– Я вас услышал, сэрг ренегат, – Кимпл встал и привычно вытянулся, отдавая честь. – Разрешите удалиться? Мне необходимо проконтролировать готовность бригады. До погружения осталось чуть меньше часа.
– Секундочку, – остановил его Крошин. Приподняв чайничек, он наполнил свой бокал душистым напитком. Пряный запах чабреца не заставил себя ждать, закружил по каюте. Только после этого нехитрого ритуала, махнув рукой, он позволил бригадиру покинуть помещение.
***
Когда дребезжание механических кранов, лязг цепей и тарахтение работающих в холостом режиме двигателей остались позади, а яркий свет прожекторов базы уперся в плотную стену водной толщи, наступила долгожданная тишина. Именно в такие минуты и приходит осознание бесконечности и величия морского царства.
Сквозь призрачную вуаль и потоки пузырьков пробился скромный прожектор алюминауфа, носящего гордое название Одиссей. По своим ходовым и габаритным характеристикам эта батисфера была, конечно же, скромнее своих собратьев по подводному цеху, но в большинстве случаев тем самым она выигрывала у них в маневренности и проходимости, что на глубине было гораздо важнее ревущих от скорости би-дизелей. О вместимости и грузовых отсеках тоже можно было поспорить, хотя, безусловно, в любом морском судне с местом всегда существовали проблемы. В общем и целом, как не ужимайся, все равно на что-нибудь его обязательно не хватит, и придется корить себя за излишнее собирательство. Поэтому, если разобрать преимущества и недостатки повнимательней, получалось, что алюминауф был почти лучшим представителем среди себе подобных.
– Сколько нам плыть? – нарушив тишину, скромно поинтересовался Крошин.
С момента погружения прошло около часа, и за это время дотошный ренегат обронил едва ли пару фраз, полностью доверив командование бригадиру Кимплу. И вот теперь, когда Форт Готли остался далеко позади, и батисфера легла на курс, Крошин словно проснулся от долгого сна и начал живо интересоваться происходящим.
– Меня немного напрягает этот наружный скрип. Что это? Это нормально? – голос ренегата заметно дрогнул. Его напарница, мисс Финчер, напряженно зыркнула на бригадира и перевела взгляд на крохотный иллюминатор.
Но капитан и не думал отвечать. Внутри батисферы у Кимпла существовали свои незыблемые правила. И он не собирался отвлекаться на бессмысленные разъяснения.
Положение спас неразговорчивый мехиканец.
– Видимо, это ваше первое подобное путешествие на наблюдательном судне, сэрг?
– Вы очень проницательны, – недовольно фыркнул Крошин. – Я почему-то считал, что батисферы более комфортны и оборудованы для передвижения немного лучше, чем оказалось на деле. Но главное, что меня несказанно раздражает, так это ужасная течка по всем швам, хуже этой сырости могут быть только ваши невероятно жесткие сидения.
– Течка бывает только у животных, – не преминула вмешаться в разговор Ольга.
– Я бы воздержался от столь резкого замечания, – нахмурился Крошин.
А вот мисс Финчер отреагировала сдержанно, но весьма красноречиво – едва не прожгла медика коротким, угрожающим взглядом.
Такого резкого сравнения Кимпл мог ожидать от кого угодно, от грубого мехиканца или вечно пьяного Михаса, но от Ольги!.. Бригадир был крайне удивлен, но еще больше разочарован.
– Кстати, а где ваш ластоногий осведомитель? – решив сменить тему, и тем самым снизить воцарившееся напряжение, поинтересовался Крошин.
– Где ж ему быть как не снаружи, – высунувшись из своего отсека и поправив старый потрёпанный шарф, хихикнул механик.
– Да вот же он, смотрите! – слишком исполнительный во всех отношениях Большой Ух ткнул пальцем в иллюминатор.
Среди серых рифов и ярких кораллов, ловко управляя своим странным аппаратом, который сильно напоминал остроносую ракету, неспешно двигался Анук. Но с каждой секундой его самодельная машина набирала ход, обгоняя батисферу.
– Что за… – открыв было рот, захлебнулся от удивления ренегат.
– Обычная бульба-бама, – отрешенно объяснил Кимпл. Хотя в его объяснении не было и капли того самого смысла, что заставляет инициатора вопроса понять всё с полуслова и не задавать нового.
– И насколько быстрая эта бульляля… штуковина?
– Узлов семьдесят думаю выдаст, – предположил Хоакин.
– Поддерживаю, – согласился Кимпл. – Потенциал у нее достаточно большой.
– Да вы что, с ума сошли?! – Крошин едва не подскочил на месте. – Не слыхано! Вы это серьезно?! Но как она работает?! Каков принцип действия?
Бригадира явно забавляла вся эта ситуация. Не только Анук, но и сам Кимпл чувствовал себя сейчас как рыба в воде, а стало быть, и беспокоиться было особо не о чем. Растеряв высокомерные принципы инспектирования, Крошин пребывал в состоянии, приближенном к катарсису. По всей видимости, море представлялось ренегату лишь огромным жирным пятном на карте территорий, но теперь, все изменилось. Крошин погружался в пучину нового мира не только в фигуральном, но и в буквальном смысле. Все глубже и глубже. И это было всего лишь началом их опасного рейда!
– У ихтианов это довольно-таки простой механизм. Ничего примечательного, сэрг, – ответил за бригадира Михас.
– Тогда за счет чего они развивают такую скорость? – не унимался ренегат.
– Ноги, – буркнул Кимпл.
– Простите, что?
– Ноги, сэрг проверяющий. Мышцы, ласты, ноги, плавники, жабры, – протянул бригадир. – В целом, это компоненты одной огромной системы, которая делает ихтианов практически неуязвимыми в воде.
– И что же у них есть и более сложные изобретения?
– Скоро сами все увидите, сэрг, – подбодрил Крошина связной.
Кивнув, ренегат, вместо того чтобы завалить членов команды вопросами и возмущениями, прильнул к иллюминатору и стал внимательно следить за совершенными движениями нечеловека, который выписывал такие подводные кульбиты, что дух захватило бы даже у опытного нырялы.
– Неведомые мученики! Но как он это делает?! – почти шепотом произнес Крошин.
В тот самый момент у Кимпла впервые зародились крохи сомнения, так ли уж откровенен с ним тайный ренегат северного адмиралтейства? Но свои догадки он решил до поры оставить при себе. Время пока работало на него, и не стоило лишний раз торопить события. Однако данный поступок великолепно продемонстрировал ранее невидимые бригадиру черты Жуй Крошина.
– Итак, приготовились, начинаем погружаться, – скомандовал Кимпл, и батисфера, слегка накренившись, устремилась к огромной темной расщелине Сияние-Тень.
***
Если ты осмелился и заглянул во впадину или разлом – это еще не значит, что ты не коснулся Глубины. На самом деле ты уже в ней. Как говорится, завяз по самые уши. Она, будто охотник, что высматривает жертву. Ты ее не видишь, а возможно, даже не ощущаешь, но поверь, она рядом. На расстоянии вытянутой руки, на одной частоте слышимости смотрит прямо на тебя и ждет не дождется, когда ты занырнешь поглубже.
Темнота. Вокруг только она. И свет слабого фонаря лишь вязнет в смоляной черноте. Она властвует над этим миром, ненасытно пожирая его и всех его обитателей. Тьма – младшая сестра Глубины. Она лишает света и высасывает цвет из всего, что пытается ей сопротивляться.
Кораллы здесь больше напоминают ссохшиеся нити, мелкие рачки – прозрачных светлячков, потерявших свой светоч, а предпочитающие покой и уют рыбы похожи на вареные создания – им уже все равно, куда и зачем плыть. Всем здесь заведует тьма. Такие места глубинщики называют Фарватером. Может быть не совсем научно, но вполне точно. Здесь ты находишься в ведении совсем иной, отличимой от человеческого понимания навигации. И кто будет спорить, что соваться в такие места вовсе не безопасно. Но что поделать, только так батисфера может добраться до Горизонта, и очутиться в удивительном мире, населенным серокожими нечеловеками. Там долгие столетия сохранялась и развивалась неведомая жителям материков и островов жизнь. Можно сказать, новая цивилизация.
Схватившись за виски, Крошин откинул голову назад и протяжно застонал. На лице Большого Уха проступила гримаса боли. Даже молчаливая мисс Финчер заскрипела зубами и, кажется, что-то зашептала на странном наречии.
– Гранде диаблос дуэттее разбарос! – пробормотал Хоаким, выдав свой мехиканский акцент.
Ольга напряженно покосилась на Кимпла. Казалось, что только он не почувствовал влияния Глубины. На самом деле медик знала, это не так. Бригадир одним из первых ощутил резкий удар извне. Но, как всегда, проглотил его, даже не поморщившись. Сжевал на завтрак, как говаривали про таких стойких глубинщиков в Форте Готли. Правда, проявлять подобную стойкость удавалось далеко немногим или почти никому. Без заговоренного разума и особых тренировок сопротивляться Глубине на базе могли лишь двое. Но один из них уже давно не покидал пределы кокона, предпочитая вместо погружений доводить до блеска тонны грязной посуды.
– Бригадир, вы в порядке? – на всякий случай поинтересовалась Ольга.
– Спасибо, – откликнулся он, – вполне терпимо.
– Ну, вы и мастер, капитан, – натужно прохрипел стрелок. – Она же сегодня сразу двойным прессом шандарахнула! Ольга, а ты как?
Медик коротко кивнула, успев смахнуть появившуюся из носа кровавую полоску.
– Да что же это такое?! – наконец, вмешался в разговор Крошин. – Такое ощущения, что меня звуком насквозь пробило. Что за свист такой? И еще вой прямо внутри!
– Эта та самая вещь, что вы так рьяно отрицаете и не хотите принимать. Истина подводного мира! Хотя, мы называем её не иначе как мразиной, – не отрываясь от приборов и пытаясь бороться с приступами боли, ответил Кимпл.
– Что?
– Он говорит о Глубине, сэрг, – попытался разъяснить Большой Ух. – Мы называем ее так, потому что другого названия она просто не имеет.
– Да о чем вы, черт возьми, говорите?! – вскипел ренегат.
– Мы говорим о той неведомой силе, напасти, вирусе, болезни, что ждет всех, кто приблизится к Неровному Фарватеру, – раздался в темноте голос Ольги.
Стрелки шкалы, затанцевав на приборной доске, внезапно устремились к нулю, а вскоре и вовсе замерли. Нечто похожее на короткое замыкание заставило свет погаснуть. Кабина погрузилась во тьму. Резко, словно оборвались все провода, превратив батисферу в бесполезную груду металла.
– Что произошло?!
– Успокойтесь, Глубина любит панику и может ужалить за такие выходки! – сохраняя равнодушие, объяснил ренегату Кимпл. – Я понимаю, сэрг, вам неприятно ощущать себя в подобной роли, но доверьтесь мне. В противном случае, уже через минуту мы пойдем на корм рыбам.
– Но…
– Все нормально, я понял, что вы согласны. Только теперь постарайтесь поменьше говорить. Этого будет вполне достаточно.
Последняя попытка возмутиться, затерялась в пугающей темноте. Крошин все-таки одумался, и затих.
Одиссей погружался медленно, неторопливо, будто вода сама несла его в нужном направлении. А Глубина притаилась, пристально наблюдая за чужаками. В абсолютной тишине, она словно потеряла их след, спутав стальной кокон с огромной рыбой-удильщиком, который, напыщенно раздувшись, осветил мрачные просторы шахты своим скудным фонариком-поплавком. И казалось, само время замерло, не в силах запустить вновь свой вечный хронометр.
Батисфера приближалась к намеченной цели.
Сначала, в совершенно непроглядной пустоте возникла крохотная точка – не больше игольного ушка. Она стремительно разрасталась, увеличиваясь в размерах.
Тьма отступала нехотя, натужно. У членов команды даже могло возникнуть ощущение, что Глубина бурлит, фыркает и огрызается злобными словечками. Скромные лучи осторожно пробили пустоту, нанизав ее на свои острые грани.
Прищурившись, Кимпл громко выдохнул.
– Это и есть она… – слова застряли у Крошина в глотке.
– Да, это Горизонт, – выдержав паузу, сообщил бригадир. – Плутон. Так мы называем его между собой. Поскольку других названий адмиралтейство еще не придумало, мы решили выдумать своё. Каждому Горизонту присвоено имя одной из планет.
– И этот, стало быть, самая большая планида подводного мира? – уточнил ренегат.
– Самый большой из известных нам Горизонт. Поэтому он просто обязан носить именно такое имя. Что тут такого? – удивился Хоакин.
– Ровным счетом ничего, – согласился Крошин и замолчал, наслаждаясь красотой приближающегося прохода во владение коварного Подземья.
Ярко-фиолетовое пятно размером в пять-шесть ярдов напоминало вовсе не сияющую дыру в новый малоизученный мир, а походило на поляну, где растут крохотные светящиеся фонарики.
– Приготовиться. Приводняемся! – раздался голос бригадира.
Команда засуетилась. Механик исчез в своей норе, а Большой Ух, включив приборы, принялся быстро поворачивать тумблеры.
Соприкосновение с землей вышло немного жестким, но удачным. Батисфера распласталась над Горизонтом, словно паук, зависший над своей сеткой.
– Наденьте вот это, – Большой Ух протянул ренегату и его помощнице некие приспособления наподобие респираторов – многослойную тряпицу темно-коричневого цвета.
– Зачем? – удивился Крошин.
– Так надо. Иначе вы не протяните в Подземье и трех минут, – вставила в разговор свою значимую лепту Ольга.
– Она права, – подтвердил связной. – Я один раз слегка ослабил лямки, так меня так скрутило, аж глаза на лоб полезли. Чудом откачали!
Ренегат покрутил сомнительное приспособление в руках, принюхался, резко одернул голову и смачно чихнул.
– Что за дрянь?
– Вовсе нет, сэрг. Это утвержденная уставом… – начал было Большой Ух, но бригадир цыкнул на подчинённого, и тот сразу же умолк.
– Данная дрянь, как вы изволили выразиться, сэрг ренегат, у нас называют Жабриками, а по Уставу – Дыхало уно-но. Органическая оболочка дает возможность дышать даже там, где нет и подобия воздуха, – щелкнув парочкой карабинов, бригадир закрепил устройство на лице и продолжил. Но теперь его голос зазвучал более приглушенно. – Поторапливаемся, а то можем попасть в самый разгар Сумерек.
– Вы, наверное, издеваетесь над нами, бригадир. Какие еще, к чертям собачим, Сумерки? – так и не решаясь примерить на себя странную штуковину, недовольно поморщился Крошин. – Все прекрасно знают, что Подземье освещают элюмо-кораллы. И они…
– И они гаснут каждые двадцать часов либо чаще, – не выдержал Кимпл. – А прогуливаться в кромешной тьме, даже в компании с проводником ихтианом, это утопия, сэрг.
Крошин уставился на бригадира так, словно тот открыл ему нечто невообразимо важное. Округлившиеся глаза долго смотрели куда-то вдаль, а потом ренегат, наконец, вышел из оцепенения и быстро натянул Жабрики.
– Я хочу убедиться в этом лично. Слышали? Ответить мне живо: сколько длится цикл Сумерек?
– От двух до пяти часов. Всегда по-разному. Определенных циклов или правил здесь не существует, – равнодушно отозвался Кимпл и скомандовал открыть шлюзовые задвижки.
***
Полумрак огромного подземного зала казался чем-то нереальным и оттого невозможно красивым, но все-таки, в большей степени, – неестественным, похожим на ожившее сновиденье. Высокие каменные своды, украшенные элюмо-кораллами, будто лазурные небеса переливались сотней ярких оттенков, заставляя Горизонт выделяться на фоне слегка изогнутого мутного зеркала поверхности. Казалось бы, привычная водная гладь, но настолько это выглядело необычным, что поверить собственным глазам было почти невозможно. А понять природу естественной архитектуры было сродни поверить в чудо. За счёт какой такой неведомой силы вода умудрялась не пересекать невидимую границу и не заполнять подземные пустоты? Этого не знал никто. Вот и получалось, что морское дно, как ящик с чудесами, хранило под собой еще один огромный секрет. Целые поля, пастбища и многоярусные поселения приютились здесь, среди туманного света кораллов и тяжелого воздуха, который могли вдыхать только представители подводной расы.
Изучив зависший над головой Горизонт, ренегат сделал несколько пометок в своем крохотном блокнотике и задумчиво изрек:
– Такое ощущение, что меня подвесили вниз головой. Чудеса, да и только. Ведь над нами миллиарды тон воды, но сюда не проникает ни одна капля.
Однако остальные члены спасательной экспедиции не разделяли его восхищения. Им было некогда любоваться красотами чужого и во многом опасного Подземья. Впереди ждала кропотливая работа по пересчету и проверки готовности снаряжения, а затем длительный переход, во время которого могло случиться что угодно. Чужой мир не сулил ничего хорошего.
Проверив крепления лестницы, Кимпл перешел к подгонке лямок грузного рюкзака. Для него несуразицы привычных законов физики давно стали нормой, которые он воспринимал как само собой разумеющееся и не забивал голову вечными вопросами мироздания. Перед ним стояли иные, более прагматичные задачи.
– Гилфрид, что с рацией?
– Все в порядке, бригадир.
– Хоаким?
Закрепив за спиной снаряжение, мехиканец поправил лямки короткого восьмизарядного автоматического стреломета Бурав, поражавшего противника мощными двадцатидюймовыми болтами.
– Готов выдвигаться.
– Ольга, как у тебя?
– Норма. Осталось только быстро провести осмотр.
Не рассуждая и не тратя понапрасну время, медик проверила состояние каждого из группы: прощупала пульс, реакцию зрачка на свет, попросила проделать парочку простых математических действий, поправила Крошину неверно закрепленный Дыхало, и, по окончанию всех действий. доложила бригадиру о готовности.
– Мисс интендант, я бы на вашем месте держался поближе к группе и не отходил дальше десяти шагов, – осмотрев собравшихся, бригадир окликнул мисс Финчер, которая с неподдельным интересом изучала ряды потемневших кораллов.
Но девушка даже не обернулась. Она словно приклеилась взглядом к длинной веренице старых, отживших своё рассадников света.
– Финчер! – решив помочь Кимплу, внезапно рявкнул Крошин.
Интендант, тут же забыв об элюминах, обернулась, и поспешила занять своё место в строю.
Однако отряд не спешил отправляться в путь. Подойдя к Горизонту, Кимпл сверил время и, подняв голову, уставился на Плутон.
– Чего мы ждем? – уперев руки в бока, Крошин поспешил напомнить о себе. Он приблизился к бригадиру и потребовал немедленных объяснений.
– По-моему, мы выполнили все ваши приказы и уже можем отправляться в дорогу. Разве не вы сами говорили, что времени у нас в обрез?
– Все верно, сэрг, – согласился Кимпл, не забыв соблюсти субординацию. – Но, если вы успели заметить, пока еще не все члены команды в сборе. Так что придется немного повременить…
– О ком это вы, черт побери? А, я понял, имеете в виду ихтиана! – догадался Крошин. – Он что же, не может догнать нас в процессе? Или его ласты недостаточно быстро шлепают по каменной поверхности, чтобы догнать группу?
Ничего не ответив, Кимпл отошел в сторону, где часть зала скрывал полумрак густого тумана. Сорвал один из кораллов и зашвырнул его в пустоту. Будто стекляшка элюмин покатился по полу, образовав вокруг себя световой шар, а потом, немного посияв, начал быстро гаснуть. Оторванные от своего корневого гнезда, кораллы могли прожить не больше пары-тройки минут.
Как только свет стал слегка тускнеть, началось самое интересное. Пустота зашуршала, зашептала и начала шевелиться. Клубы тумана принялись закручиваться в извилистые узоры. Крошин не сразу заметил жирные хвосты ползучих тварей, которые не спеша показались из полумрака, накрыв своими склизкими телами крохотный источник света. Было трудно определить, где у них голова, а где туловище, но ренегат мог поклясться, что их невероятной силы хватило бы на то что бы сбить человека с ног и с легкостью утащить в преисподнюю.
Мисс Финчер, до этого никоим образом не проявлявшая себя, мгновенно оказалась рядом с Крошином и, заслонив того плечом, слегка наклонилась вперед. Она принялась злобно шипеть на опасных жителей подземелья. Кимпл заметил, что правая рука интендантки обхватила гарду длинного тонкого кинжала. Это было единственное оружие, которое офицер пожелала взять собой в экспедицию. И стоило лишь догадываться, насколько умело она может с ним управляться.
Вся команда замерла в ожидании приказа.
Коралл вскоре окончательно потух, и шипящие твари так же не спеша убрались восвояси.
– Прошу прощения за столько наглядный урок, но в Подземье нет времени на долгие споры и рассуждения, сэрг. Здесь всем плевать на наши звания и регалии. Здесь совершенно другой мир, со своими законами и жесткими правилами выживания. Именно по этой причине я и пригласил Анука нам в помощь. Он местный и знает, как провести нас кратчайшей дорогой к намеченной цели. Поверьте, без него нам здесь просто не выжить.
Крошин думал недолго, а затем, махнув рукой, коротко кивнул:
– Хорошо, ваша правда. Дождемся вашего чертова проводника. Моя первая остановка в подводном мире, город Чёт. Прикажите ему туда нас доставить, и мне не придется упоминать в рапорте вашу самонадеянность и довольно примитивные методы обучения команды, которые, между прочим, были сопряжены с весьма реальной опасностью.
– В Чет? Но я считал, что мы собир…– строгий окрик ренегата, прервал Кимпла.
– Молчать! И попрошу впредь не обсуждать приказы. Не забывайте, я старший группы! И на этом точка! В противном случае…
Речь вновь оборвалась. На этот раз виной недосказанности стал ихтиан Анук Чок. Зацепившись широкой ступней за лестницу, он буквально вынырнул из Горизонта и с воплями и оханьем покатился вниз, едва успев схватиться за веревку нижнего фиксатора.
Шлепок о твердую поверхность оказался довольно громким, однако не таким губительным, как могло показаться. Немного покряхтев, видимо исключительно в порядке приличия, ихтиан быстро поднялся на ноги и, отряхнулся. Затем отдал честь – приложив кулак к груди, он поднял ладонь чуть выше шеи и коснулся лба, сразу же одернув руку. Получилось очень эффектно, что вызвало еще большую озлобленность ренегата. Но, собрав всю злость в кулак, он все-таки промолчал, ненадолго смирился с выходками этого глупого и никчёмного нечеловека.
***
Михас провожал группу печальным взглядом, в глубине души надеясь, что неведомые мученики позволят его братьям-глубинщикам благополучно добраться до места назначения, а беда и опасность обойдут бригаду стороной. В его работе это было самым трудным – ожидать возвращения группы и каждые сто пятьдесят минут принимать от них сигнал связи. В установленное время на определенной волне пытаться услышать голос друзей. Занятие настолько напряженное, что порой у Михаса сдавали нервы. Но в этот раз всё будет хорошо. Иначе и быть не может, успокоил себя механик и стал медленно подниматься по лестнице.
Вернувшись обратно на Одиссей, Михас бегло осмотрел отсеки и завалился в кресло, словно находился дома у камина, а не на глубине трехсот ярдов. Он извлек из-за пазухи фляжку с горечовкой и со спокойным сердцем заступил на дежурство. В целом его вахта была не так уж плоха. Скоротать долгие часы ожидания можно по-разному. На взгляд Михаса, он выбрал наиболее эффективный, а главное, наименее опасный. Все эти бесконечные переходы, бдения в абсолютной темноте и встречи с грозным противником были не для него. Он своё отбоялся еще много лет назад и теперь не собирался рисковать жизнью, которая, переходя в стадию преклонности, ценилась им еще сильнее, правда, не понятно, ради кого и чего. И пускай такая позиция многим казалась проявлением трусости, Михасу было плевать на это. Он не собирался никому ничего доказывать, прекрасно понимая, что здоровый эгоизм в его возрасте – не недостаток, а отличный помощник в плане выживания. Глубина таит в себе слишком много опасностей, чтобы относится к ним недостаточно серьезно. Конечно, можно рваться в бой, наплевав на страх и витающую поблизости смерть. Но какой итог ждет такого отчаянного глубинщика? Очень даже неутешительный. У Михаса было слишком много живых примеров, не позволявших ему размышлять как-то иначе.
«Умереть в юном возрасте не так страшно. А вот в мои лета надо поберечь себя, свои знания, умения, и дряхлое, уязвимое во всех смыслах тело. Всё одно, за долгие годы я растерял не только прыткость, но и элементарная сноровка приблизилась к нулю. Так что, в моем случае, вахта, пожалуй, самое лучшее времяпрепровождение». Закончив откровенную беседу с самим собой, механик достал свою любимую керамическую кружку с изображением гаек, болтов и прочих составляющих сложных механизмов. Налил горячовки, отхлебнул и довольный собой сладко потянулся, словно мартовский кот на солнце. Теперь можно было не спеша впасть в дрему, спокойно неся свою подводную службу. Минуту за минутой, час за часом – никакой опасности и прочих непредвиденных проблем.
ГЛАВА 4. ЧЕТ И НЕЧЕТ
Любые прегрешения можно исправить, выкупить или на худой конец забыть о них. Нужно всего-навсего прийти в святую обитель, помолиться тем неведомым мученикам, которых когда-то забрало море, и считай, все в порядке – путь в святую обитель тебе обеспечен. Но будет ли в подобном поступке хоть капля святости? Хоаким считал это пустой затеей. Его никогда не прельщали высокопарные слова и возможности каким-либо способом обойти установленные правила. И неважно, кем или чем именно они установлены. Главное, в этом простом поступке не будет того сакрального смысла, что заставляет поджилки людей трястись от предвкушения, а сердце замирать в самый неподходящий момент. Подобные затмения, как называл их мехиканец, происходили с ним нечасто. Но если что-то подобное случалось, момент этот запоминался навсегда, сохраняясь в памяти глубокой зазубренной. Такая метка образовывалась раз и навсегда. И сколько бы дней не проходило, как старательно память не пыталась бы стереть ненавистное воспоминание – все напрасно. Ты помнишь его так, будто произошло это вчера. Мельчайшие детали, крохотные подробности и ничего незначащие факты. Они, как ночные кошмары, преследуют тебя. И каждый раз ты чувствуешь это самое затмение. Резкий рывок, бессилие и учащенный пульс, разгоняющий неторопливый сердечный двигатель до невероятных оборотов. Вот что такое святость! Вот что такое истинная сила! У Хоакима подобных воспоминаний было ровно три. По числу частей света, где в свою бытность ему удалось побывать и навести шороху.
Первое затмение возвращало его в Берланду – песчаный район, отделенный от всего цивилизованного мира небывалыми по величине пустынями. Чужой мир, небо, барханы – он был для него чужим во всём. Почти такой же ненавистный, как тот где он очутился сейчас. С одним лишь исключением – Берланду бурлил и варился в собственной жестокости, словно змей, что умудряется пожирать свой хвост. Власть здесь разделялась на четкие жизненные постулаты: так хочу я, или так хочет мой главарь. Третьего просто не дано. Кстати, надо заметить, данные правила распространялись исключительно на тех, кто еще мог влачить свою жалкую жизнь под палящим солнцем кровавой Багзарты – столицы бескрайнего пустынного региона.
Хоаким тогда был одним из наемников Серебряного червя. Так называли самых отъявленных и беспринципных любителей скорой наживы. У них, в отличие от жителей Берланду, принципов оказалось еще меньше. А точнее, всего один: заказчик платит – работа выполняется! И неважно, на что придется пойти, чтобы добиться намеченной цели.
Куда привела его дорога наемника, Хоаким понял только потом, когда из пансионов стали выбегать одуревшие от страха и отчаянья люди. Они заприметили вооруженных гостей уже давно, но, как бывало в таких случаях, не сразу сообразили, что опасность угрожает именно им. Обычно мирные жители Берланду платили дань и не боялись кровавых расправ, случавшихся между бандами. Они оставались зрителями, которые ежемесячно выкупают собственную безопасность, а взамен получают немного спокойствия, а иногда и дикое представление с выстрелами, кровью и ревом моторов. При этом они никогда не вмешивались в хозяйские распри, а те, в свою очередь, дорожили своими поданными. Да и кто станет уничтожать собственный источник дохода? Немного припугнуть, прижать к ногтю, но не больше.
Но наемники были гостями. Гостями опасными, способными переступить через все мыслимые и немыслимые законы.
Мехиканец жал на курок, а его ноги тряслись, как у трехлетнего сопляка, которого напугал грозный рык соседского пса. И это было лишь начало! Когда пальба стихла, а окровавленные тела ни в чем неповинных горожан сгрузили в кучу, Хоаким испытал нечто невообразимое. Его в буквальном смысле вывернуло наизнанку, словно перчатку.
Ночью, засыпая с открытыми глазами, он видел тех, кого не приняли пески пустыни. Сущности являлись к нему, желая отомстить за отнятую жизнь. Они требовали долг и грозили ужасными проклятиями.
Спустя неделю болезнь только усугубилась. Хоаким стал видеть мертвецов уже днем, наяву. Они сопровождали его повсюду. И, как говорят в таких случаях, самую заразную хворь можно вывести только другим еще более сильным недугом. Тут и наступило время для второго затмения.
Искупить свою вину мехиканец решил в долине Последнего слова. Так называли тюрьму Гвенемара, самое мрачное и злое место на всем Восточном побережье Нескучного моря. Он пытал, но чужая боль не приносила облегчения. Он заставлял говорить, только слова признания не казались правдивыми. Он видел страдания, но они оказывались напрасным. В рядах инквизатории Хоаким продержался недолго, около двух лет, если не брать в расчет его долгие и болезненные попытки убежать от самого себя. И вновь он ощутил на себе ужасную длань неведомой силы. Душа разрывалась на части, когда Хоаким понял, что и здесь он совершил ошибку. А что же с правдой, которую он так искал? Наверное, она, будто птица Феникс, ускользнула от него, помахав на прощание крылом. Пытаясь искупить грех, мехиканец лишь навешал на себя еще пару сотней безвинных душ.
Попав в подводное царство вечного полумрака и невыносимой прохлады, он, наконец, успокоился. Нет, не смирился, а именно успокоился. Утопив в себе давно забытые воспоминания, тревожившие его израненную душу, Хоаким попытался в очередной раз начать все сначала. Забыть старые проступки. Ошибки. Тяжелые, непоправимые ошибки. И всё вроде бы получилось, но надо было такому случиться, что воспоминания, улучив самый неудачный момент, нахлынули с новой силой.
– С тобой все в порядке?
Стиснув зубы, Хоаким вцепился в металлический бок бурава, словно собирался разломить его пополам.
– Все в норме. Почти. Не волнуйся, бригадир, я справлюсь. Наверное, остаточное влияние Глубины, будь она неладна!
Стрелок решил, что приступ прошёл, но нервное напряжение, кружившее вокруг него, никуда не делось.
С мехиканцом творилось что-то неладное, но что именно бригадир понять был не в силах. Однако вывод напрашивался сам собой – спускать глаз с громилы в ближайшие часы пребывания в Подземье не следует.
Хоаким остановился и попытался глубоко вздохнуть, получил своё третье и, пожалуй, самое сильное затмение. Необычный город, а точнее подводная зала, внезапно превратилась для него в самый настоящий Морской храм. То самое место, куда можно прийти беспутным грешником, а выйти заново рожденным. Именно в этом месте он почувствовал, что способен окончательно расслабиться и скинуть с себя шелуху старых грехов. Видение оказалось настолько четким, будто пришло из воспоминаний. И чужой мир в один миг стал родным, а цель вполне ясной.
Он во что бы то ни стало должен найти это место. И тогда он, наконец, обретет покой.
Высокие каменные своды, украшенные бесчисленным количеством элюмов, напоминали звездное небо. Но не то, которые люди привыкли видеть вдалеке от погрязших в свете газовых ламп и стальных облаков городах, а то, что накрывает тебя с головой, будто зловещее пророчество. Чёрное, как смоль, запутавшееся в бежево-рыжих туманностях, где звезды – не путеводные нити, а напротив, на таком кошмарном полотне они вечные узники-души, и им не найти покоя в этом бесконечно пустом пространстве.
Пытаясь найти точку опоры, Хоаким ненадолго остановился, закрыл глаза и глубоко вздохнул, чувствуя невероятную тяжесть в ногах. Затмение ушло стремительно и безвозвратно. Чужие голоса, шепот, мольба – они выветрились безвозвратно, словно и не было их вовсе. На лице стрелка робко заиграла измученная улыбка. Он с легкостью уловил знак, способный окончательно расставить все по своим местам. Данное путешествие – единственный шанс для него, наконец-то, искупить вину за все то зло, что накопилось в жизненном рюкзаке за долгие тридцать лет.
– Может быть привал? – предложил Кимпл.
– Думаю, не стоит, со мной все в порядке, – устало произнес стрелок.
– Уверен?
Хоаким обернулся и посмотрел на ренегата и неотстающую от него мисс Финчер. Крошин без устали крутил головой, что-то конспектировал в свой маленький блокнот, а интендант, не отпуская рукоять кортика-кинжала, не отставала от него ни на шаг.
– Бригадир, позволь вопрос? – не спеша начал мехиканец.
– Валяй.
– Ты единственный из нас, кто знает эту службу вдоль и поперек. Десять лет на коконе, еще столько же в береговой охране. Скажи, разве встречаются в адмиралтействах или в тайном ведомстве подобные раздолбаи?
Кимпл сразу понял, куда клонит стрелок, поэтому с ответом не торопился.
– А что тебя так удивило в ренегате?
– Если честно – все! – Хоакин успокоился и попытался увеличить расстояние между ними и группой шагов до двадцати. – Только не говори, что ты не заметил его осведомленность почти во всех важных вопросах?
В ответ бригадир лишь пожал плечами:
– По-моему, вполне обычная канцелярская мурена, которая не видит ничего дальше своего носа, зато великолепно чует обман и наличие стопроцентных предателей.
– Нет, по-моему, тут что-то другое, – не согласился Хоакин. – Одно дело рыться в чужом белье и совсем другое – когда ты даже не знаешь, как выглядит это самое белье. Понимаешь, к чему я клоню? Он ведет себя как зеленый новичок, впервые ступивший на палубу. Не знает очевидного, удивляется простым вещам, да и цель всей нашей операции слишком размыта. Нас словно гонят по чужой указке, непонятно куда и неизвестно зачем. Лично у меня складывается впечатление, что они сами не знают, куда и зачем идут.
– Официально мы являемся поисковым отрядом. Здешние пещеры и коридоры всего в пятнадцати-двадцати милях от места гибели батисферы капитана Алонсо… И возможно…
– Все это далеко не секрет, бригадир. Не надо пудрить нам мозги! – недовольно поморщился Хоакин. – Вы, руководство, зачастую слишком поверхностно оцениваете ситуацию и строите планы прямолинейно, так, как велит вам ваш кабинетный кодекс, вдали от опасности и реальности чужого мира. Только в отличие от аншефа и прочих командиров, ты здесь с нами, бригадир… Поэтому не стоит юлить. Либо выкладывай, как оно есть, либо этот разговор не имеет никакого смысла.
Подобного напора Кимпл никак не ожидал. Тем более от неразговорчивого и непритязательного во всех отношениях мехиканца. Кто бы мог подумать, что в голове стрелка кроется что-то большее, кроме прямолинейной демонстрации силы.
Бригадир недоверчиво уставился на Хоакима, задавшись одним простым вопросом – а не Глубина ли управляет языком здоровяка? Не она ли, старая стерва, затеяла этот весьма нелогичный разговор?
– Брось, бригадир, – заметив настороженный взгляд капитана, фыркнул мехиканец. – Я видел тебя, когда перед самым отплытием ты завалился в каюту к этому пришлому, мать его, ренегату, – и, выдержав паузу, добавил: – Хватит водить нас за нос, как приблудных щенков. Мы одна команда и пока что каждый член этой команды должен чётко понимать свою задачу и видеть цель. А не болтаться как сардина посреди планктона! Что происходит, Кимпл?
– Хорошо, тогда слушай, – довольно быстро, по мнению Хоакима, сдался бригадир. – Ты прав, нашему аншефу известно не больше нашего. Он лишь выполняет приказ, поступивший сверху.
– А если быть точным, оглашенный ренегатом Крошином.
– Именно. И этому пришлому, как ты выразился, думаю, известно не так уж и мало. Перед отплытием в рейд он довёл до меня, что шелф Псион подал сигнал бедствия. Несколько коротких сообщений с промежутками в три часа. Кислорода у них впритык, но Крошин считает, что они смогут продержаться до нашего прибытия.
Новость не произвела на Хоакима никакого впечатления. Он словно ожидал подобного ответа и воспринял информацию как источник для новых вопросов.
– Ничего не понимаю, – лишь сказал он. Тихий спокойный голос. И вновь череда несостыковок, которые пришли в голову не только стрелку. – Скажи, зачем тогда мы прёмся в Чет, к эти простодушным ихтианам? Разве нельзя поговорить с Ануком, показать ему карты, приблизительные ориентиры, и он сам отведет нас к Псиону. К чему такие сложности? И еще, разъясните мне неучу, каким образом нам удастся вытащить огромный шелф из каменных тисков?
– Думаю, нам не придётся этого делать. И еще, хочешь знать моё мнение, если нам удастся добраться до обломков батисферы, найдём разве что обуглившиеся останки, – быстро произнёс Кимпл и, немного помолчав, добавил: – Больше у меня нет для тебя ответов. Но скажу одно – пока находимся в подчинение ренегата Крошина, мы обязаны выполнять его приказы. И действовать чётко, согласно подводному уставу. Ошибки обсудим потом, когда закончится рейд.
– Получается, ты просто слепо доверяешь адмиралтейской мурене? – удивился Хоаким.
– Пока да. Но знаешь, у меня существует великое желание избавиться от поводыря и прозреть.
– Ну-ну, посмотрим. Только вот опасаюсь я, а что если ты обретёшь свои зенки слишком поздно, когда твоя самонадеянность заведёт нас в такие дебри, что обратно пути уже не будет…
– Боишься смерти? – прищурился Кимпл.
– Боюсь не достигнуть намеченной цели!.. – рявкнул Хоаким и сплюнул себе под ноги.
Путь тянулся между огромными сталактитами, огибал опасные грани сталагмитов и упирался в висячие мостики, помогающие перебраться через ледяные воды рек Подземья. А мощные поручни, скованные между собой ржавой металлической цепью, наводили на мысль, что ихтианы достаточно трудолюбивы. Иначе никак нельзя было объяснить четкие границы тропки, указатели со странными символами, а также бесчисленное множество гигантских горшков, в которых росли новые элюмины. Рассадники ставили в тех местах, где начинался полумрак. Отжившим свой срок кораллам для перерождения необходимо было, по меньшей мере, три-четыре десятка часов, чтобы на каменных стенах появлялись первые ростки святящихся граней.
Анук не замолкал ни на минуту, демонстрируя гостям особенности своего мира. Правда, его рассказ вскоре потерял содержательность и стал довольно утомительным, чтобы слушать его дальше, но достаточно быстрым, чтобы исхитриться прервать ихтиана хотя бы на минуту. Или перевести разговор в иное русло. Хотя назвать эту трескотню беседой было бы неправильным. Кимпл слышал исключительно голос Анука, и лишь иногда его перебивал осторожный вопрос Крошина. Судя по всему, ренегат мирился с непривычной для него ролью вечного слушателя, но даже у самого уравновешенного человека, в отличие от ихтианов, наступает предел. И тогда…