Кто не любит каникулы? Никуда ходить не надо: делай, что хочешь! Гуляй по улице хоть целый день или телик смотри с самого утра! До прихода родителей – полная свобода! Можно, например, дома устроить войнушку, засыпав всю комнату солдатиками!
Всё же в школе лучше, чем в садике. Там никаких каникул: каждый день с утра, как на работу! Домой отпускают только в старшей группе и то, под расписку родителей, не раньше пяти! А что делать дома после пяти, когда родители пришли с работы? Егор никак не понимал нытиков со двора, которые не хотели идти в первый класс. Сам он даже заплакал, когда тётенька сказала, что Егор мал для школы. Ему только шесть! Тётенька пришла к ним домой, переписывая дошколят, но Егор не подходил ей. Вдруг, мама сказала, что он «зимний». И тогда тётенька записала Егора в первоклашки. Он очень хотел сказать: «Спасибо», но постеснялся. От тётеньки очень вкусно пахло духами и кудри у неё были крупные-крупные, больше чем у мамы, а глаза добрые.
Когда она ушла, мама задумалась.
– Ты не хочешь в школу, мама? – спросил Егор.
– Очень хочу, очень! – улыбнулась мама.
– Тогда почему ты молчишь?
– Думаю, где тебе купить школьную форму.
– В Москве! – подсказал Егор.
– Правда! Купим в Москве! – согласилась мама.
С того дня жизнь пошла совсем другая. Всей семьёй съездили в Москву на электричке, купили костюм с погонами и блестящими белыми пуговицами, чёрный ранец и новые, пахнущие вкусной краской книжки. А самое главное, приобрели здоровские кирзовые сапоги: чёрные-пречёрные, как у настоящего солдата!
И пускай теперь в детсад малышня сопливая ходит, а у Егора каникулы, вот!
В один из августовских дней на улице лил дождь, как из ведра. Никто не вышел гулять во двор. В подъезде мяукала промокшая кошка. Егор постоял у выхода и вернулся домой. Кошку эту он хорошо знал. Муська живёт в подвале и любит колбасу. Домой её брать нельзя, а колбасы у Егора не было, он погладил кошку и намочил руку. Обтёр ладонь о штаны и вздохнул. Какая глупая Муська! Шла бы к себе в подвал и спала. Все кошки постоянно спят, а она мяукает в пустом подъезде! Дура!
Дома скучно. По телику какой-то балет. Отец говорит, что это дармоеды. Они не хотят работать, поэтому прыгают в белом трико. Егор понял, они не могут работать! Трико сразу станет грязным, и все скажут: " Вот, свиньи!» Поэтому они прыгают. Смотреть на них, тоска смертельная! Егор выключил телевизор. На кухне бормотало радио, но оно никогда не мешало. Егор высыпал из посылочного ящика солдатиков, расставил их по полу. Он быстро убил всех немцев и опять заскучал.
Егор открыл шкаф. Надеялся увидеть что-нибудь интересненькое, но там одни газеты. Много газет! Он вытянул половину кипы на пол. Вначале делал корабли, а потом самолёты. Но самолеты не летали, взбросишь его, он вверх, и камнем вниз! Плохие самолёты из газет, Егор посмотрел на рисунки. Почти в каждой газете сидел Брежнев с медалями и орденами. Егор удивился. Сам Брежнев в чёрном костюме, а весь в медалях! У Аркашки дед воевал, так он надевает медали только на гимнастёрку. На простой пиджак не положено! Почему же Брежнев их надел? Егор догадался. У Брежнева нет гимнастёрки, он её потерял, когда от немцев драпал! Зато первый прибежал, когда медали раздавали! Так говорит Аркашкин дед, когда его спрашивают: «Почему у тебя всего две медали?»
Егор разозлился. Он вынул пасту из ручки, из катушки ниток и маминой резинки для волос сделал лук-арбалет. Этому его научили пацаны со двора. Здоровски бьёт, между прочим! Паста втыкается в газетку и торчит, как стрела!
Только со стулом не повезло – много деревяшек в спинке. Как в них попадёшь, так отскакивает стрела! Егор повесил газету на сиденье, после первого выстрела она упала на пол вслед за пастой от ручки.
Тогда Егор решил расстреливать весь боезапас, потом сдвигать газетку и опять расстреливать.
Спустя несколько минут портрет был изрешечен. Тогда Егор повесил другой, чуть поменьше. Теперь он подолгу целился, стараясь не мазать.
И попал-то прямо в звезду! Егор бросил арбалет, подбежал к газете, снял её на пол, сбегал в спальню, взял мамин клей и заклеил медаль. После чего вновь вывесил портрет и стал расстреливать его.
Хлопнула дверь в квартиру. Егор увлёкся и не оглянулся. А что? Дома прибрано, он не свинячит. Достреляет и уберёт газеты на место.
Егор прицеливался, стараясь попасть Брежневу в лоб. Чувствовал, попадёт!
И попало! Только не по портрету, а Егорке. Пальцы его соскользнули и пустили стрелу неизвестно куда, но Егору было не до этого. Отец врезал ему ремнём по заднице. Здорово врезал! Слёзы брызнули из глаз. А он ещё раз врезал! Егор обернулся.
Отец замахнулся сложенным вдвое ремнём и отбросил его прочь.
– Ты в тюрьму захотел? – крикнул он.
– Нет! – испугался Егор.
– Ты знаешь, кто это?
– Брежнев, кто ещё-то? – удивился Егор и за это получил ещё раз, ладошкой.
– Понял? – строго спросил отец.
– Понял! – крикнул Егор.
– Что ты понял? Что ты понял? – злился отец. – Говори, не реви!
– Что нельзя-а стрелять в Брежнева-а!
– Не вопи, как баба! Садись! – Андрей взял сына на коленки. – Вытри сопли и слушай!
Егор замолчал, но проклятые сопли текли и текли, он шмыгал носом.
– В Брежнева стрелять нельзя! И нельзя рисовать на его портрете!
– Почему тогда он валяется в туалете?
– В туалете валяется не Брежнев, а просто газета!
– Я видел, там Брежнев!
– Да, ты видел. И я видел, – Андрей замешкался ненадолго. – Но это не значит, что в него можно стрелять и портить газету! В туалете, между прочим, Брежнев целый валяется! Никто в него не стрелял.
– А почему нельзя в него стрелять? – не понял Егор и рассказал о том, как Брежневу достались медали.
– Это ты зря! – убеждённо сказал отец. – Ему давали медали уже в мирное время.
– За что?
– За что воевал и погиб твой дедушка?
– Чтобы был мир.
– Правильно! А Брежнев столько сделал, чтобы был мир! За это ему дали медали. Если бы не Брежнев, давно была бы война, и погибло бы много людей. Поэтому ему дают медали.
– Он боится войны?
– Мы все хотим мира, но войны никто не боится! Вот ты, хотел бы завтра вместо школы пойти на завод работать с утра до ночи? Играть было бы некогда! А конфет в войну совсем не бывает, дают маленький кусок чёрного хлеба, и всё!
– А солдатам?
– Солдатам дают по два куска. Но тебя в солдаты не возьмут!
– А если я вырасту?
– Всё равно не возьмут, потому что ты стрелял в Брежнева!
– А ты расскажешь? – испугался Егор.
– Я не расскажу, но если ты ещё раз что-нибудь такое сделаешь, меня заберут органы госбезопасности!
– Посадят в тюрьму? Насовсем?!
– Зачем пугаешь ребёнка? – спросила мама. Никто не услышал, как она вошла.
Андрей подмигнул сыну. Егор в ответ моргнул обоими глазами, неправильно, но отец понял.
– Так, болтаем чепуху! – весело сказал Андрей. – Рассказываю историю про одного бродягу!
Он ушёл в коридор к маме, а Егор убрал газеты, надёжно спрятав изрешечённые портреты Брежнева. Теперь никто и никогда не узнает!
Вечер в семье Нерословых прошёл как обычно. Ни один мужчина так и не выдал страшную тайну, а мама ничего не подозревала.
Когда Егор лёг, он долго не мог заснуть. Всё ему казалось, что какие-то дядьки из «госспецизбо» – так он запомнил слова отца – придут и заберут его родителей в тюрьму, насовсем.
Конечно же, никто не пришёл, но родители почему-то поднялись и тихонько прошли мимо его кровати на кухню.
Они включили ночник и начали вполголоса переговариваться. Егор прислушался.
– Зачем ты перепугал ребёнка? Ему надо знать в таком возрасте о госбезопасности?
– Надо, Марина, надо. Иначе поздно будет. Незачем Егору болтать на улице о том, что говорим дома.
– А что мы такого говорим?
– Хоть бы и то, что ты постоянно повторяешь: «Пропади пропадом твоя партия, только деньги за взносы уходят!»
– За это что-нибудь будет?
– Будет! И ещё как! Сегодня было закрытое партсобрание, не морщись ты так! Там объявили об особой бдительности. Вот оно как!
– Эт-то почему? – прошептала Марина.
– В Чехословакии антиреволюционный мятеж! Там убивают коммунистов на улицах!
– Да ты что? – руки Марины опустились. Она всхлипнула. – Это война?
– Не волнуйся так! – Андрей обнял жену. – Танки из ГДР разогнали врагов. Всё уже нормально, но только ни звука! Нигде!
– Поняла-поняла. А у нас такого не будет? Или тебе уйти из партии, пока не поздно?
– Опять ты за свою пластинку!
– Тихо, Егор проснётся!
– Из партии не уходят, – Андрей понизил голос. – Оттуда только выгоняют! А тех, кого выгнали, уже нигде не находят, поняла?
– Да какие ты страхи говоришь-то?
– Ты знаешь, где сейчас Хрущёв? Я, посещая закрытые партсобрания, не знаю! Да и он сам, наверное, не знает. Упрячут так, что не захочешь. Если сказали, быть бдительными – так надо быть бдительными!
– Всё-таки, война?
– Да не будет никакой войны!
– А Вьетнам?
– И там победим в скором времени! В Чехословакии, вот, вовремя взялись, теперь порядок! Так и во Вьетнаме будет, как было на Кубе в своё время.
– А что ты сказал Егору?
Егор насторожился. До этого вопроса он не понимал смысла разговора взрослых. Предаст его отец или нет?
– Я ему сказал, что в школе он станет октябрёнком.
– А при чём тут госбезопасность?
– Это к слову пришлось. Разболтались о том, что если вдруг он убежит из школы, вот я и сказал.
Молодец, отец! Егор никогда не называл отца папой. Потому что он был настоящим мужиком, а не размазнёй! И ведь не разболтал маме! Здоровско! Егору очень хотелось узнать, кто такой октябрёнок, но выдавать себя нельзя. Егор прокрался к постели, лёг и быстро заснул.