура. Я с трудом могла дышать.
Добравшись до домашнего телефона, я позвонила своему дружку, но он не отвечал. Через какое-то время ко мне пришли милиционеры и спросили, как давно я видела некоторых из знакомых мне ребят. Я сказала, что никого не видела, на что один милиционер задал мне вопрос о моем состоянии, и я, опустив глаза, ответила, что мне плохо после тренировки. Каково было мое удивление, когда они оставили меня в покое и ушли, а затем постучались этажом ниже в квартиру моей подруги и начали задавать аналогичные вопросы.
Я вернулась в свою комнату и уснула. Сон был прерывистый, сопровождался кошмарами, галлюцинациями, бредом. Такой меня и нашла мама, которая измерила мне температуру и ужаснулась: столбик ртути в градуснике переваливал за допустимые пределы. Мама вызвала скорую помощь, которая увезла меня в терапевтическое отделение городской клинической больницы. Я провела там около двух недель: меня откапывали капельницами, брали анализы, давали препараты.
Примерно в конце первой недели я начала чувствовать страшные мышечные боли, похожие на судороги; они возникали в ночное время и подолгу меня донимали.
Я вставала, выходила курить, но сна потом не было, а к концу второй недели судороги стали чаще и сильнее – медсестрам приходилось ставить мне уколы с димедролом и анальгином, чтобы я спала. Никто не мог провести причинно-следственную связь между тем, что со мной происходит, и тем, что я колюсь, так как никто из врачей не мог даже подумать, что такая девочка, как я, – прилежная школьница и спортсменка – жесткая наркоманка, у которой началась ломка. Всех удивляло, что показатели моих анализов жили своей жизнью: то один, то сразу несколько снижались, а буквально через пару дней повышались. Конечно, мой лечащий врач позвал меня к себе в кабинет и спросил, употребляю ли я что-то, – в ответ я с наивной улыбкой ответила, что только курю и что мама об этом не знает. Врач нарочито пожурил меня за курение сигарет, и вскоре меня выписали из стационара.
Когда я вернулась домой, первое, что я сделала, – навестила свою подругу-барыгу и сварила себе огромную дозу. Только очнувшись после нее, я поняла, что зашла слишком далеко и все, что со мной случилось, – это результат употребления ханки.
Собственно, мое плохое самочувствие в больнице оказалось самой настоящей ломкой от отсутствия отравы, а то, что показалось похожим на начинающийся грипп, было спровоцировано некачественной дозой. Мои друганы пояснили, что меня «тряхануло» и что такое бывает с каждым наркоманом, когда отрава забодяжена с примесями «грязи». После этого я еще несколько раз ловила подобные состояния, но обходилось без скорой помощи и больницы.
В те времена мне казалось, что эти посиделки с ханкой будут вечными, что мы никогда не состаримся и не умрем, но один эпизод разрушил мой маленький наивный мирок навсегда и заставил меня признаться родителям, что я наркоманка.