Я родилась в начале 80-х, и у меня было весьма спокойное детство: я росла на русских народных сказках, произведениях Пушкина и лирике других наших великих писателей. Как и все дети того поколения, я была увлечена повестью А. Гайдара «Тимур и его команда». Года в четыре я уже воображала, как иду в первый класс, становлюсь октябренком, потом пионером, а потом вступаю в комсомол и иду в медицинский институт. В 1989 году я стала первоклашкой. Но тогда я еще не знала, что моим мечтам не суждено сбыться. Спустя каких-то три года целое поколение детей, рожденных в 80-е, окажется в другом мире.
Проучившись три года в начальной школе, я перешла не только в пятый класс, но и на новый исторический этап в жизни нашей страны. Вернувшись первого сентября в школу, я не узнала многих своих одноклассников. Ребят явно что-то объединяло, а я была чужой среди них. Наши мальчишки шушукались по углам и убегали в сторону гаражей, а потом начали водить дружбу со старшими девчонками.
Однажды ко мне подошел мой одноклассник и сказал, что, если я хочу по-прежнему с ним дружить, я должна кое-чему научиться.
Конечно, я очень хотела общаться со своими одноклассниками, потому что нас связывало множество воспоминаний из начальной школы. Я спросила у него: «Что же мне нужно делать?» Он загадочно улыбнулся и предложил мне пойти с ним к гаражам. Там нас встретили еще два моих одноклассника, и все загадочно переглядывались, что еще больше подогревало мой интерес. Все это было похоже на большую тайну. И тут мой одноклассник достал из кармана пачку сигарет с загадочной надписью «FINE-120». В тот день я начала курить!
…Это был летний день. Папа был в командировке, а мама ушла на рынок за продуктами. На этот раз папа оставил свой серебряный портсигар дома. Эта штука меня всегда непреодолимо влекла, потому что туда складывались палочки, которые курил папа. Родители называли это «сигареты». Когда папа чистил свой портсигар и укладывал туда ровными рядками те самые палочки, я любила наблюдать за этим действом. Родители надо мной смеялись, говорили: «Подрастает будущая курильщица». Сигареты, которые попадали в этот портсигар, бывали разные. У одних табак высыпался с двух сторон, у других с одной стороны была непонятная мягкая штука – «фильтр». Взрослые говорили, что вторые гораздо лучше первых.
В тот летний день в забытом папой портсигаре ровными рядками лежали именно сигареты с фильтром. Когда я поняла, что мама вернется нескоро, а папа будет только в конце недели, я решила попробовать свою первую сигарету. На тот момент мне было четыре года. Я не задумывалась, хорошо это или плохо, – я просто хотела узнать, каково это. Ведь не зря меня родители называли подрастающей курильщицей! Достав папин портсигар, я выбрала самую красивую сигарету, взяла спички и табуретку, зашла в ванную, встала на табуретку перед зеркалом, зажала сигарету губами, зажгла спичку и прикурила сигарету. Все это я делала, глядя в зеркало, и после того, как я затянулась, подобно моему папе, мою голову захлестнуло какой-то непонятной ударной волной. Я начала кашлять, у меня потекли слюни и сопли; я чуть не упала с табуретки. Быстро затушив сигарету о край раковины, я подумала: «Значит, еще рано. Когда стану взрослой, точно буду курить». С этой мыслью я взяла ножницы, отрезала край сигареты и остаток положила в портсигар.
В тот день, когда одноклассник привел меня в гаражи, я скурила целых три сигареты «Файна».
К вечеру у меня поднялась температура, меня трясло и тошнило. Тогда я не знала, что это были симптомы тяжелой интоксикации никотином.
На следующий день я пришла в школу и заметила, как это повлияло на общественное мнение: все ребята со мной здоровались, на переменах мы шушукались, и теперь нам было о чем поговорить, ведь нас объединял общий интерес – сигареты. Спустя какое-то время я научилась отличать ребят, которые курят, от тех, кто этого не делает. Почему-то с первыми наладить общение было очень легко: нужно было всего лишь спросить сигаретку, и тут же начинался разговор, появлялись общие интересы. Так мой круг общения стремительно расширился. Спустя примерно год я подружилась с одной компанией из своего района. Там был мой одноклассник, который и предложил мне первую сигарету, а также девчонки и ребята постарше меня. Собственно, в этой компании я была самая молодая: на тот момент мне было 11.
Гуляя с ребятами, я познакомилась с новым веществом, которое мальчишки называли «махорка». Мы сворачивали ее в очищенную от табака папиросу или сигарету. С одной стороны вставляли вместо фильтра скрученную купюру, а другой конец слюнявили и поджигали. Обычно этот ритуал мы проделывали где-то в подвале или на последнем этаже подъезда, в котором я жила, а сигарету пускали по кругу, каждый делая по затяжке. Она пахла жженым чаем. Махорка всегда лежала в кармане у кого-то из ребят в пакете, сделанном из газеты. Тогда я не знала, что это – настоящая марихуана.
Этот ритуал мы называли «накурка». Иногда он сопровождался песнями Юрия Хоя с соответствующей тематикой. Практически каждую неделю в нашей компании появлялись новые лица, и мы все так же собирались в круг для накурки. После этого ритуала мы ходили гулять по улицам нашего города. Перед глазами возникали замысловатые образы, лица людей как-то искажались, иногда слышались непонятные голоса, мы смотрели друг на друга и смеялись. Сначала мы встречались несколько раз в неделю, как правило вечером, когда все возвращались из школ и других учебных заведений. Потом встречи участились, занимая каждый вечер, а иногда и день. Меня никто не просил покупать махорку, но я всегда снабжала компанию сигаретами, а потом еще и алкоголем. Я видела, как другие ребята скидываются на это веселящее зелье. И вот оно стало появляться в наших руках уже не в газетных пакетах, а в полиэтиленовых и в больших объемах. Нам с трудом хватало этого стакана махорки, чтобы скоротать вечерок.
В ребятах я начала замечать агрессию, когда кто-то скурил больше или когда это зелье отсутствовало, но все менялось, когда появлялась волшебная папироса.
Однажды жизнь нашей компании вновь перевернулась с ног на голову. Костя – так звали одного из заводил – уехал с родителями в Молдавию. Там он провел все летние каникулы и осень, и вернулись они уже после Нового года. До отъезда я его помнила улыбчивым, добрым мальчиком, любящим животных. Костя был всего на пару лет старше меня, и как-то всегда так получалось, что он за мной приглядывал: провожал домой, когда было поздно, а по утрам присоединялся по пути в школу. Моя мама без возражений отпускала меня гулять в этой компании только потому, что знала, что там есть он.
Вернувшись, Костя заметно изменился: стал раздражительным и грубым, часто просил деньги в долг и не отдавал. Он дружил с Максимом и Андреем, в чьем поведении я тоже видела перемены. Ребята очень часто отлучались из нашей компании, загадочно переглядываясь, как правило, после накурки. Просто молча вставали и куда-то исчезали. Порой мы не видели их по несколько дней, потом они вновь появлялись и вновь исчезали. Когда я спрашивала, куда они уходят, ответ был всегда один: «Не твое дело, мелкая!» Потом к ним примкнули еще ребята из нашей компании, но девчонок они с собой не брали. Да их, собственно, в нашей компании почти и не было – только я и еще пара девушек, которые были старше меня на шесть – восемь лет.
Гуляя по своему району, иногда мы с девочками встречали Костю, Андрея и Максима в компании каких-то странных людей. Чаще всего они очень громко выясняли отношения. А иногда видели их на соседних улицах, сидящих на бордюрах или скамейках в очень странных позах.
Они то нагибались к земле, то наваливались друг на друга. Казалось, что они спят, но потом дуновение ветра или резкий звук приводили их в чувство.
Они дергались, как дергается задремавший в автобусе человек, когда к нему обращаются, потом почесывали нос и вновь уходили в состояние транса.
Мои старшие подруги про них говорили, что они начали травиться. Хоть мы и курили все вместе махорку, я не понимала, что это значит, и спросила об этом у старших ребят из школы. Они объяснили, что травиться – значит «колоться». Тогда я спросила: «А чем колются?» Мне сказали: «Ханкой!»