…Вася не утерпел, примчался даже пораньше, чем договаривались.
– Я, – звонит на мобильный, – извини, старичок, уже тут. В ресторанчике гостиничном сижу. В глубине, у окошка. И водочку уже заказал.
Ну, думаю, – и слава Богу.
Молодец.
Вещи разбирать все равно не нужно – все равно в гостишку на одну ночь, конкретно на сегодняшнюю, пока вписались. Только зубную щетку из рюкзака сверху достать, да штаны походные на завтра где-нибудь на вешалке разместить.
А кроссовки и куртка и те, в которых прилетел, сгодятся.
Они у меня непромокаемые.
Вполне.
А так, если повезет и с Васей сейчас нормально договоримся, – завтра уже на катер в путь-дорогу.
Позвонил в номер мужикам, объяснил, где договорились встретиться, прокричал то же самое залезшему в душ и что-то там уже бодро фальшивящему под струи воды своему постоянному напарнику Сереге.
Убедился, что он расслышал, накинул легкую флисовую куртку, да и вышел из гостиничного домика.
На улицу.
Вдохнул прохладного, чуть леденящего привычное к московской каменной летней духоте лицо, свежего ямальского воздуха.
Хорошо…
…Осень на Ямале вообще прекрасна.
Особенно ранняя.
Комара уже почти что нет.
Воздух прозрачен.
Видно все – далеко.
Там, южнее, куда мы поедем, еще зелены листья деревьев, и только изредка, среди мрачноватой темно-зеленой сосновой хвои и многочисленной по берегам Оби шелестящей лиственной зелени, вспыхнет нечаянным золотом листвы белизна редких берез.
А вот позже, где-то через неделю-другую, – уже зажгутся красным осины, и тогда наступит вообще полное умиротворение и лепота.
Лишь бы только на нельму попасть.
На нормальную.
Не на эту мелочевку, как в дурацком прошлом году…
Впрочем, – это пока что завтра.
А сегодня надо идти в ресторан, обниматься с Василием Николаевичем, выпивать с ним рюмку-другую под хрусткие соленые грузди или рыжики: другую закусь под водочку он, конечно, признает, но эту предпочитает особенно.
И вот не могу сказать, что мне эта идея не по душе.
Не могу.
Так что закуриваем сигарету и – вперед.
Пока дойду до ресторанчика, как раз ее, родимую, и докурю.
Проверено.
И не раз.
Который уже год в эти благословенные места болтаемся три с лишним часа по воздуху, и то если повезет.
А не так, как в этом году, через этот клятый Надым…
…Ну да ладно.
Вот и лестница, ведущая в расположенный на холме ресторан.
Вид из него, кстати, какой-то прямо-таки нереальный.
Так что – окурок в урну.
А тело – наверх, в тепло…
…Василий Николаевич, он же Вася, он же известный не только в здешних местах и довольно модный художник с очень необычной техникой, он же седой и обманчиво-сутуловатый субтильный и интеллигентный дядька «слегка за пятьдесят», в тяжелых очках, залихватском бархатном берете и с щегольской черно-седой аккуратно стриженой «шкиперской» бороденкой, действительно сидел в глубине абсолютно пустынного и огромного, что твое футбольное поле, ресторанного зала.
И вдумчиво смаковал искренне им уважаемую ледяную русскую водочку.
А что еще, скажите, должен смаковать истинный, хоть и «модный» северный русский народный художник кроме русской народной водочки?!
Не эту же шотландскую дрянь.
Хотя, кстати, он ее тоже с большим удовольствием выпивал, но при других обстоятельствах времени, места и образа действия: он вообще был большого лукавства человеком, наш друг Василий.
И кстати, во всем.
Не исключая модной субтильности и вялых движений тонких холеных рук. Которыми он уверенно орудовал не только кисточкой в мастерской или рисуя «на пленэре». При известных обстоятельствах ружьишком опытный и фанатичный тундровой охотник-«гусятник» тоже совсем не брезговал.
И кстати, мог в этом качестве своей сутуловатой, чуть подпрыгивающей походкой пропилить по тундре в день километров эдак за пятьдесят, причем с ощутимым рюкзачком, да еще и любимой старенькой тульской «вертикалочкой» за этой самой спиной.
Жилистый так-то дядька.
А то, что в бархатном берете и в очках, – так это еще и ни о чем таком особенном не говорит.
Севера…
– Привет, – обнимаю его, поднявшегося мне навстречу.
– Привет, – хлопает меня по плечу.
Усаживаемся.
Вася немедленно разливает.
Мне очень хочется закурить, и очень жаль, что сейчас в ресторанах нельзя: в глазах немного щиплет.
Реально давно не виделись.
– Ну, – поднимает рюмку, насадив предварительно на вилку хрустящий соленый рыжик и окунув его в густую сметану, – за встречу, что ли?!
Я киваю.
Чокаемся.
Проглатываем.
Он тщательно разжевывает рыжик.
Я просто выдыхаю, немного поморщившись.
– Только, – хмыкаю, – давай сразу еще по одной да покурим пойдем. Ты же не бросил еще, надеюсь?
Он только хмыкает.
Кивает на коробочку с самокрутками из тонкой папиросной бумаги, издающую ни с чем не сравнимый запах светлого вирджинского табака.
Старый пижон.
– Так-то трубочку, как всегда, – усмехается. – Но в ресторацию самокрутки кручу. Задолбали они со своей борьбой с курением, если честно. У нас тут зимой, между прочим, под пятьдесят. На улицу не набегаешься. И очень, знаешь, смешно, когда взрослые толстые дядьки по сортирам, как школьники, свои цигарки смолят. В туалет потом не зайдешь после них, хоть топор вешай. Ну да ладно. Как сам-то? Пишешь чего? Или пока так, публицистикой потихоньку пробавляешься?
Я тоже хмыкаю.
Жму плечами.
Разливаю водку по стопкам.
– А сам-то как думаешь, – ухмыляюсь, – Вась? В нашем возрасте уже или пишешь, или нет. Работаю потихоньку. А про тебя так даже и не спрашиваю…
Он досадливо машет рукой.
Поднимает рюмку, смотрит ее на свет.
– Да ладно, – морщится. – Ты еще молодой. Раньше в твоем возрасте только-только в Союз писателей принимали. Это у нас, рисовальщиков, с этим была благодать, а у вас старпер на старпере. Но хорошо, что уже кое-что потихоньку соображаешь…
Выпиваем по второй, закусываем.
Идем курить.
Не спеша.
Через весь пустынный в это время пока еще гостиничный «ресторанный зал», старательно обставленный «богато».
По-северному.
Мимо огромных плазменных телевизионных панелей на стенах, небрежно перемешанных со звериными шкурами и остротой оленьих рогов. Мимо длинных низких столиков, заботливо укрытых белоснежными скатертями.
Через тяжелую вращающуюся дверь…
…На улице у урн неожиданно для себя еще раз коротко, но крепко обнимаемся.
Давно все-таки не виделись.
Ой, давно…
– Старый ты черт, – смеюсь.
Он тоже немного подхихикивает.
Снизу лестницы тем временем раздаются знакомые голоса: движется наше «пополнение» в лице Лени, Сереги и Гарика.
– И, кстати, да, – тычет меня кулачонком в плечо Василий Николаевич, – пока в мастерскую ко мне не заглянем, хрен я вас куда повезу. Есть чем похвастаться, есть. Хотя пару лучших работ уже, сволочи, раскупили…
Я кашляю, затягиваясь.
– Заметано…