…Яркое солнце слепило даже через закрытые веки. С трудом открыв глаза, Джамшер с трудом перевернулся на бок и огляделся. И, поняв, где оказался, не смог сдержать гордой улыбки – духи Лесистых гор всегда покровительствуют смелым! Попрыгунья, приняв в себя его тело, не размазала его о камни, не бросила на острые каменные клыки, ожидающие свои жертвы под каждым из десятков оказавшихся на его пути водопадов, а, оглушив, выбросила на песчаную излучину почти у самой деревни!
– Благодарствую, милая Попрыгунья! – с трудом поднявшись на ноги, Утренняя Заря поклонился реке в пояс и, посмотрев на пустые ножны, болтающиеся на поясе, расстроенно вздохнул. Потом посмотрел на тень от камешка, валяющегося рядом с его ногой, и сообразил, что время движется к полудню, а преследовавшие его вчера воины могли добраться и до его соплеменников. Поэтому, справившись с легким головокружением и кое-как очистив почти просохшую одежду от налипшего песка, он проверил, как затянута горловина пережившего безумное плавание по реке мешка со шкурками и быстрым шагом двинулся в сторону деревни…
…Вопли Шендда и Майла Утренняя Заря услышал издалека. Эти придурки пытались доказать друг другу, чья именно глупость стала причиной, по которой в их силках не оказалось долгожданной добычи. И тут же успокоился – в деревне было тихо. Поэтому, еще раз пощупав пустыне ножны, и решив, что не готов к вопросам малышни, еще не имеющей имени, сделал небольшой крюк и вышел к деревне со стороны дома колченогого Прю.
Старый охотник, давно перешагнувший рубеж старости, как обычно, сидел на завалинке и, подслеповато щурясь, грел на солнышке свои старые кости.
– Самой темной ночи, Прю! – поздоровавшись с когда-то грозным воином, Джамшер перешел на бег.
– И тебе того же, малыш! – донеслось из-за спины.
Обижаться на такое приветствие Заря не стал – точно так же Прю называл и его отца, и добрую половину охотников деревни, которых дед видел еще в пеленках. Но приосанился, снова вспомнив о том, что у него есть Имя.
Пробежав до своего дома, Джамшер скинул с плеча дорожный мешок, отцепил от пояса ножны, переоделся, и, вдруг сообразив, что тянет время, выскочил на улицу.
Отец, как обычно, возился с молодыми охотниками, обучая их правильной работе с мечом. Увидев серьезное лицо сына, Снежный Барс вопросительно приподнял бровь, и, увидев утвердительный кивок, оставил учеников отрабатывать никак не получающееся движение…
– …Говоришь, двигались в нашу сторону? – выслушав его сбивчивый рассказ, переспросил отец. – Это плохо. Ладно, идем к Усаю – надо рассказать и ему. Коготь! Крыло! Быстро по домам! В лесу по– явились чужие. Пройдитесь до перевала Трех Волков и посмотрите, не спускался ли кто по тропе. Если найдете следы или тех, кто их оставил, бегите сюда. Нападать на них я запрещаю, понятно? И приближаться на расстояние выстрела из арбалета – тоже… Все остальные – свободны… Идем, сын! – подхватив со стоящего вертикально чурбачка свою куртку, Барс задумчиво посмотрел на Джамшера, и, сняв с пояса свой меч, протянул его Утренней Заре:
– Бери. Тебе пригодится. Я потом возьму дома другой. Бери, бери – не время спорить…
…Усай Джамшеру не поверил. Услышав про прыжок в течение Попрыгуньи, старейшина презрительно скривился и, перебив покрасневшего от возмущения парня, хмыкнул:
– Скажи лучше правду! Мол, потерял меч. Уронил со скалы или просто забыл где-то. Что небылицы-то рассказывать? Арбалет, стреляющий в пять раз дальше, чем обычный. Латы под зеленой одеждой. Плавание по реке ночью… Ты что, решил заделаться в барды?
– Я послал к перевалу двух молодых охотников! – нахмурившись, подал голос Барс. – Они вернутся и расскажут…
– О чем? – хохотнул Усай. – Ты слушал сына невнимательно. Если верить в его бредни, то шестеро воинов НЕ дошли до Трех Волков. Они погнались за этим щенком, и должны были продолжить движение от верховий Попрыгуньи. Так что парни не найдут ничего… Знаешь, даже Изгой Донн не терял своего меча…
Сравнение с единственным человеком, изгнанным из Клана за трусость за всю историю существования деревни, заставило Джамшера покрыться пятнами:
– Я не лгу!
– Я верю своему сыну! – угрюмо набычившись, зарычал Снежный Барс.
– Понимаю. В этом предложении главное слово – «своему». Забери у него меч. Не позорься… Кстати, щенок, я слышал, что ты преподнес Малые Дары Майке Огненной Гриве? Зря. Дочь моего брата никогда не выйдет за лжеца. Я СКАЗАЛ.
Кинув на сына безумный взгляд, отец сжал правую руку в кулак, и, изо всех сил ударив им в ладонь другой руки, прошипел:
– Усай Горькая Весть! Ты оскорбил моего сына. Я требую Права Крови! Любой из твоих сыновей может заменить тебя в поединке – ты немощен, но твой язык мчится впереди твоих мыслей, старик…
– Сначала найдите мне следы этих ваших чужих… – презрительно усмехнулся старик. – А уж потом думай, стоит ли требовать или лучше скрыться с глаз Клана от такого позора…
– Идем, Заря! – выбив плечом дверь, рявкнул Снежный Барс. – Эй, Сохатый! Ты идешь с нами.
– Сходи, сынок! – рассмеялся вдогонку Усай. – Расскажешь потом, где посеял меч этот лживый щенок и как наш вождь среагирует на Правду…
…Сохатый, старший сын Усая, двигался по тропе, ведущей к течению Попрыгуньи вслед за отцом. Воин, который прошел с Барсом не один военный поход, был мрачен, как никогда – по его мнению, Горькая Весть сошел с ума: обвинять кого-то во лжи, не проверив его слова, мог разве что выживший из ума старик, уверовавший в свою непогрешимость. Кроме того, воин понимал, что в случае подтверждения слов Утренней Зари выходить на поединок со Снежным Барсом предстояло именно ему. А шансов убить Первого Клинка Клана у него было не больше, чем безлунной ночью спуститься с вершины Белого Господина. Поэтому всю дорогу до места, откуда Джамшер прыгнул в реку, он практически молчал…
– Ну, что скажешь, воин? – поднимая с камней обломок окровавленного меча, торжествующе поинтересовался Снежный Барс. – Мой сын не испугался шестерых воинов и бился с ними, как подобает мужчине, не так ли? Кстати, вон там, если мне не врут глаза, лежит отрубленная рука! – склонившись над тесниной, добавил он через пару мгновений.
– Ну-ка, сынок, слазай туда… Постой! Веревку скину…
Спуститься по влажной от водяной взвеси, поднимающейся от бьющейся в теснине Попрыгуньи, скале без страховки было невозможно – Джамшер понял это задолго до того, как, скользя по веревке, добрался до каменного уступа, на котором блестела странным металлическим браслетом скрюченная, разбухшая от влаги конечность. Брезгливо завернув ее в прихваченный для этого кусок полотна, парень привязал веревку к поясу и взмахнул рукой. Две пары сильных рук тут же потащили его вверх по скале.
– Твой сын – настоящий воин! – утерев с ли– ца выступивший пот, буркнул Сохатый, когда Утренняя Заря бросил перед ним свой трофей. – Я не знаю, хватило бы у меня смелости прыгнуть отсюда вниз. Высоко, узко, сплошные камни…
– А проплыть по течению до того места, где он выбрался из воды, да еще ночью? – гордо посмотрев на Джамшера, поинтересовался Барс.
– Я потерял сознание… – напомнил ему парень.
– Если бы тебя оглушило где-нибудь тут, дотуда бы доплыл только твой труп. Так что помолчи… Ладно, надо посмотреть, в какую сторону они пошли отсюда, и возвращаться в деревню – темнеет…
– У них на руках – раненый… Вряд ли они пойдут дальше… – задумчиво пробормотал Сохатый. – Хотя кто их знает… Ладно, Утренняя Заря, бери руку, обломок меча и вперед…
…Заплаканная Майке выскочила из-за избы Когтя Орла и, не обращая внимания на вытянувшиеся лица идущих сзади отца и Сохатого, бросилась мне на грудь:
– Усай сказал, что я не могу выйти за лжеца и что тебя лишили Имени!!
– Горькая Весть поторопился… – прорычал Снежный Барс. – Мой сын не сказал ни слова лжи, девочка. Так что можешь им гордиться. А вот прыгать в объятия тому, от кого не приняла даже Больших Даров, не стоит – такие, как твой дядя, могут неправильно понять…
– А мне все равно… – прижимаясь щекой к щеке растерянного от такой нежности парня, воскликнула девушка. – Я уже обещала ему, что приму. И приняла бы в любом случае. Даже если бы он оказался лжецом…
– Ого! – восхитился отец. – Смелое заявление! Ладно, мы вас не видели… Сын! Мы с Сохатым, пожалуй, вернемся к той поляне, где ты проткнул себе ногу, помнишь? И немного там посидим… Только не очень задерживайся, ладно? Надеюсь, Сохатый, возражений у тебя нет? – в голосе Снежного Барса зазвенел металл.
– Уже иду… – силуэт воина, и без того плохо видимый при свете звезд, растворился среди деревьев.
– Я думала, твой отец меня убьет… – дождавшись, пока исчезнет и Снежный Барс, прошептала Майке. – А он почему-то дал нам время поговорить… Я так за тебя боялась… Думала, умру…
– А я не находил себе места… – признался Джамшер. – Мне казалось, что ты можешь поверить Усаю и решить, что я способен на ложь…
– Дурачок… – Огненная Грива снова потерлась щекой о его щеку и, внезапно схватив правую ладонь парня, возложила ее себе на голову, упала на одно колено и срывающимся шепотом произнесла: – Обещаю быть тебе верной женой, воин! И до конца своих дней служить тебе так, как подобает женщине Клана Ворона. Моя душа, мое тело, моя жизнь…
– Ты сошла с ума? – попытавшись вырвать руку у вцепившейся в нее мертвой хваткой девушки, зашипел Джамшер, но остановить решившую произнести Клятву до конца Майке не смог:
– …принадлежит тебе, мой господин и защитник…
Слушать горячечный шепот Огненной Гривы было и страшно, и приятно одновременно – никто и никогда не получал такой Клятвы до принятия Больших Даров. И реакции Клана на ее поступок парень не представлял. Но был уверен – в любом случае будет рядом с ней. Даже если ее объявят Изгоем.
– …принимаешь ли ты мою Клятву, Воин? – дернув его за руку, прошипела девушка, видимо спрашивая второй раз.
– Принимаю… – подняв ее с коленей, Утренняя Заря зарылся носом в ее волосы, и продолжил: – Обещаю быть тебе верным мужем, Женщина…