По выходным я не работаю. Это мое правило. Мертвым терять нечего, они легко могут подождать. Что же касается живых, то, как бы я ни уважала своих доверчивых пациентов и ни дорожила ими, проблемы их настолько глубоки и фундаментальны, что пара дней тишины ничего не изменит.
Чего нельзя сказать про меня. Тишина и одиночество сводят меня с ума. Особенно остро я ощущаю это осенью. С каждым новым днем, неминуемо приближающим меня к 25 октября.
От одиночества я традиционно спасаюсь встречами с Джесс по субботам и раз в две недели по воскресеньям визитом в родительский дом. Мне важно быть с кем-то. Мне важно хотя бы на два дня становиться кем-то другим.
Но кому нужны правила, если их нельзя нарушать? Сегодня суббота, и я отменила нашу с Джесс традиционную игру в теннис, а вместе с ней и променад по Пятой авеню в угоду новому знакомству.
Готовясь к этой встрече, я не зажигаю свечии не включаю заунывную музыку, которой беспощадно мучаю пациентов пять дней в неделю. Будь я на их месте, то первое, о чем попросила бы, оказавшись в этих стенах, была бы тишина. Но до этой простой и даже банальной просьбы пока никто так и не додумался.
Переступая мой порог, они безоговорочно принимают все и соглашаются со всем, что здесь происходит. Музыка, свечи, хрустальный шар, потертые карты Таро, ножи, хвосты и клыки животных – все это приводит их в такое оцепенение, что порой на долю секунды они даже забывают, зачем пришли.
Мне нравится наблюдать за их растерянностью и какой-то детской беспомощностью. В такие моменты очень многое можно понять о человеке.
Неуверенный стук в дверь, и моему томительному ожиданию подходит конец. Изогнутая ручка плавно опускается, и в комнату входит она.
Сначала я слышу ее дыхание: частое и свистящее. Очевидно, в здании снова не работает лифт, и девушке пришлось воспользоваться лестницей. Наконец, переступив порог и прикрыв за собой дверь, я получаю возможность как следует ее рассмотреть. Она выше меня на пару дюймов, но при этом имеет гораздо более округлые формы: полную грудь, размера не меньше четвертого, округлый живот – порядка шести месяцев беременности, широкие бедра, отекшие ступни и пальцы на ногах, похожие на маленькие сардельки, с идеальным нюдовым педикюром.
Она делает шаг вперед, и ее резиновые шлепки отрываются от пола с характерным чавкающим звуком. Слишком громко для звенящей тишины этих стен, она едва заметно вздрагивает, тревожно озираясь по сторонам. На долю секунды мне кажется, нам удается даже установить зрительный контакт, но в следующий миг Клэр делает еще один шаг вперед – и теперь она уже внимательно изучает убранство комнаты.
Каждый раз, впуская сюда нового человека, я точно сама впервые совершаю путешествие в это пространство. Стену, которую я вижу из своего укрытия, украшает множество монохромных фотографий в черных деревянных рамках. С этих снимков на меня смотрят одинокие женщины, грустные мужчины и даже группы людей, остановленные в моменте: за обеденным столом, на стройке и просто на фоне стены. Какие-то из них я приобрела на гаражных распродажах, другие купила на интернет-аукционах, но многие самостоятельно искала по ночам в интернете. Да, у нас с ними нет кровного родства, но для Джены-медиума они настоящая семья. Большая и шумная. Десятки образов, голосов, но, главное, характеров и судеб.
– Добрый день, Джена, вы здесь? – спрашивает девушка, почти глядя на меня в упор.
Ну что ж, пора вступать в игру. Отдернув занавеску, я выхожу из своего укрытия, приветствуя гостью сдержанной улыбкой.
– Джена?
– Да, это я, а вы…
– Клэр Уотсон, – представляется она, устремляя на меня взор небесно-голубых глаз. В детстве я и сама была обладательницей таких же, но с возрастом цвет потемнел и стал схож с грозовым холодным небом. Клэр Уотсон же повезло сохранить эту небесную чистоту. – Спасибо, что согласились на эту встречу.
Скрещиваю руки на груди. Перезвон браслетов привлекает внимание гостьи. Она внимательно разглядывает мой наряд, я же оцениваю не только ее внешний вид, но и уровень заинтересованности в этом деле.
Она молода и привлекательна: длинные каштановые волосы, миндалевидная форма глаз, чувственные губы. Она могла бы быть подружкой и даже невестой Пола, но об этом не было никакой информации в прессе. Фанаткой?
– Я не могла иначе. Вы написали, что боитесь за свою жизнь.
Она грустно улыбается, опуская взгляд, рука ложится на округлый живот.
– И не только за свою, – отвечает она, снова глядя мне в глаза.
– Вы были в полиции?
– Нет, – она качает головой. – Я не могу. Мне никто не поверит.
– А чем я могу вам помочь? Я медиум, а не телохранитель.
– Знаю. Я бы хотела поговорить с Полом. Вы же можете это устроить?
В ее взгляде мольба.
– Он ваш родственник?
– Не совсем. Он…
Девушка отводит взгляд в сторону, кусая щеку изнутри.
– Прошу вас, мне это очень нужно.
Еще несколько минут назад она была для меня возможностью. Теперь же я остро чувствую, как возбуждение сменяется глубоким разочарованием. Глядя в ее бездонные голубые глаза, я читаю ее как открытую книгу. Еще одна наивная дурочка, ведомая гормонами: забеременела от звезды в надежде на алименты, а теперь, судя по степени отчаяния в глазах, легко может оказаться ни с чем.
Ну да, в некотором смысле ей и правда угрожает опасность. Только это совершенно точно не та опасность, на которую я рассчитывала. А ведь я могла бы сейчас бегать по корту в Маккаррен-парке, пытаясь с лету отбить коварный форхенд[1] Джесс, но вместо этого я жестом приглашаю свою гостью пройти в комнату для спиритических сеансов.
Мы садимся за круглый стол, покрытый бархатной скатертью с шелковой бахромой. В комнате темно и душно. Палочки благовония пропитали воздух ароматами ладана, сандала и мирры. Запах специфический, но Клэр ведет себя так, будто это самый привычный для ее обоняния букет.
Я зажигаю большую красную свечу и, прочитав заклинание, которое обычно придумываю на ходу, в зависимости от ситуации, ставлю ее в центр стола.
– Сконцентрируйтесь на своем желании и смотрите на пламя, – командую я.
Зачастую такая просьба вводит моих гостей в ступор, справившись с которым они начинают забрасывать меня самыми разными вопросами: А как формулировать мысль? А как правильно это делать? Как держать руки? Нужно ли читать молитву?
Клэр же, не проронив ни слова, спокойно направляет свой взор на желтый язычок пламени.
Занятно.
– У вас есть с собой его личные вещи? – ровным голосом спрашиваю я, мысленно продолжая: «Откуда им взяться? Не нижнее же белье она мне сейчас на стол положит?»
– Да, у меня его кольцо, – мгновенно реагирует Клэр, открывая свою сумочку, что по-прежнему переброшена через плечо и свисает со стула. – Этого достаточно?
Она протягивает мне массивный перстень, представляющий собой ажурное сплетение крученых золотых канатов, больше похожих на змей с разинутыми ртами, пытающихся ухватить внушительных размеров синий продолговатый камень.
Готовясь к этой встрече, я просмотрела немало материалов, посвященных Полу Моррису. На многих снимках он был изображен не только на сцене, но и в домашней обстановке, когда его рука свободно лежала на подлокотнике дивана, а безымянный палец правой руки украшал именно этот перстень.
– Да, этого вполне достаточно, – отвечаю я, снова окидывая ее взглядом.
Вероятно, Клэр Уотсон и сама не привыкла еще видеть себя с лишними килограммами, равномерно распределившимися по всему ее телу, и все же она совершенно точно не та, кем кажется. Беременность придала ее внешности обманчивую мягкость и рыхлость, но сейчас, заглядывая в ее глаза, я вижу не только страх и растерянность, но и сильную волю.
В груди приятно щекочет от вновь зарождающегося возбуждения.
Может быть, я поторопилась с выводами?
– Начнем? Он уже здесь?
– Нет, и я должна предупредить, что с первого раза вызвать дух не всегда получается.
– Почему?
– Много нюансов, так просто не объяснить, но будем надеяться, что все получится. Вы, я так полагаю, были достаточно близки, раз покойный оставил вам такой щедрый подарок.
Клэр поджимает губы в грустной улыбке, нерешительно кивая.
– Так кем же вы приходитесь Полу Моррису?
– А это так важно?
– Это поможет установить контакт, но если вы…
– Друг детства, этого достаточно?
Клэр отводит взгляд в сторону. Продолжая сохранять спокойствие, я достаю из единственного в столе выдвижного шкафчика колоду Таро. Давно отработанными движениями тасую карты, периодически поглядывая на Клэр. Она напряженно что-то говорит одними губами, неотрывно наблюдая за колышущимся огоньком пламени. Поделив колоду пополам, по стопке в каждую руку, я уверенно слистываю карты большими пальцами так, чтобы они поочередно падали на стол и пересекались. И только после этого предлагаю ей снять колоду.
Клэр сдвигает от себя.
Я начинаю быстро выкладывать карты лицевой стороной вверх. Заглавной я выбираю карту «Императрица», потому как сейчас меня куда больше занимает сама Клэр Уотсон.
В историю про друга детства я не верю. Нет, возможно, они действительно знакомы с юных лет, но кольцо он ей дал отнюдь не в песочнице. На воровку она не похожа, а значит, он точно отдал его по собственной воле. Вариант одноразовой фанатки отпадает, если артист будет благодарить так каждую свою поклонницу, то работать он будет только на случайный секс. Очевидной версией можно было бы считать любовную интрижку, но в прессе о личной жизни Пола Морриса не было ни единого упоминания.
Я выкладываю еще одну карту – девятку мечей.
– Что значат эти карты? Я думала, мы будем пытаться установить с ним контакт.
– Все верно, будем. Но для начала нам нужно подготовиться. Карта «Императрица» служит символом обновления. Иногда такой аркан сигнализирует о скорой свадьбе или рождении ребенка.
Клэр тяжело вздыхает, почти незаметно ерзая на стуле.
– Но вот «Девятка мечей» уже говорит о тревогах, страхах и даже чувстве вины. То есть все те радости, которые наполняли вас, внезапно обернулись тяжелым бременем, – говорю я, выкладывая на стол еще одну карту. – Ну и, наконец, «Пятерка жезлов» предостерегает о равносильном сопернике, чье мнение сильно отличается от вашего.
– Что вы хотите этим сказать?
– Здесь говорю не я, только карты и духи. Ну что ж, давайте попытаемся пригласить Пола Морриса, – предлагаю я, устанавливая в центр стола магический шар.
Свечу, на которую так неистово молилась моя гостья, я убираю на тумбочку, что находится рядом с вентиляционной трубой. Шоу начинается.
Я кладу руки на стол, и уже через миг ощущаю в своих ладонях холеные, заметно отекшие пальцы Клэр. Отличный способ рассмотреть кисти, не привлекая ненужного внимания. На пальцах нет украшений, зато есть едва заметная бороздка на безымянном пальце левой руки, ровная и тонкая. Такую могло оставить обручальное кольцо, но никак не массивный перстень Пола Морриса.
– Ариэль начинает это, Барадиэль направляет это, Дева проявляет его, Элогим желает этого, – повторяю я зловещим голосом где‐то вычитанное заклинание, которое за годы практики изрядно изменила и исковеркала на свой лад.
Порой я забываю отдельные строчки, а потому перескакиваю с одного имени на другое. Но сегодня я забыла все, кроме первого четверостишия, а потому произношу его снова и снова, играя с интонацией и мощностью голоса.
– Ариэль начинает это, Барадиэль направляет это, Дева проявляет его, Элогим желает этого. Я призываю духа Пола Морриса! Мое тело твое – действуй, мои глаза твои – наблюдай, мой голос твой – говори. Я призываю духа Пола Морриса!
Глаза Клэр напряженно бегают по кругу в отчаянной попытке уловить присутствие потустороннего мира. Я же закрываю глаза и, затаив дыхание, молча жду.
Раз. Два. Три.
– Боже, он здесь! Он здесь! – как сумасшедшая, вопит Клэр, отдергивая руки. – Вы это видите?
Конечно, я это вижу. Я это наблюдаю всякий раз, когда в эту комнату входит новый пациент и мне нужно завоевать его доверие. Для них это истинная магия, волшебство. Бесспорное доказательство того, что нам удалось установить контакт с миром мертвых. Наивные. Если бы они только знали правду: каждый день ровно в одиннадцать утра в подвале включается система центральной вентиляции. Она работает довольно шумно, но зато ровно пять минут, и на пятом этаже не слышно ни звука, здесь ощущаются только воздушные вибрации.
Я открываю глаза так, будто веки мои склеены и это простое движение стоит мне невероятных усилий. На Клэр я больше не смотрю, я вижу только пламя свечи.
– О боже, это ты! Пол? Скажи хоть что-нибудь! – продолжает возбужденно Клэр, снова хватая меня за руки.
Продолжая имитировать заторможенность, я тяжело закрываю глаза.
– Я скучаю. Я очень скучаю по тебе. А ты? Ты скучаешь по мне?
– Почему? – спрашиваю я, стараясь придать своему голосу интонации, которые подслушалав одном из видеоинтервью Пола Морриса. – Зачем ты это делаешь?
– Зачем? Что я делаю? Зачем пришла сюда?
Я смотрю на нее исподлобья и очень медленно качаю головой. Веки мои прикрыты так, что я едва ее вижу, зато отчетливо слышу, как бешено бьется ее сердце.
– Ты обещал, что все это закончится, и что из этого вышло? Все стало еще хуже… много хуже. Ты обещал позаботиться о нас, но что теперь? Мне страшно. Я не знаю, что делать.
– Ты знаешь, что нужно делать, – отвечаю я.
– Знала. Я хотела быть с тобой. А теперь я боюсь. Он и меня убьет. Ведь это он сделал, да? Он? – Клэр заглядывает мне в глаза, я стараюсь контролировать свои эмоции, чтобы случайным жестом или взглядом не обвинить в убийстве человека, о котором она говорит. – Что мне делать?
– Ты знаешь правду. К чему вопросы? – продолжаю я, тяжело роняя голову на грудь.
– Какую правду? Все думают, что это все Рокки, но он не мог. И ты это знаешь, мне никто не поверит. Они все молчат, бездействуют. Твоя смерть не была несчастным случаем. Я это знаю, и ты это знаешь, да? Ну скажи, ведь я права, да?
Боковым зрением я вижу, как свеча приходит в спокойное состояние. Время вышло.
Я делаю глубокий вдох. Представление окончено.
Взгляд Клэр мечется между мной и пламенем свечи, что спокойно тянется ввысь. Она озадаченно смотрит мне в глаза, все еще надеясь на присутствие в комнате Пола Морриса.
Жаль расстраивать, но я уже совершенно точно не в образе. Тонко улыбаюсь, демонстрируя ей свое замешательство.
– Он ушел, да? – спрашивает она с выражением невыносимой муки на лице.
– Вам удалось с ним поговорить? – интересуюсь я сдавленным голосом. Начинаю кашлять, словно в горле у меня что-то застряло.
– Это сложно назвать разговором. Давайте попробуем еще раз.
– Боюсь, это невозможно. Не сегодня. Этот ритуал забирает очень много моих сил.
– Хорошо, тогда завтра?
– Я постараюсь найти для вас время среди рабочей недели. Но он вам что-то сказал уже сегодня?
– Нет. Я ничего не поняла, какие-то странные вопросы.
Клэр пожимает плечами, рассеянно глядя перед собой. Я же продолжаю хранить молчание, наблюдая за ней, пытаясь отследить ход ее мыслей. В своем письме она четко дала понять, что не только считает смерть Пола Морриса убийством, но и уверена, что ее может постичь такая же участь. И все же она не пошла в полицию, а пришла ко мне. К медиуму!
– Я думаю, вы лукавите. Духи никогда не задают вопросы, на которые не могут получить ответы. Подумайте об этом, – нарушаю я изрядно затянувшуюся паузу.
– Наверное, вы правы, – откликается Клэр, едва заметно вздрагивая, точно я отвлекла ее от какого-то важного занятия.
Не сказав больше ни слова, она достает из сумочки три сотенные купюры и кладет их на стол. Многие пациенты предпочитают платить за мои услуги наличкой, поэтому в этом нет ничего удивительного. И все же я никак не могу отделаться от странного ощущения неправильности происходящего.
– Вам действительно угрожает опасность или вы написали это специально, чтобы не томиться в ожидании своей очереди?
– Думаете, я стала бы шутить такими вещами? – вопросом на вопрос отвечает она, и я вижу, как ее губы искривляются в подобии улыбки. – Нет, это правда.
– Вам поступали какие-то угрозы?
– Если бы все было так просто, – хмыкает она, облокачиваясь на спинку своего стула и обращая свой взор к потолку. – Зачем ему так подставляться? Тем более я и так у него в руках.
– О ком вы говорите?
– Неважно. У меня все равно нет никаких доказательств. Мое слово против его. – Клэр горько вздыхает. – Мне и раньше-то никто не верил, а теперь так и подавно.
Опершись на стол, она тяжело поднимается на ноги, выгибает спину, округлый живот опасно натягивает тонкую ткань комбинезона. Потянувшись вперед, она берет со стола перстень и, бросив на него короткий взгляд, быстро прячет в сумку. Не думаю, чтобы она когда-то открыто носила его на своей руке.
– Вы замужем, не так ли? – спрашиваю я, когда Клэр собирается уже покинуть эту комнату.
Она останавливается в дверях, тревожно глядя на руку. На долю секунды мне кажется, что ответа не будет. Но вот она оборачивается, устремляя на меня взгляд, полный горечи и тоски.
– Я пришла к вам не за этим, – говорит она и, не прощаясь, выходит за дверь, оставляя меня наедине с мучительным вопросом: у меня есть дело или нет?