– В истории ты не силен.
Юра обидчиво поджал губы. Но, черт побери, он и впрямь не мог представить, что имел в виду поэт (слабенький, надо сказать, поэтишка), говоря о «ползающих армадах» и «не вовремя пришедшем человеке».
Между тем Нина выдержала многозначительную паузу. Наконец она улыбнулась:
– Разгадку даю в телеграфном стиле. Гангут. Петр Великий. Морское сражение 1714 года. Победа над шведами. Российские галеры волоком перетаскивают через перешеек. По-моему, все прозрачно ясно.
Юра снова чертыхнулся про себя. А ведь верно!
– Что читаешь?
– Нострадамуса.
– Ну-у, Мишель нынче не в фаворе. Просчитался господин прорицатель. Обещал конец света, и где он? – Юра показал на окно. За окном светило солнце.
Нина засмеялась:
– Такое впечатление, что ты этому не рад.
– Еще как рад! Даже рюмочку предлагал пропустить по такому поводу.
– Это ты брось, – решительно сказала супруга. – Сначала повод, потом причина, а потом денег на вытрезвитель не напасешься.
Юра обиделся:
– Ты, пожалуйста, не утрируй. Можно подумать, я только и делаю, что закладываю за воротник. Я, между прочим, размышляю!
Реакция была незамедлительной и агрессивной:
– Интересно, о чем? Что-то не видно следов мысли на твоем лике, солнцеподобный!
До глубины души оскорбленный супруг вскинулся:
– Ну, знаешь…
– Знаю! И вот, что скажу: кончай хандрить и принимайся за работу.
Юра посчитал необходимым прояснить свою позицию:
– Я прикидываю, с какой стороны подобраться. Надо что-то свежее, необычное, новаторское.
Нина была неумолима:
– Будем думать и гадать – завязнем. Надо копнуть как следует, а потом, коли повезет, спокойно разрабатывать жилу. Если не копать, вообще ничего не будет.
– Где она, эта жила? – усмехнулся Юра. – Но только чтобы золотая!
– Вот! – девушка возложила руку на рукопись. – «Горизонты грядущего» Вячеслава Осина. Неизвестные катрены седьмой центурии Мишеля Нострадамуса. Это может быть бомбой!
Юра покопался в памяти и вылил на собеседницу бочку скепсиса и ведро иронии:
– Бомбой немедленного действия. Самим бы не погибнуть от ее осколков! Знаю, знаю, из десяти «Столетие» седьмая центурия осталась незавершенной. В остальных ровнехонько по сто катренов, а в этой почему-то меньше. Кто их только не искал… А нашел, значит, товарищ Осин? Опомнись, детка, здесь все шито белыми нитками! Кстати, тот кусочек о Гангуте, это из «найденного»?
Нина кивнула.
Юра удовлетворенно чмокнул губами:
– То-то я чувствую… Самопальные строчки! Умелец липовый, даже форму не посчитал нужным соблюсти. Катрен – четверостишие, а он сколько навалял?
– Этот момент Осин оговаривает, – спокойно парировала Нина. – Он поступил так ради ясности изложения. Для лучшего восприятия.
– Ладно, – великодушно махнул рукой Юра. – Замнем для ясности. А где он все это раздобыл?
– Центурии потрясли его десять лет назад. Стал собирать материалы по библиотекам, обзавелся компьютером, чтобы шарить в Интернете. В общем, увлекся по-настоящему, затем разработал собственную методику толкования четверостиший. Попутно утвердился во мнении, что катрены седьмой центурии действительно существовали. Легенда гласит, что ряд четверостиший Нострадамус не решился предать гласности, потому что они были слишком страшными, не оставляли надежды, лишали воли и радости жизни. Осину эти доводы не казались убедительными. Он сформулировал собственную гипотезу: катрены были изъяты по причине более прозаической – обожавший наводить тень на плетень магистр просто-напросто не смог должным образом зашифровать некоторые четверостишия, вот и отложил их до лучших времен.
– Ой, сомнительно, – покачал головой Юра.
– До поры у Осина не было доказательств, вот почему он не торопился поделиться с кем-либо своим предположением. Но тут он узнает, что в подвале дома магистра при проведении реставрационных работ обнаружен тайник, а в нем – манускрипт. К сожалению, из пятидесяти одной страницы более половины оказались так испорчены временем, что разобрать написанное не представлялось возможным. Однако уцелевшие ясно указывали, что это – фрагмент двенадцатой центурии. Есть свидетельства, что Нострадамус хотел составить из своих откровений одиннадцатое и двенадцатое «Столетие», однако смерть помешала ему. Получается, кое-что все же успел…
– Мистификация!
– Такую вероятность, – согласилась Нина, – нельзя исключить, поэтому изучение манускрипта продолжается. Все хотят быть уверенными, что это – не подделка. Сам же Осин убежден, что мы имеем дело с подлинником, однако важнее для него другое: если состоялась одна находка, нельзя исключить наличие второго тайника.
– И он… – поторопил Юра.
– Он отправился во Францию, в город Салон, чтобы найти тайник, а в нем – катрены седьмой центурии.
Юра хмыкнул:
– Приключенческий роман!
Очевидно, Нину начинал раздражать скепсис мужа, только этим можно объяснить нотки негодования, зазвучавшие в ее голосе:
– Тебе бы только критиковать. Но ведь интересно, романтично! Именно то, что нужно людям.
– Правда им нужна, – не собирался отступать Юра.
– Ошибаешься. Им нужна мечта! И приключения. Кстати, я сейчас прочитаю тебе еще несколько строк. – Нина перелистнула страницу. – Только попробуй не отгадать. Готов?
– Всегда готов! – по-пионерски четко доложил Юра.
– Тогда…
И она стала читать нараспев:
Один человек одолеет другого,
Хотя второй будет тоже достоин победы,
Ибо смертью своей докажет торжество духа над телом.
Напрасная цель греет его, но согреть не сумеет.
Земля ледяная станет наградой ему.
И слава.
– Фу, – в наигранном испуге перевел дух директор издательства «Перекресток», – это проще.